Прекрасное далеко - Либба Брэй

По вечерам я читаю отцу. Ему немного лучше — он может сидеть за письменным столом, изучая карты и книги, — но он уже не будет таким, как прежде. И решено, что после моего дебюта отец отправится в более теплые края. Мы все согласны, что это взбодрит его.

— Жаркое солнце и теплый ветер — вот что ему нужно, — говорим мы с натянутыми улыбками.

И то, что мы не в силах сказать самим себе, просачивается в каждую щель дома, пока, кажется, он не начинает шептать нам в тишине, твердя правду: «Он умирает. Он умирает. Он умирает».

На третий день я почти схожу с ума от тревоги, и тут бабушка сообщает, что мы приглашены на прием в саду в честь Люси Фэрчайлд. Я твержу, что плохо себя чувствую и мне нужно остаться — потому что я, может быть, сумею удрать на вокзал и сесть на поезд в школу Спенс, пока бабушки не будет дома, — но она и слышать ничего не желает, и мы приезжаем в какой-то сад в Мэйфайре, сияющий самыми прекрасными из всех возможных цветов.

Я замечаю Люси, сидящую в одиночестве на скамье под ивой. Чувствуя, как подступает к горлу невыносимая тяжесть, я сажусь рядом с ней. Она не обращает на меня внимания.

— Мисс Фэрчайлд, я… мне хотелось бы объяснить поведение Саймона на том балу, — говорю я.

Она достаточно хорошо воспитана, чтобы оставаться на месте. Она точно так же справляется со своими чувствами, как управляет лошадью.

— Слушаю вас.

— Тем вечером могло показаться, что мистер Миддлтон слишком фамильярен со мной, но это совсем не так. По правде говоря, когда моя сопровождающая отошла ненадолго, какой-то джентльмен, совершенно мне незнакомый и чересчур много выпивший, повел себя неподобающим образом…

«Поверь мне… прошу, поверь мне…»

— Я очень испугалась, естественно, я ведь была совсем одна, — продолжаю я лгать. — К счастью, мистер Миддлтон заметил, в каком положении я очутилась, и, поскольку наши семьи давно дружат, он тут же предпринял необходимые действия, не успев подумать о последствиях. Но такой уж он человек. Я подумала, что вам следует знать истинные обстоятельства, прежде чем вы начнете судить его.

Медленно, очень медленно с лица мисс Фэрчайлд сползает выражение отчаяния. Робкая надежда вызывает улыбку на ее губах.

— Он вчера прислал мне невероятно прекрасные розы. И забавную шелковую шкатулочку с двойным дном.

— Для хранения ваших тайн, — говорю я, скрывая усмешку.

Глаза мисс Фэрчайлд вспыхивают.

— Да, Саймон именно так и сказал! И заявил, что без меня он — ничто. — Она прижимает пальцы к губам. — Наверное, мне не следовало делиться с вами столь личными переживаниями…

Меня это задевает, да, но совсем не так сильно, как могло бы. Саймон и Люси — люди одного склада. Им нравится все приятное, милое, не вызывающее беспокойства. Я бы не вынесла такой жизни, но для них она — в самый раз.

— Нет, все в порядке, вы поступили правильно, — заверяю ее я.

Люси трогает брошь, подаренную Саймоном, — ту самую, которую он когда-то дарил мне.

— Я понимаю, что вы с ним были довольно… близки…

— Я не та девушка, которая ему нужна, — говорю я и с удивлением понимаю, что это не ложь. — И осмелюсь сказать, что никогда не видела его более радостным, чем в те мгновения, когда он рядом с вами. Надеюсь, вы вместе обретете истинное счастье.

— Если только мне следует его прощать.

Гордость снова вспыхивает в Люси.

— Да, но это полностью зависит от вас, и только от вас, — говорю я. — Он в вашей власти.

И это куда большая правда, чем может понять Люси. Потому что я не могу изменить то, что уже произошло. Та часть пути, которую мы миновали, осталась позади, и впереди — лишь новые повороты.

Люси встает. Наша встреча подошла к концу.

— Спасибо, мисс Дойл. С вашей стороны было очень любезно поговорить со мной.

Она не подает мне руку, да я этого и не ожидаю.

— Было очень любезно с вашей стороны выслушать меня.

Вечером Том снова отправляется в свой клуб. Я пытаюсь его отговорить, но он вообще отказывается разговаривать со мной. Бабушка уехала к кому-то из своих подруг, поиграть в баккара. Поэтому я сижу в одиночестве в своей комнате, пытаясь придумать какой-нибудь план возвращения в школу Спенс и в сферы.

— Джемма…

Я едва не ору, когда из-за занавесей выходит какой-то мужчина… но когда понимаю, что это Картик, я переполняюсь радостью.

— Как ты сюда попал?

