Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен - Анатолий Уткин

Итак, Англия и доминионы спешили поделить германское и турецкое наследство; Франция — демобилизовать Германию, нейтрализовать ее военную промышленность и осуществлять над ней контроль; малые страны стремились определить себя в максимальном территориальном объеме. Пока союзники еще не создали антиамериканского фронта на самой конференции, это было чревато взрывом, опасностью раскола с непредсказуемыми последствиями.

15 февраля пушки Бреста отсалютовали американскому президенту, отбывшему в США. Позади были шесть недель жестокой дипломатической битвы. Наступила пора подведения итогов. Правда, в Париже еще велись бои и Хауз сообщал ему не очень ободряющие новости, но все же промежуточный финиш был достигнут. Какими были итоги? Прежде всего Вильсон не ожидал встретить на конференции скрупулезное обсуждение деталей. Вильсон не предполагал, что союзники так быстро откажутся от угодливости военных лет. Он ошибался, считая, что в Европе установится зыбкое квази-равновесие, и не думал, что Клемансо, Ллойд Джордж и Орландо бесстрашно ринутся против него, защищая интересы национальных отрядов буржуазии. Ведь ясно же было, что все они стоят на краю вулкана, именуемого социальной революцией. Президент недооценил мощи центробежных сил.

Вильсон принял особые меры предосторожности, чтобы парижские партнеры не знали, что он даже в отдалении следит за ходом дел в Париже. Из тайных сообщений Хауза он знал, что у трех его главных партнеров дела шли неважно. По пути на встречу с Хаузом в Клемансо стреляли, и пуля, угодившая под лопатку, уложила Тигра в госпиталь. Внутренние проблемы отвлекли Ллойд Джорджа от мировых дел, и он застрял в Лондоне. В Риме премьер-министр Орландо не встретил понимания достигнутого им с Вильсоном компромисса в вопросе о спорных территориях на адриатическом побережье. Ни у одного из лидеров избранной четверки не было видимых позитивных результатов.

Вильсон очень надеялся, что в его отсутствие полковник Хауз не даст угаснуть американской инициативе. Он верил, что оставляет дело в надежных руках. «Вам предстоит тяжелая работа, Хауз», — сказал президент, при прощании обнимая с несвойственной ему фамильярностью советника за плечи. Именно ему, а не Лансингу поручил Вильсон фактическое руководство американской делегацией, хотя формально руководителем значился госсекретарь. Главный наказ Вильсона Хаузу — не обсуждать вопросов о территориальных изменениях и репарациях, то есть как раз того, к обсуждению чего рвалась европейская дипломатия. Единомышленники — Вильсон и Хауз — очертили четыре пункта предлагаемого ими решения германской проблемы: 1) сокращение наземных и морских сил Германии; 2) изменение германских границ и лишение Германии колоний; 3) определение суммы выплачиваемых Германией репараций и срока их выплаты; 4) соглашение об экономическом положении Германии. Вильсон, поступая согласно установившейся между ними традиции, не оставил Хаузу письменных инструкций, надеясь на имеющееся взаимопонимание. Пожалуй, это был последний случай такого доверия.

Вильсон помрачнел, когда Хауз пообещал ему «решить все за четыре недели». Видя реакцию шефа, полковник стал смягчать свою мысль: он имел в виду предварительное согласие. Президент взял с него слово не поступаться принципиальными положениями. Особенно ни в коем случае не соглашаться с намерением Франции образовать Рейнскую республику из западных земель Германии. Это нарушило бы равновесие в Европе в пользу Франции, а Вильсон видел возможной реализацию своих планов только в условиях примерного равновесия противостоящих в Европе сил.

Но более, чем какая-либо другая, над заговорщицки действующими дипломатами в Париже нависла проблема, как бороться с революционным подъемом в Европе. Проблема России затмила к моменту выработки устава Лиги Наций все прочие. Англичане, которых 14 февраля сверхэнергично представлял Уинстон Черчилль, и японцы требовали немедленной крупномасштабной интервенции. Клемансо настаивал на участии американских контингентов в планируемой ими центральноевропейской армии, действующей против России.

