Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах - Андрей Дышев

— Напрасно, — сказал он.

— Ну-ка, гражданин, вставайте! — приказал ему Борис и отвесил довольно крепкую оплеуху.

Я, морщась от боли, принялся догонять Ризо и Валери. Когда я поравнялся с ними, Валери сказала:

— Спасибо, дальше я пойду сама.

Ризо опустил ее на землю и только теперь смог пожать мне руку.

— Я тебе должен, — сказал я.

— Вот я за долгом и пришел.

Если на свете и бывает чудо, так это мужская дружба. Слезы сами собой навернулись мне на глаза. Серые холмы поплыли передо мной, превращаясь в штормящее море.

Возвращение на дачу я помню смутно, словно это происходило во сне. У меня едва хватило сил, чтобы дойти до кишлака. Там нас встретил Глеб и едва не задушил Валери в объятиях. Где ж ты раньше был, братишка, подумал я. Валери в нескольких словах рассказала ему о наших злоключениях. Глеб стал мрачнее тучи и, отведя картавого в сарай, как я полагаю, разрядил на нем свое раздражение, затем снова вывел во двор — ссутулившегося, с залитым кровью лицом, точнее, тем, что от него осталось, и заставил его влезть на прицеп трактора и лечь на доски лицом вниз.

Мне стало противно от этой трусливой демонстрации силы над раненым и связанным человеком, который сейчас был не опаснее барана, уготовленного на убой.

— Почему ты не ждал нас на отмели? — спросил я его, чувствуя, как во мне вскипает злость.

Валери поняла, что я завожусь, встала между мной и Глебом.

— Не надо, Кирилл, — ласково сказала она. — Он и не должен был ждать нас там.

— Силу показывает, — сквозь зубы произнес я. — А где он раньше был? Почему этот юный качок не показал свою силу, когда картавый точил на нас нож?

— Заткнись, — попросила Валери. — Ты устал. У тебя нервы.

— Что ему не нравится? — спросил Глеб, пытаясь отстранить Валери и подойти ко мне. — Посеял весь порошок, а прыгает так, будто подвиг совершил. Кажется, он хочет со мной драться?

— Валери, купи ему короткие штанишки и научи вежливо разговаривать со старшими, — сказал я.

Глеб въехал мне кулаком в челюсть довольно неожиданно, но я отреагировал мгновенно и свалил его на землю двумя быстрыми ударами справа.

За поверженного Глеба рассчиталась со мной Валери. Вот уж у кого нервы! Она хлестала меня по щекам с такой яростью, что через полминуты моя голова гудела, как барабан, и я стоически терпел эту экзекуцию, с удивлением глядя на то, как Валери стремительно заливается слезами. Наконец она устала, опустила руки и закрыла ими лицо. Я отвел ее под кран, умыл и, обнимая и похлопывая по плечику, успокоил.

Подошел Глеб. Не глядя мне в глаза, буркнул:

— Времени нет, надо ехать.

— Куда?

— На дачу.

— А охранка там?

— Нет, я всех отправил в Душанбе.

Валери села в кабину трактора рядом с водителем, а я, Глеб, Борис и Ризо — в кузов прицепа, рядом со связанным картавым. Водитель оказался лихой, гнал вовсю, и прицеп швыряло на ухабах со страшной силой. Картавого подкидывало, как мешок с картофелем, он бился изуродованным лицом о борта, оставляя на них кровавые пятна. Мне стало его жалко, и я ничего не мог поделать с этим предательским чувством. Пришлось поднять его и посадить, прислонив спиной к борту. Глеб поморщился, беззвучно выругался и сплюнул. Юноша не научился еще сострадать, он был молод, самоуверен и глуп и не знал, что чем больше страданий перенесешь на своей шкуре, тем больше потом жалеешь других.

Ризо распрощался с нами, когда мы подъехали к даче. Он договорился с водителем, чтобы тот подкинул его в Куляб. Я протянул ему руку, стал что-то бормотать про долг, который красен платежом, но грузин не дал мне договорить, крепко обнял меня, и в этом жесте теперь уже не было ничего наигранного, лицемерного.

Глеб, прихватив кусок тонкой стальной проволоки, потащил картавого в баню. У меня уже не было сил контролировать судьбу картавого. Я сделал свое дело. Пусть теперь Глеб упивается своей властью над человеком, который намного сильнее его.

Мы остались с Валери вдвоем в той самой комнате, где я впервые увидел Рамазанова, где он раскрыл мне свой план. Какой был самонадеянный человек! Теперь его душа парит где-то высоко над землей, а его кровожадный компаньон — избитый, покалеченный, озверевший вконец — сидит под арестом в бане. И сама Валери уже не та.

Она обрабатывала мне рану на голове ватным тампоном, смоченным в какой-то пахучей жидкости.

