Вариант «Бис» (с иллюстрациями) - Сергей Анисимов

– Гвардии младший лейтенант Голосов!

– Вам понятно, младший лейтенант Голосов? Саен, если ты этого Ульриха не доведешь, я сам тебя найду и заставлю из всех танков погибших доставать… Лопатой без черенка. Это тоже понятно?

– Да чего там. Нужен он мне. Это вы его так, товарищ старший лейтенант?

– Я. А он меня. Все по-честному. Так что пусть теперь живет.

– Тут в пяти метрах интересный тип лежит, – подал голос взводный, который сунул наконец револьвер за пояс и вообще приобрел нормальный взрослый вид. – Не немец. И не американец. Хотите посмотреть? Пистолет вон у него был интересный…

– Дай сюда.

Борис взял у пехотного лейтенанта револьвер, из которого в него стреляли, и, подумав, отдал ему немецкий, который, оказывается, до сих пор лежал за пазухой.

Вокруг были в беспорядке набросаны человеческие тела, горящие танки, советские и вражеские, стояли вперемешку, покрытые оспинами осколочных выбоин и изъязвлениями пробоин. От бригады все же уцелело несколько машин, которые ушли вперед, выполняя поставленную задачу. Пройдя несколько километров по рассекающей еловый лес просеке, они вышли к шоссе Оснабрюк—Белефелд, по которому непрерывным потоком тянулись грузовики и повозки американских и немецких частей, стремящихся выйти через наживленный прорывающимися на последних каплях горючего бронечастями и мотопехотой коридором – пока русские не перекрыли его горловину.

На дороге танки устроили бойню. Пережив всю бригаду, всего четыре дня назад насчитывавшую полных девяносто шесть танков, уцелевшие «тридцатьчетверки» огнем и гусеницами прорубили в загромождавшей шоссе массе грузовиков и тягачей дорогу на километр в каждую сторону. К ним присоединилась пара бронемашин, зачистивших обочины пулеметами, а через четверть часа подошел неполный батальон бригадных мотострелков и противотанковая батарея, пушки которой быстро установили вдоль дороги, растопырив стволы в обе ее стороны.

Один или даже три-четыре танка, средних, типа Т-34, почти ничего не значат в масштабном сражении и объемной, глубокой операции. Борис не был под Прохоровкой, но после сегодняшнего дня примерно представлял себе, как оно было там – громадная бескрайняя степь и тысячи горящих танков, и обе стороны бросают в схватку один корпус за другим, пока им не становится трудно двигаться. На безымянной немецкой пустоши гвардейская танковая бригада и батарея СУ-85 за без малого полтора часа полегли почти целиком, выбив танковый полк СС неполного после недели боев состава – величайшую драгоценность по меркам войны. Но даже несколько оставшихся «тридцатьчетверок» становятся абсолютной величиной, когда их противники – не танки и артиллерия врага, а дешевое жестяное стадо, прошиваемое 85-миллиметровыми снарядами, обливаемое огнем вопящих в восторге пулеметчиков, давимое гусеницами.

Это только в кино танк можно подбить гранатой. Нет, конечно, это тоже бывает. И гранатой, и бутылкой с «молотовским коктейлем», и даже, запрыгнув на броню и вылив на радиатор бензин из канистры, как рекомендовала немецкая листовка-инструкция. Но на каждого из тех, кому это удавалось благодаря везению и отчаянной храбрости, приходилось по пятьдесят человек, не сумевших даже добежать до танка на бросок гранаты. Когда на тебя идет ревущая машина, громадная, покрытая кровью и слизью, стреляя из, кажется, всех своих щелей, все инструкции и навыки отметаются инстинктами, которые превращают большинство людей в бессмысленных животных, пытающихся спастись.

На застреленного им англичанина Борис все же сходил посмотреть – после того, как так и не пришедшего в сознание Леньку погрузили в грузовик медсанбата танкового корпуса. Ничего интересного, только часы хорошие.

Узел 10.

Последняя неделя ноября 1944 г.

