ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника. Части третья, четвертая - РОБЕРТ ШТИЛЬМАРК

3

Все так и получилось, как везде, где бразды правления находятся в руках зекских, а начальство только воображает, будто распоряжается. Склад горючих и смазочных материалов устроили в одном километре от зоны с ее вышками, фонарями и собачьим воем.

Выгородили колючкой прямоугольник тайги, сразу у трассы, в полусотне метру от рельсов. Поставили две цистерны — с соляркой и бензином. Да еще массивную третью емкость для смазочного масла. Срубили избушку-полуземлянку, на что пошло, как потом сосчитал в часы бессонницы Рональд, ровно 48 толстых слег. Вставили без рамы два стекла — спереди, с видом на трассу, и заднее — взгляд на цистерны и бочку. Поставили печь из бочонка, которая должна была топиться непрестанно дровами и соляркой: Рональд приспособился ставить банку с этой жидкостью в печь, она дымно горела, поддерживая пылание сырых плах. Пол был тоже из щербатых, плохо тесаных топором бревен; потолок, засыпанный сверху землей, лежал прямо на верхнем венце сруба, прихваченный скобами. Кровля — толевая, на слегах. На эту кровлю часто садились белые полярные совы и куропатки. В окошко, что выходило в сторону трассы, сразу за нею, бывало, мелькали в снежной пороше зайцы и песцы. Обязанность пожарника одна — не укрывать зеков с бл-ями, не хранить чаю для чифиристов и не допускать утечки либо похищения горючего. И Рональд... стал писать по 20 часов в сутки!

Тем не менее автор с беспокойством чувствовал — работа затягивается: уж очень широко он размахнулся! Тревожился и заказчик: ему-то, постоянно вертящемуся около начальства, как было не знать, насколько шатко все положение строительства: финансовые затраты на стройку оказались много выше плановых, а толку — никакого! Задуманная гением Вождя трасса, как становилось все очевиднее, никому не была нужна и пользы никакой не сулила, во всяком случае, на близкое будущее: в железнодорожном сообщении между низовьями Оби и Енисея покамест не нуждались ни тюлени, ни белые медведи, как шутил тот самый Ласло, что трудился на соседней колонне, а раньше профессорствовал в Будапеште. Кстати, Рональд с ним переписывался и советовался, получал от него дельные справки о Старой Англии...

Удивительная была зима!

В большом мире возник и консолидировался Северо-Атлантический Союз «НАТО», шла Корейская война, Европа уже начинала забывать потрясения военных лет; стало распространяться телевидение; действовал план Маршалла; рвались на испытаниях первые атомные и водородные бомбы; в советских газетах печатали бесконечный «поток приветствий» Сталину к его 70-летию, минувшему еще год назад; советская лингвистическая наука спешно перестраивалась «в свете сталинского учения о языке» после выхода брошюры «Марксизм и вопросы языкознания», объявленной гениальным вкладом Сталина в сокровищницу мировой коммунистической идеологии; в Стране Советов прошла мощная компания 1948 года по возращению в лагеря так называемых «повторников», то есть лиц, выживших в заключении с улова 37 — 38 гг., отбывших свои тюремные и лагерные сроки и... вновь возвращенных по указанию Сталина в лагерную неволю даже без дополнительного следствия...

...Василенко хмурился и слегка поторапливал «батю-романиста». Из-за крайней экономии бумаги (она и всесильному Василенке доставалась все же не без хлопот) Рональд перестал делать наброски и черновики, как вначале. Весь третий том своего романа он писал прямо в тех блокнотах с почтовой бумагой, что Василенко получил с воли в виде авиапосылки, сброшенной прямо над тайгой. Но этот черновик, изобилующий поправками, разумеется, не годился для отсылки высокому адресату — Вождю Народа! Требовалось каллиграфически переписать роман и оформить его так, чтобы августейший глава государства, партии и народа смог бы взять его в свои державные руки!

Бумагу для чистого экземпляра Василенко достал в управлении. Решено было каждую часть оформить в виде отдельного тома, в соответствии с трехчастным членением романа «Господин из Бенгалии». Требовалось должным образом переплести и оформить все три тома. Помог в этом очередной этап заключенных из Прибалтики. С этим этапом прибыл на Север и сразу угодил на штрафную (верно, поцапался с нарядчиком где-нибудь на Ермаковском ОЛПе, либо еще как-нибудь «залупился») молодой эстонец. Парень, вероятно, был решительный или, как говорят в лагерях «с душком», потому что ухитрился добраться до конечной колонны в красивой заграничной рубахе темно-синего шелка.

По мановению руки нарядчика Василенко рубаху с парня тут же «сблочили», кинувши взамен какие-то отрепья. Парня припугнули, заставили выполнять норму в тяжелой бригаде, показали, что жизнь его висит на очень тоненькой ниточке... Он смирился и притих, а рубаха синего шелка пошла на... переплеты трех томов (третий еще только писался) и на обложку для папки с письмом товарищу Сталину. Такое письмо Рональд сочинил от лица «дяди Валеры», как якобы автора сего исторического произведения...

Работа подходила к концу. Сюжет продолжал уже, что называется, сам собою, ветвиться, как коралловый риф... А возникали все новые персонажи, и приходилось порой возвращаться к прежним главам, переписывать их. Так было с главой об иезуитах... Мозг становился более гибким. Подчас, ложась спать, Рональд давал голове своей здание: вспомнить чье-то имя или дату, исторический факт и т.д. Вот так, из некой сложнейшей ассоциативной мозаики удалось выпутать и извлечь полное имя основателя ордена: дон Иниго Лопец Игнатио ди Лойола! Иногда эти усилия доводили автора до галлюцинаций, повышенной температуры, сердечных приступов. Ведь роман писался без взгляда на карту, без элементарного справочника. Под самый конец третьего тома удалось мельком просмотреть «Политический словарь». Извлечь из этого примитивного издания что-то дельное было просто невозможно, но даже беглый взгляд на карты Франции, Англии, Италии и Испании сразу несколько облегчил написание романа.

Главу он заканчивал недели за две. Когда поспевали две сюжетно однородных главы, Василенко потихоньку собирал в бане на колонне всю аристократию, до трех десятков человек. Приходили главные воры — Никола Демин, по кличке «Рокоссовский», пятидесятилетний пахан Илья-Экскаваторщик, Костя-Санитар, затем «сенаторы» колонны — ведущие бригадиры, лучшие ударники (обычно «туфтовые», то есть фальшивые), лепило, нормировщик, стажер-экономист Феликс Браверман из Молдавии, Ваня-Малыш, счетовод Павел Куликов... Ведро чифиря подавалось открыто — снаружи стояли на стреме самые надежные шестерки — и так шло чтение. Успех его... не пытаюсь здесь описать. Ибо Василенко был ревнив к славе, а ни один из присутствовавших не сомневался в том, кто же сочинитель романа. Тем не менее Рональд неизменно предупреждал товарищей: хвалите, дескать, не меня, а его. Когда слушатели забывали это предостережение и обращались исключительно к автору, «заказчик» хмурился и мучительно страдал. На другой день Рональд ощущал, что питание ухудшилось, исчезало курево и будто что-то черное нависало над его головой.