Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1 - Семен Бабаевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сергей увидел Анфису. Ее окружали подруги, в числе их были Варя Мальцева и Ирина — обе в одинаковых белых шалях. Ирина старалась не смотреть на Сергея; щеки ее разрумянились, ей было жарко, и она сбила рукой шаль на плечи. Нарочно глядела куда-то в сторону, делая вид, что ее занимает чья-то колом торчащая папаха, а глаза сами так и косились на трибуну и видели одного только Сергея.
…После митинга Сергей с Семеном и Саввой уехали на канал. Они прошли всю трассу. Строителей уже не было, — всюду лежали утрамбованные дороги, ловко очищенные откосы, отлогие, как у корыта, берега готовой части канала, а вдали виднелся ровный срез скалы…
— Сережа, веришь, — говорил Семен, — если поднажать, то тут работы на какой-нибудь месяц.
Через час они возвращались домой и у въезда в станицу нагнали сани, запряженные одной лошадью. В санях сидел, кутаясь в тулуп, Стефан Петрович Рагулин.
— Стефан Петрович! — крикнул Сергей. — Далеко путь держите.
Машина остановилась возле саней.
— Хочу проведать озимые, — ответил Рагулин. — Боюсь, влаги к весне будет маловато… А тут еще, по всем признакам, весна ожидается сухая.
— Какие ж такие признаки?
— Снегу мало. — Рагулин помял в кулаке бородку. — У батька заночуешь?
— Была такая думка.
— Знаю, знаю, отчего ты у батька на ночь остаешься, — сказал Рагулин и погрозил Сергею кнутовищем. — Хочешь посмотреть, как тут за тебя земляки будут голоса отдавать?
— Это тоже важно, конечно, — ответил Сергей. — Стефан Петрович, заходите вечерком, поговорим. Я привез для вас одну важную новость.
— Говори зараз, а то я с поля заеду на ферму. — Рагулин нахмурил брови. — А что там у тебя за новость?
— Хочет познакомиться с вами один важный человек.
— Кто же он такой будет?
— Ефим Петрович Меркушев — бригадир из Марьяновского района.
— В чем же его важность? — сухо спросил Рагулин.
— Механизатор! Очень толковый человек. Скоро он приедет к вам в гости.
— Пущай приезжает, мы гостям завсегда рады.
Рагулин причмокнул на лошадь, взмахнул кнутом и поехал. А Сергей, проезжая по станице, думал об Ирине, и так ему хотелось завернуть не к отцу, а на птичник!
«Нет, — думал он, — сегодня не поеду, а вот уж завтра не утерплю».
Глава XXVII
Тимофей Ильич был доволен, видя Сергея у себя за столом, хотя внешне казался равнодушным и даже строгим. А Ниловна была так обрадована, что не знала, где посадить сына, чем его угощать. Когда Семен и Анфиса стали собираться на избирательный участок, Ниловна боялась, что Сергей тоже встанет из-за стола и уйдет, а она так и не успеет и насмотреться на него, и поговорить с ним.
— Мамо, где вы мне постелите? — спросил Сергей.
— Никуда сегодня не поедешь?
— А куда ему ехать в ночь? — отозвался Тимофей Ильич. — Жинки, сколько нам известно, у него еще нету, а невеста подождет.
— Сережа, я постелю тебе у Анфисы, — сказала Ниловна. — Там теперь у нас диван стоит, с пружинами, Семен перед Новым годом купил.
— Ну, сыну, як там тебе живется? — спросил Тимофей Ильич, когда Ниловна пошла приготовить Сергею постель. — Вот и выбирать тебя завтра будут. Знать, и новое тебе доверие, стало быть, и ответственность прибавляется. — Тимофей Ильич развернул на колене кисет.
— Что ж вам, батя, сказать? Более двух недель разъезжал по округу. Каких только людей я там не видел, с кем только не разговаривал! Много я, батя, передумал за эти дни, и одна мысль не дает мне покоя — смогу ли я быть таким человеком, каким хотят меня видеть те, кто завтра будет выбирать меня своим депутатом?
— А ты смоги, — сказал Тимофей Ильич, сворачивая цигарку. — Поднатужься — и смоги.
— Что, по-вашему, батя, нужно мне делать?
— Перво-наперво — район выведи в передовые, чтоб жизнь в колхозах была обеспеченная, чтобы люди наши не бедствовали — вот тебя и будут все уважать.
— Жизнь, батя, уже в этом году будет обеспеченная. Да и район мы выведем в передовые, а все ж таки, как я понимаю, этого мало. И жизнь наладить в колхозах, и район вывести в передовые — все это я обязан был сделать не будучи депутатом.
Вошла Ниловна.
— Батя, и вы, мамо, скажите, что обо мне говорят в Усть-Невинской? Вы живете в станице, и вам все слышно.
