Жена самурая - Виктория Богачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его война окончилась; пришло время дипломатии и закулисных интриг.
Углубившись в сад, Такеши сошел с гравийной дорожки и по вытоптанной тропинке зашагал к ручью. На деревьях плясали солнечные лучи, проникавшие сквозь густую листву. Утомленные жарой, изредка пели птицы, звенели стрекозы в высокой траве. Прежде он нечасто бывал в этой части поместья.
Он увидел Наоми и одновременно услышал ее смех. Она подбрасывала в воздух ребенка и, поймав, кружила на вытянутых руках. Под его ногой треснула ветка, и она обернулась. Распущенные волосы, в которых запутались солнечные лучи, рассыпались по ее плечам. Ее лицо все еще хранило отзвуки улыбки и смеха, когда она взглянула на Такеши. На ее летнем, светлом кимоно был вышит цветочный узор.
Он никогда не забудет того, как увидел ее — у ручья, окруженную солнечным светом, улыбавшуюся их дочери.
— Мне не кажется? — спросила Наоми, когда миновала первая оторопь. — Это и правда ты? — и словно не рассчитывая на его ответ, она торопливо подошла к нему, ладонью провела по плечу. И сразу же поцеловала, немало удивив и его, и саму себя.
Такеши обхватил ее единственной рукой, пропустил распущенные волосы сквозь пальцы и отстранился, лишь когда зажатая между родителями девочка недовольно захныкала.
— Посмотри. Это твоя дочь, — Наоми подняла на него сияющий взгляд.
Малышка на руках матери разглядывала его совсем осознанно и казалась такой большой. Он ожидал увидеть младенца… впрочем, о чем он думал?!
— Она похожа на тебя, — бездумно отметил он и протянул указательный палец малышке, которая тотчас крепко за него схватилась.
— Я знаю, — довольно ответила Наоми и легонько подула на вьющиеся волосы дочери, отчего та беззубо заулыбалась и защебетала на своем языке.
— Хочешь подержать? — спросила она спустя пару минут, в течение которых Такеши не отводил от дочери взгляда. И, не став дожидаться ответа, положила ему на левую руку малышку и не отпускала до тех пор, пока он покрепче не обхватил ребенка правой.
Девочка замерла, оказавшись на руках у незнакомца. Она настороженно изучала его лицо и то и дело поглядывала на мать. Наоми же, щекой прижавшись к плечу Такеши, с улыбкой смотрела на нее в ответ.
Много позже она будет вспоминать это утро как одно из счастливейших в своей жизни.
— Она очень красивая, — понизив голос, сказал Такеши.
Буря чувств, которая им овладела, не поддавалась описанию. Ведь не так давно он смирился с тем, что никогда не станет отцом и не возьмет на руки своего ребенка, а клан Минамото будет уничтожен и предан забвению.
А теперь его дочь забавно — и впрямь забавно — покряхтывает у него в руках, смотрит на него глазами его жены, а в ее лице он видит черты своего отца и всех Минамото до него.
— Конечно же. Ведь она похожа на меня, как ты и сказал, — Наоми вполголоса рассмеялась. — Идем в дом? — и она мягко забрала у него дочь.
— А где дочь Фухито?
— Мисаки увела ее к кормилице. Малышка слишком раскапризничалась, — она сделала короткую паузу, собираясь с мыслями. — Ты не написал… намеренно?
— Да.
Такеши по достоинству оценил выдержку жены. Он-то предполагал, что Наоми задаст этот вопрос одним из первых.
— Я ждала от тебя письма, — Наоми говорила медленно, тщательно выверяя слова.
Ей было важно донести до Такеши свою мысль, но она боялась сорваться и наговорить от обиды глупостей, и потому сперва хорошенько все обдумывала.
— Если ты не хочешь пышных встреч, их не будет. Но в следующий раз, прошу, не заставляй меня томиться в неведении.
Минамото посмотрел на жену, которая старательно отводила взгляд, и промолчал. Он не знал, как, но у нее получилось заставить его взглянуть на собственные же действия под таким углом.
— И просто непозволительно, конечно, когда никто не знает местонахождения главы клана. А если бы ты пропал по дороге — как бы мы узнали, где начинать поиски?
Слова Наоми и на этот раз остались без ответа, но она в нем и не нуждалась. И уж тем более не ждала, что Такеши вслух признает свою неправоту. Она знала, что он ее услышал, и знала, что была права. И была уверена, что получит от него письмо в следующий раз.
В молчании, в котором не было напряженности, они вошли в дом. Освободив прядь волос из кулачка дочери, Наоми взглянула на Такеши:
— Я приготовлю чай и легкие закуски, если ты голоден. Но сперва уложу малышку спать.
После секундных раздумий Минамото кивнул.
— Но прежде я навещу отца.
Он толкнул двери в спальню, из которой вышел полтора года назад и с тех пор не возвращался. Во всем ее убранстве отчетливо ощущалась рука Наоми: на низком столике с принадлежностями для каллиграфии соседствовала ваза с охапкой полевых цветов. На одном из футонов лежали детские игрушки из дерева — у него самого когда-то были почти такие же. На татами подле окна были аккуратно расстелены разноцветные лоскуты шелка. Рядом с ними Такеши увидел небольшую деревянную дощечку, нож для резьбы и ленты. Кажется, его жена увлеклась созданием деревянной мозаики из лоскутов. Он почти удивился, когда заметил на деревянной подставке бамбуковую флейту-сякухати. Раньше он не наблюдал у Наоми подобных увлечений.
Раздевшись, он забрался в бочку с горячей водой и откинул голову на бортик. Он закрыл глаза, вслушиваясь в звуки вокруг: ветер доносил из сада щебетание птиц, шумела листва на деревьях, растущих вблизи распахнутого окна. Так звучал его дом.
По пути к усыпальнице их клана он зашел в спальню отца. За раздвижными дверьми все осталось, как было, как он запомнил. Даже на низком столике для каллиграфии лежал раскрытый лист пергамента. Такеши мог с легкостью вообразить, как слышит в коридоре шум шагов, и как входит в спальню его отец, садится на татами и берет в руку кисть.
Сколько он себя помнил, в усыпальнице всегда было тихо, темно и прохладно.
Пагоду воздвигли в отдаленной части поместья, под сенью высоких деревьев, что дарили тень даже в самые ясные и жаркие дни. Окна в стенах намеренно прорубили небольшими, чтобы умерших не