— Что теперь? — спросил я ее. — Теперь — все? Все, Валери? Или мы начнем новую игру?

— Теперь все, — тихо ответила она. — Ты свободен.

— Мы расстанемся?

— Должно быть.

— Куда ты поедешь?

— Наверное, домой.

— В Вильнюс?

— Нет, в Лиму. К отцу. Хотя… Хотя он ждет меня иной.

— Что значит иной, Валери?

— Это значит, что я не оправдала его надежд.

— Ты для него шла за порошком?

— Для него, не для него… О чем ты, Кирилл?

Мы не понимали друг друга, но оставались очень близкими, почти родными людьми. Она завинтила пузырек с жидкостью, положила на стол пинцет и ножницы.

— Все. До свадьбы заживет.

— Выходи за меня замуж, — сказал я.

Ее глаза потяжелели от слез. Она коснулась моей щеки ладонью.

— Не надо, — прошептала Валери. — Это просто такое у тебя настроение. Я совсем не тот человек, которого ты себе представляешь.

— Я люблю тебя.

— Это пройдет.

— А у тебя уже прошло?

Она отрицательно покачала головой и крепко поцеловала меня.

Ночью мы почти не спали. Валери будто чувствовала, что мы вместе в последний раз.

Глава 38

Едва в окошке забрезжил рассвет, к нам в комнату вломился Глеб.

— Кирилл! — закричал он с порога. — Картавый свалил!

Он ожидал от меня иной реакции и потому не сразу понял, что я ему ответил:

— С чем тебя и поздравляю. Выйди, мне надо одеться.

Валери села в постели, потянулась за расческой, попыталась провести ею по волосам. Спутанные локоны намертво ухватили зубья. Валери швырнула расческу в угол комнаты.

— Господи, когда же это все кончится!

Я надевал брюки, прыгая по комнате, и едва сдерживался, чтобы не высказать ей все, что я думал про ее братца. Во дворе меня встретил Борис. Его подпухшее лицо ясно говорило о том, какой вид досуга предпочел высококвалифицированный врач вчера вечером.

— Невероятно, но факт, — сказал он, разведя руки в стороны.

Я кинулся к бане, зашел в раздевалку. Глеб сидел на скамейке и крутил в руке обрывок стальной проволоки, один конец которой был примотан к крюку, вмонтированному в потолок.

— Он ее перекусил.

— Кого?

— Проволоку. Посмотри сам.

Я взял в руки конец проволоки. Он был слегка расплющен, будто его перебивали зубилом.

— Руки у него были связаны за спиной. Развязать их он не мог.

— А проволока при чем?

— Я намотал ее ему на шею. Петлей. Причем внатяжку. Попытался бы сесть — придушил бы сам себя. А он, сволочь, ее перегрыз. Стальную проволоку, представляешь?

— Представляю. А как он из бани выбрался?

— Я думаю, что он перепилил веревку об эти края — видишь, кафельная плитка, как бритва, а затем разобрал булыжники для нагрева в парной и, вытолкнув форсунку, вылез через дыру наружу. Идем, покажу.

— Да ладно, и так все ясно.

Я повернулся и пошел к выходу. В дверях повернулся и добавил:

— Вот что, Глеб. Теперь твоя жизнь не только ничего не стоит, она стремительно подходит к концу, и каждая новая минута может стать последней. Главное, чтобы ты это хорошо понял.

Я в сердцах хлопнул за собой дверью и чуть не столкнулся нос к носу с Валери.

— Ну что еще?

— Там, — сказала она странным голосом, показывая в сторону калитки, — там менты. Они спрашивают тебя. Беги, если можешь…

Я огромными шагами шел к калитке. Валери пыталась меня удержать за локоть.

— Подожди! Давай что-нибудь придумаем!

— Все! — крикнул я. — Хватит! Что ты предлагаешь придумать? Залечь на дно бассейна? Открыть стрельбу? Прикинуться идиотом?

Я завернул за угол и увидел Бориса, который мирно беседовал с двумя молодыми сержантами.

— А может, чайку? — спрашивал он их, но сержанты вежливо отнекивались.

Я подошел к ним.

— Слушаю вас, — довольно грубо сказал я, даже не поздоровавшись.

Один из милиционеров козырнул, приветливо улыбнулся и спросил:

— Простите, вы Кирилл Вацура?

— Да, я.

Сержант полез в нагрудный карман и достал паспорт:

— Значит, это ваш. Вы забыли его в гостинице «Таджикистан».

— В самом деле, — кивнул я, и у меня с души свалился камень. — Я вынужден был срочно уехать и забыл его у администратора.

Не ожидая никакого подвоха, я протянул руку, как вдруг сержант молниеносно перехватил руку и защелкнул на моем запястье наручник. Я не успел опомниться, как «браслет» обжег холодком и вторую руку.