Чего получивший через день капитана старший лейтенант Чапчаков не знал, так это того, что пережитое им побоище стало последним крупным танковым сражением всей операции. Перерубленное шоссе, по которому отходили на юг тыловые подразделения американских и немецких дивизий, вместе с вдребезги разбитой за сутки до этого железнодорожной веткой к Мюнстеру, вдоль которой прорывались сведенные в ударную группу еще боеспособные части, лишили Объединенное командование последней надежды деблокировать окруженные войска. К полуночи котел был полностью рассечен по горизонтали, разделенный на две неравные половины, по которым непрерывно молотила артиллерия. Продвижение с юга армии Паттона, на которое возлагались большие надежды и который до этого момента весьма успешно двигался через зону ответственности Рокоссовского, замедлилось, а затем и полностью застопорилось. Армии 2-го Белорусского повисли на противнике, как собаки на почтальоне, хватая зубами за штаны. Талантливый и решительный генерал, апологет германской танковой тактики начала войны, весьма вовремя понял, что с русскими принцип «У танков не бывает флангов» не проходит. Не успев зарваться (на что надеялись пара командующих фронтами), он разорвал контакт и отошел к югу, бросив отставших. На заседании Ставки в Москве Штеменко рассказал, что Паттон обещал после перегруппировки смешать русские армии с пылью своими танками и отбросить их за четырнадцатый меридиан к Рождеству.

– «Саид, бездельник, я покажу тебе, как давать такие обещания»…[173] – высказался по этому поводу эрудированный нарком ВМФ.

Тем, кто не понял, что он имел в виду, было объяснено. Далее были перечислены номера дивизий, оставшихся внутри кольца окружения, и тех, которые, судя по всему, «Новой Коалиции» пришлось отводить с фронта после нескольких дней боев.

В карманах убитого британского майора не было найдено ничего особо интересного – обычный «наблюдатель», контролирующий выполнение немцами приказов. Допрос пленного немецкого подполковника-танкиста в штабе армии тоже ничего выдающегося не открыл, тот назвал только свое имя и номер части и молчал в ответ на все остальные вопросы, с интересом разглядывая собеседников. К утру двадцать шестого не вытянутые из него показания перестали кого-либо интересовать: редкие до того эпизоды сдачи в плен мелких подразделений, принадлежащих к полностью выдохшимся дивизиям и бригадам, сжимаемым внутри сегментов кольца окружения, начали сливаться в одну сплошную цепь.

Вторая попытка 1-й английской армии деблокировать окруженные части с запада опять натолкнулась на упорное сопротивление советских войск, уже успевших зарыться в землю с внешнего рубежа обороны, и ее командующий сэр Кеннет Андерсон заявил Монтгомери, что нужно прекращать бессмысленные атаки, пока армия еще способна хотя бы служить угрозой для русских, надумай они перейти в наступление на его участке. К часу, когда фельдмаршал был вынужден с ним согласиться, сопротивление внутри кольца уже почти прекратилось.

Те, кто может осудить сдавшихся, никогда, наверное, не воевал. В течение многих дней американские и немецкие солдаты находились в непрерывных боях – почти без сна, без еды, в окопах, врытых в промерзающую за ночь землю, от которой утром приходилось отдирать ткань и собственную кожу. На них волнами накатывались бесчисленные советские танки и пехота, и каждая отбитая атака означала только то, что сейчас начнет снова работать чудовищная русская артиллерия, а после часа обстрела откатившиеся было гвардейцы снова пойдут вперед – и так до тех пор, пока не добьются своей цели. Неоткуда было взять боеприпасы, неоткуда было взять топливо, кончились медикаменты. Союзники имели опыт снабжения достаточно крупных частей с воздуха – но для этого, во-первых, нужно было быть уверенным в своем господстве в воздухе, так и не завоеванном окончательно, а во-вторых, нужна была нормальная погода. Пехотинцам более-менее все равно, сколько воздушных побед у выдающихся асов их стран и кого они героически сбивают где-то там, вдалеке. Их волнует исключительно собственная шкура, которую изо всех сил пытаются продырявить ходящие по головам штурмовики и бомбардировщики. Если человек хоть один раз побывал под бомбежкой или штурмовкой, то никакие заверения о том, что равных нашим летчикам нет, уже не будут оказывать на него никакого влияния. Так что в нелетной погоде были свои определенные плюсы – она позволила значительному количеству людей остаться в живых.

27 ноября последние вспышки боев местного значения между Сулингеном и Мюнстером угасли. Израненные, вымерзшие, усталые за пределами человеческих возможностей офицеры и солдаты в американской и немецкой полевой форме сложили оружие, подчинившись силе победителей. Бог на стороне больших батальонов – особенно если их командиры не такие полные дебилы, как уверяют в офицерских школах тех, кого они бьют. Счастливых исключений было немного – лишь нескольким бригадам и полкам удалось просочиться через несплошной в первые дни фронт окружения и нескольким сотням бредущих в одиночку и небольшими группами бойцов, не бросивших оружия и сохранивших достаточно здравого смысла, чтобы не пытаться просить помощи у местного населения.