— Все тебя, Сережа, хвалят, — сказала Ниловна. — Куда я ни пойду, а бабы мне и говорят: «Счастливая мать, вот какой у тебя славный сынок». Повстречалась я с бабкой Никифоровной, а она и говорит…
— Ниловна, — перебил Тимофей Ильич, — не вмешивайся в наш разговор.
— Да я только поясню.
— И без тебя поясню. — Тимофей Ильич обратился к Сергею. — Ежели ты хочешь знать правду, то я скажу: в обиде на тебя станичники.
— За что?
— За то самое, что идешь ты против своей станицы. Ты чего зубы скалишь? Я тебе без смеха говорю. То ты подсоблял нашим людям, план помог составить, лесу добился. Тогда ты Федора Лукича поругивал — такой-сякой, не так действует. А теперь сам управляешь районом, а скажи, чем ты лучше Федора Лукича? Лес в станице позабрал. Станцию хотели себе построить, так ты ее всем станицам передал, Савву обидел. Куда годится такое дело?
— Не мог я, батя, поступить иначе.
— Почему ж не мог? Ты ж районная власть, и ежели захотел бы, то смог бы.
— Тимофей, и чего ты к нему прицепился? — упрекнула Ниловна. — Нет того чтобы поговорить по-семейному.
— Ты вот беспокоишься, — продолжал Тимофей Ильич, — как бы людям угодить, в мечтах высоко подымаешься, хочешь весь свет обнять, а того не видишь, что зараз самое главное для тебя — своей станице подсобить. Сам же взбудоражил людей, разные планы составлял, на всю Кубань прогремел. А теперь что ж получается? Усть-Невинскую ты ставишь в ряд с другими?
— Эх, батя! Не в том для меня радость, чтобы видеть успехи одной Усть-Невинской.
— А в чем же?
— Хочется мне, батя, заглянуть в наш завтрашний день и увидеть там не только Усть-Невинскую, а всю Кубань, все станицы — от Преградной и Сторожевой до Темрюка. А завтрашний наш день, батя, — это техника, машины, электричество. И скажу вам, что не так трудно построить гидростанцию или приобрести машины, — государство у нас щедрое, поможет, — а трудно приобщить к технике людей. К этому их надо готовить. Если мы введем механизацию, то и люди наши должны стать иными, и добиться этого не так-то просто. Вот что меня беспокоит!
— Беспокойся и об этом, — сказал отец, — но свою ж станицу ты более других должон любить!
— Я ее и люблю, — ответил Сергей. — И оттого, что я ее люблю больше, чем другие станицы, я и взял лес у устьневинцев и этим возвысил в глазах всего района своих одностаничников. Поэтому и станцию мы начали строить для всего района. Поймите, батя, — нельзя вводить электрификацию в одной станице, тут надо идти всем фронтом!
— Ну, бог с тобой, — сказал Тимофей Ильич. — Делай как знаешь, тебе виднее.
Уже было поздно, когда Сергей, вволю наговорившись с отцом, разделся и лег на диван. Под ним мягко вдавились пружины, и Сергей одобрительно подумал о покупке, сделанной его другом. Он закрыл глаза и хотел уснуть, но почувствовал на своем плече теплую руку. Не открывая глаз, он уже знал, что это подошла к нему мать.
— Сережа, а ты не печалься, — шептала Ниловна. — Поверь матери: никто о тебе и плохого слова не говорил. Батько на тебя дюже гневается, что ты до дому не приезжаешь, вот он в сердцах такое и сказал.
Сергей встал, усадил мать на диван, обнял, — ему всегда, еще с детских лет, приятно было посидеть с ней, послушать, как она говорит своим тихим голосом. Совсем крохотная старушка, с седой маленькой головкой в чепце, она напоминала Сергею уже засыхающее дерево рядом с молодым побегом. Ниловна прижалась к Сергею, гладила рукой его чуб и смотрела ему в глаза.
— Сережа, а что я хотела у тебя спросить.
— Спрашивайте.
— Как там у тебя с Ириной?
— Ничего, мамо. Все хорошо.
— А чего ж ты к ней не поехал?
— Устал с дороги.
— Ох, что-то тут не то. — Ниловна покачала головой. — Я так понимаю: ежели любишь, то и усталости не знаешь.
— Это, мамо, верно, а только сегодня я не поеду.
— А может, ты ее разлюбил? — допытывалась Ниловна. — Говори матери правду.
— Нет, мамо, не разлюбил. Знаете, мамо, что я решил? Вот завтра поеду к Ирине — и уже последний раз. Либо она будет моя жена, либо я уже и не знаю, что тогда.
— Ну и слава богу, сынок, что ты так порешил. — Ниловна перекрестилась, хотела осенить крестом и сына, но, увидев его улыбающееся лицо, воздержалась. — Сережа, а что я слыхала? Будто сын Грачихи обучает Ирину.
— Виктор? — Сергей приподнялся.
— Какиесь ей слова непонятливые говорит. Ты бы, сынок, разузнал. Может, в том обучении один только соблазн.