Ангелология - Даниэль Труссони

— Через полчаса закрываемся. Завтра музей закрыт на рождественские праздники, снова откроемся двадцать шестого.

С этими словами он снова уткнулся в книгу, совершенно позабыв о существовании Бруно и Эванджелины.

Бруно перегнулся через стойку и сказал:

— Мы ищем кое-кого, кто может работать здесь.

— Нам запрещено раскрывать личную информацию о служащих, — ответил человек, не отрываясь от романа.

Бруно опустил на стойку две долларовые купюры.

— Нам не нужна личная информация. Мы просто хотим знать, где его можно найти.

Глянув поверх роговых очков, человек протянул руку к стойке, и купюры исчезли у него в кармане.

— Как его зовут?

— Эл истер Кэрролл, — ответил Бруно и придвинул к нему открытку, найденную в шестом письме Эбигейл Рокфеллер. — Слышали когда-нибудь о таком?

Человек осмотрел открытку.

— Мистер Кэрролл не служащий.

— То есть, вы его знаете, — с облегчением сказала Эванджелина, немного удивившись тому, что имя принадлежало реальному человеку.

— Мистера Кэрролла все знают, — сказал человек, вышел из-за стойки и повел их на улицу. — Он живет напротив.

Он указал на элегантный довоенный жилой дом, слегка покосившийся от возраста. Здание имело медную мансардную крышу с множеством больших круглых окон, налет патины делал ее темно-зеленой.

— Но он все время околачивается где-нибудь поблизости. Он из старой гвардии музея.

Бруно и Эванджелина поспешили через улицу к дому. На лестничной площадке они обнаружили имя «Кэрролл» на медном почтовом ящике: квартира девять, этаж пять. Они вызвали дряхлый лифт. В деревянной кабине пахло цветочно-пудровой эссенцией, словно в лифте недавно спускались пожилые дамы, собравшиеся в церковь. Эванджелина нажала черную кнопку с белой цифрой пять. Дверь лифта заскрипела, закрываясь, кабина покачнулась и медленно поползла вверх. Бруно вынул из кармана открытку Эбигейл Рокфеллер.

На пятом этаже было две квартиры, за обеими дверями царила тишина. Бруно нашел нужную дверь с прикрученным к ней номером девять и постучал.

Дверь скрипнула и приоткрылась. На них смотрел старик, большие голубые глаза блестели от любопытства.

— Да? — еле слышно прошептал человек. — Кто это?

— Мистер Кэрролл? — представительно и вежливо спросил Бруно, как будто стучался в сотни подобных дверей. — Простите, что помешали. Очень жаль, но нам дала ваше имя и адрес…

— Эбби, — сказал он, не отрывая глаз от открытки в руке Бруно. — Входите, пожалуйста. Я вас ждал.

С дивана спрыгнули два йоркширских терьера с красными бантами на челках над глазами и бросились к двери, лая так, словно отпугивали злоумышленников.

— Глупые девочки, — сказал Элистер Кэрролл.

Он подхватил их, сунул под мышки и понес по коридору.

Квартира была просторной, со старинной мебелью. Каждый предмет казался одновременно сокровищем и чем-то забытым, будто обстановка кропотливо подбиралась так, чтобы не обращать на нее внимания. Эванджелина села на диван, подушки еще хранили тепло собак. В мраморном камине горел небольшой, но жаркий огонь. На лакированном журнальном столике в стиле чиппендейл стояла хрустальная ваза с леденцами. Кроме аккуратно сложенной «Санди таймс» на краю стола, ничто не указывало на то, что в комнату входили в течение последних пятидесяти лет. На каминной доске Эванджелина заметила цветную литографию в рамке. Это был портрет женщины, полной и розовощекой, похожей на насторожившуюся птицу. Эванджелина сразу же поняла, что это миссис Эбигейл Рокфеллер.

Элистер Кэрролл возвратился без собак. У него были короткие, тщательно подстриженные седые волосы. Одет он был в коричневые вельветовые брюки и твидовый пиджак.

— Простите моих девочек, — сказал он, усаживаясь в кресло у огня. — Они не привыкли к обществу. У нас почти не бывает гостей. Увидев вас, они чуть с ума не сошли от радости.

Он обхватил руками колено.

— Ну, довольно об этом, — сказал он. — Вы пришли ко мне не за любезностями.

— Может быть, вы расскажете, почему мы здесь, — попросил Бруно, присоединяясь к Эванджелине на диване, и положил на столик открытку миссис Рокфеллер. — Тут нет пояснений, только ваше имя и название «Музей современного искусства».

Элистер Кэрролл надел очки. Взяв конверт, он осмотрел его вблизи.

— Эбби писала это при мне, — сказал он. — Но у вас только одна открытка. Где остальные?

— Нас шестеро, мы работаем вместе, — пояснила Эванджелина. — Мы разделились на группы, чтобы сэкономить время. У моей бабушки два конверта.

— Скажите, — спросил Элистер, — вашу бабушку зовут Селестин Клошетт?

Эванджелина изумилась, услышав имя Селестины, особенно от человека, который никак не мог знать ее.

— Нет, — ответила она. — Селестин Клошетт умерла.

— Очень печально слышать, — сказал Элистер и расстроенно покачал головой. — И еще мне жаль, что лиру ищут разные люди. Эбби дала совершенно четкие указания, чтобы лиру получил один человек — либо мать Инносента, либо, если время будет упущено, женщина по имени Селестин Клошетт. Я хорошо помню это — я помогал миссис Рокфеллер в этом вопросе, и именно я привез эту открытку в монастырь Сент-Роуз.

— Но я думал, миссис Рокфеллер была неизменной владелицей лиры, — сказал Бруно.

— О нет, — покачал головой Элистер. — Миссис Рокфеллер и мать Инносента договорились, когда вернут объекты под наше попечение, — Эбби не собиралась всю жизнь нести за них ответственность. Она намеревалась вернуть их, как только почувствует, что это безопасно, а именно в конце войны. Мы понимали, что Инносента или, если потребуется, Селестин Клошетт позаботятся о конвертах, а когда придет время, четко последуют содержащимся в них инструкциям. Это было необходимо, чтобы гарантировать безопасность объектов и безопасность человека, участвующего в возвращении.

Бруно и Эванджелина переглянулись. Эванджелина была уверена, что сестра Селестина ничего не знала об этих инструкциях.

— Мы не получали никаких особых указаний, — проговорил Бруно. — Только открытку, которая привела нас сюда.

— Возможно, Инносента не успела передать информацию до своей смерти, — предположила Эванджелина. — Я уверена, Селестина выполнила бы пожелания миссис Рокфеллер, если бы знала о них.

— Понятно, — кивнул Элистер, — вижу, планы оказались нарушены. Миссис Рокфеллер считала, что Селестин Клошетт уедет из монастыря и вернется в Европу. Я помню, что мисс Клошетт была там временным гостем.

— Она бы не смогла уехать, — сказала Эванджелина, вспомнив, какой слабой и больной была Селестина в последние дни жизни.