В США первые шаги по созданию Лиги Наций первоначально вызвали одобрение правящего класса. Популярным стало обращение к библейским сравнениям. «Нью-Йорк трибюн» писала 25 февраля 1919 г., что устав Лиги Наций содержит идеи «почти столь же возвышенные, как и идеи Нового Завета». На Среднем Западе ту же самую тему развивала «Сент-Луис глоуб-демократ»: «Итак, устав рожден, и ни одно решение в истории, за исключением одного, не имело большего значения для человечества». Многое говорилось в те дни о «Pax Americana», принадлежащем Америке веке. И Вильсон решил начать борьбу за этот век с первого же шага на американской земле.

Политические советники рекомендовали высадиться не в Нью-Йорке, а в Бостоне, где сторонники Лиги Наций имели надежный оплот. И здесь предзнаменования не порадовали суеверных. У входа в гавань течение тянуло судно с такой силой, что сложилось впечатление о возможности катастрофы. Обеспокоенный Вильсон тщательно спрятал текст устава, готовясь к худшему. Внезапно пошел густой снег, и это заставило бросить якорь. Лишь на следующий день, 24 февраля 1919 г., губернатор Массачусетса (и будущий президент США) К. Кулидж поднялся на борт «Джорджа Вашингтона». В городе отмечали прибытие Вильсона как национальный праздник. Школы были закрыты, а жители Бостона высыпали на улицы по маршруту следования президентского кортежа. Кулидж охарактеризовал прием как «еще более примечательный, чем оказываемый прежде генералу Дж. Вашингтону, более единодушный, чем любой продемонстрированный со времен Авраама Линкольна». Неизбежными были сравнения устава Лиги Наций с Декларацией независимости и Великой хартией вольностей. Прием обнадеживал, но Вильсон не заблуждался: Бостон был оплотом демократов, а следовало готовиться к битве с республиканцами. Перед огромной толпой президент осудил «узкие, эгоистичные, провинциальные цели» и предупредил: «Во мне течет кровь воителя, и позволить ей пульсировать — это восторг… Мы не ограничиваем наши концепции и цели Америкой, и мы освободим человечество. Если мы не сделаем этого, вся слава Америки увянет и вся ее мощь рассеется. Думайте об этой партии, думайте о том мраке, в который может погрузиться мир… И всякий, кто подозревает, что Америка разочарует мир, не знает Америки. Я приглашаю вас присоединиться к чувствам нации». Националистический мотив был пущен в ход со всей силой. Американцев приглашали перестроить мир по-американски.

На волне общенационального ажиотажа противники-республиканцы не рискнули подвергнуть сомнению идею Лиги до выступления президента перед конгрессом. Вечером 26 февраля президент устроил в Белом доме банкет для тридцати четырех членов конгресса. Яркие огни впервые осветили президентский дворец после двухлетнего военного затишья. После обеда конгрессмены расположились в креслах, расставленных в форме подковы, в открытой части которой их ждал Вильсон. Из его кармана на пол выпал каштан — талисман, хранимый им с давних лет на счастье. Талисман упал — еще один дурной признак.

Президент изложил слушателям итоги заседаний в Париже, а затем в течение двух часов отвечал на вопросы, главный смысл которых сводился к тому, сможет ли Америка утвердиться в качестве лидера, не ловушка ли эта Лига Наций. Не все конгрессмены были удовлетворены словесными гарантиями президента. (Политические противники критически отметили и скудную выпивку, и качество сигар, и манеры хозяйки.)

Главный противник идеи вильсоновского вторжения во внешний мир выступил спустя два дня. Сенатор Лодж постарался суммировать контраргументы против устава. Он, разумеется, начал с цитирования предостережения президента Вашингтона об опасности для США вмешиваться в европейские дела, о том, что достаточно «доктрины Монро», обеспечивающей Соединенным Штатам преобладание в «обеих Америках». Кульминации речь Лоджа достигла тогда, когда он приступил к критическому рассмотрению статьи 10 устава, которой Вильсон придавал особое значение. Эта статья предусматривала, по существу, полицейские функции США в мире, легализовывала военное вмешательство США в военные конфликты вдали от американских берегов. Сенатор Лодж прямо назвал это обязательство США перед Лигой Наций «очень опасным обещанием». С максимальной отдачей «поработал» Лодж над аргументацией опасности создания некоего наднационального правительства, которое может лишить США свободы маневра на мировой арене и, хуже того, вовлечь в конфликты, где интересы США никак не затронуты. Что же делать с предлагаемым уставом? Значительно исправить: «Я не думаю, что интеллект его создателей и их положение в мире столь преобладающи, что мы не можем предложить дополнений к уставу этой Лиги».