— Позаимствовал лошадь в школе Спенс, — объясняет он. — Ну, вообще-то просто украл. Когда ты не вернулась…

Я закрываю ему рот губами, и он умолкает. Мы целуемся.

Потом мы лежим рядом на кровати, моя голова — на его груди. Я слышу, как стучит его сердце, сильно и уверенно. Пальцы Картика гладят мою спину. Вторая рука сплелась с моей рукой.

— Я не понимаю, — говорю я, наслаждаясь теплом его пальцев, блуждающих вверх-вниз вдоль моего позвоночника. — Почему бы ей не показать мне, как спасти Евгению?

— А не может быть так, что Вильгельминой руководит Цирцея?

Картик целует меня в макушку.

— Но зачем бы ей предавать Орден и Евгению? — возражаю я. — В этом нет смысла. Ни в чем нет смысла.

Я вздыхаю.

— Правда в ключе. Эта фраза то и дело повторяется в моих снах, в видениях, она же — в книге Вильгельмины. Но что это значит?

— А там вместе с кинжалом не было какого-нибудь ключа? — спрашивает Картик. — Может быть, в ножнах?

— Нет. И я подумала, может быть, ключ — это сама книга? Но я в этом не уверена. Я думаю…

Я вспоминаю рисунки, которые были в книге Вильгельмины «История тайных обществ». Исчезающий предмет. Стражи ночи. Башня. Я расшифровала их все, кроме одного — того, где изображалась комната с висящей на стене картиной.

— Ну? — подталкивает меня Картик.

Его рука блуждает по моей груди.

— Думаю, это может быть какое-то место.

Я тянусь губами к его губам. Он ложится на меня, и я радуюсь, ощущая его тяжесть. Его руки скользят по моему телу, а мои крепко обнимают его. Его язык осторожно пробирается между моими губами.

Раздается стук в дверь. Я в ужасе отталкиваю Картика.

— Занавески! — шепчу я.

Он прячется за тканью, а я быстро привожу себя в порядок и сажусь на кровати, держа в руке книгу.

— Входите, — откликаюсь я, и входит миссис Джонс. — Добрый вечер.

Я переворачиваю книгу, которую схватила вверх ногами. И чувствую, как щеки заливаются краской. А сердце колотится где-то в ушах.

— Вам пришла какая-то посылка, мисс.

— Посылка? В такой час?

— Да, мисс. Посыльный только что ее доставил.

Она подает мне коробку, завернутую в коричневую бумагу и небрежно перевязанную бечевкой. На пакете ничего не написано, к нему не приложена визитная карточка.

— Спасибо, — благодарю я. — Я, пожалуй, лягу спать. Я очень устала.

— Как пожелаете, мисс.

Дверь захлопывается с легким стуком, и я запираю ее на задвижку, громко выдыхая.

Картик подходит ко мне сзади и обнимает за талию.

— Лучше это вскрыть, — говорит он, и я так и делаю.

В пакете — нелепая шляпа Тома и записка.

Дорогая мисс Дойл!

Вы владеете кое-чем, имеющим для нас огромную ценность. А мы в настоящее время завладели тем, что имеет огромную ценность для Вас. Я уверен, что мы сможем прийти к разумному соглашению. Только не поддавайтесь искушению использовать против нас магию. При первом же намеке на это мы все поймем, и Ваш брат умрет. Мистер Фоулсон стоит на углу у дома. Не заставляйте его ждать.

Братья Ракшана захватили Тома.

Они хотят получить магию, и если я им откажу, они убьют моего брата. А если я попытаюсь сейчас призвать силу, чтобы спасти Тома? Но сила уже не только моя, и я могу причинить больше вреда, чем пользы. Нет, сегодня в моем распоряжении нет ничего, кроме собственного разума, а он, похоже, не слишком способен работать. Но все равно мне больше не на что надеяться.

— Я пойду с тобой, — настаивает Картик.

— Тебя просто убьют, и все! — возражаю я.

— Значит, сегодня самый подходящий день для смерти, — говорит он, и от этого у меня все сжимается внутри.

Я прижимаю палец к его губам.

— Не говори так!

Он целует мои пальцы, потом целует в губы.

— Я иду с тобой.

Глава 61

Фоулсон ждет меня, стоя рядом со своим лощеным экипажем. Он подбрасывает на ладони монетку, каждый раз аккуратно ловя ее. Когда он видит меня, он прихлопывает монету второй ладонью.

— A-а, вы только поглядите — орел! Не повезло вам, девица.

Он открывает передо мной дверцу кареты. Картик обходит экипаж, чтобы пристроиться на задке.

— Скажите, мистер Фоулсон, вы всегда будете вот так выполнять их приказы? И когда, скажите на милость, вас вознаградят за ваши усилия? Или все и дальше будет вот так же — они пируют и наслаждаются жизнью, а вы делаете за них всю грязную работу?