Парижские могикане. Том 2 - Александр Дюма

Здесь было все, вплоть до игрушечной колокольни в углу для вороны и конуры для собак.

Кровать с витыми колоннами дополняла обстановку спальни.

Баболену была предоставлена небольшая комната, оклеенная серыми обоями; в ней стояли железная кровать, новенькая и чистенькая, пара стульев, стол, этажерка со створками снизу, а в верхней части — открытая, и на ней около сорока книг.

Комнатка на антресолях, предназначавшаяся для Рождественской Розы, была просто шедевром — шедевром простоты прежде всего.

Она была как игрушечная: стены обтянуты розовым ситцем, отделанным небесно-голубым шнуром; такие же занавески и такая же обивка мебели. Фарфоровые вещицы на камине и туалетном столике — голубые, с такими же букетиками, как на обивке; на полу — однотонный голубой ковер.

Единственная картина в этой комнате — большой медальон в золоченой оправе, а в нем — пастель: портрет феи Кариты, поражавший необыкновенным сходством с оригиналом. На нем фея надевает свой костюм волшебницы, перед тем как отправиться на бал.

Попадая из необычной спальни Броканты в эту комнатку, очарованный посетитель радовался так, как если бы после мрачных катакомб он снова увидел солнце.

Броканта вернулась домой так же, как добралась в новую квартиру, — бегом. Она сообщила добрую весть Рождественской Розе и Баболену. Было решено, что они переберутся на новое место не на следующий, а в тот же день. Новую квартиру они назвали домом феи.

Вещи, с которыми им не хотелось расставаться, погрузили в фиакр. Рождественская Роза во что бы то ни стало хотела забрать весь свой уголок: как ни расписывала ей Броканта новое жилище, девочка взяла все, что только могла унести, и они тронулись в путь.

Нетрудно себе представить изумление Баболена и Рождественской Розы: девочка чуть не обезумела от счастья, когда обнаружила в шкафу, не замеченном Брокантой (что вполне естественно: он был встроен в стену), целый ворох греческих и арабских шарфов, испанских поясов и сеточек для волос, самых разных бус и заколок.

Для Рождественской Розы, с ее страстью ко всему яркому, это было сокровище из сокровищ, настоящий клад из» Тысячи и одной ночи «.

А ковер, этот мягкий, бархатистый ковер, по которому она могла сколько угодно ступать своими прелестными босыми ножками!..

За один день новоселы совершенно обжились здесь, и никто, даже Броканта, не вспомнил о жалком чердаке на улице Трипре.

На следующий день их навестил Петрус.

Он зашел узнать, как они себя чувствуют.

Петрус явился свидетелем всеобщего ликования, в том числе собак в своей конуре и вороны на своей колокольне.

Однако Броканта была несколько обеспокоена тем, что потребует Петрус (она вполне допускала это) в обмен на всю эту благодать, дарованную им от имени феи Кариты.

А Петрус лишь попросил позволить Рождественской Розе позировать в его мастерской, причем был согласен на присутствие либо Броканты, либо Баболена, либо их обоих.

Рождественская Роза, еще не вполне понимая, чего от нее хотят, сейчас же согласилась.

Броканта обещала дать ответ на следующий день: она хотела кое с кем посоветоваться.

Петрус предоставил ей полную свободу действий.

Посоветоваться старуха собиралась с Сальватором.

Не успел Петрус уйти, как Баболен бросился на Железную улицу, чтобы перехватить Сальватора и пригласить его, как только у него выдастся свободная минутка, навестить их в» доме феи «.

Сальватор пришел в тот же день.

По его мнению, Рождественская Роза могла оказать Петрусу услугу, о которой тот ее просил.

Рождественская Роза всегда казалась Сальватору тонкой и изысканной натурой. В ее стремлении ко всему яркому угадывался художественный инстинкт.

Она могла только выиграть от общения с такими блестящими личностями, как Петрус, Жан Робер, Людовик и Жюстен, олицетворявшими живопись, поэзию, науку и музыку.

А относиться к Рождественской Розе они будут как к сестре — на этот счет Броканта могла быть совершенно спокойна.

И Сальватор предложил Броканте, не ожидая повторного визита художника, пойти к нему первой.

На следующий день, в десять часов, девочка и старуха уже стучались к Петрусу.

Когда дверь отворилась и Рождественская Роза увидела его чудесную мастерскую, она вскрикнула от радости и изумления: мастерская поразила ее даже больше, чем комната Броканты и даже ее собственная.

Прежде всего тем, что со всех сторон на нее смотрела фея Карита в самых разных нарядах; кроме того, здесь было множество предметов, совершенно ей незнакомых: она не имела понятия не только об их назначении, но даже не представляла, как они называются.

Девочка с жадностью расспрашивала о каждой неизвестной вещи.

Но, кажется, узнала фортепьяно: ее пальцы коснулись клавиш, и она взяла несколько аккордов; это свидетельствовало о том, что в прошлом девочка занималась музыкой.

Но почти тотчас, будто охваченная каким-то страшным воспоминанием, она опустила крышку и отошла от инструмента.

Потом ей захотелось посмотреть, как Петрус работает.

Петрус взялся за кисть.

Девочка радовалась, удивляясь тому, как под его рукой оживали окружавшие их предметы.

Художник стал объяснять, чего он хочет от нее.

Петрус мог бы не просить Рождественскую Розу ему позировать: она сама готова была умолять его об этом.

Итак, они очень скоро обо всем договорились.

Рождественская Роза начнет позировать в тот же день; в последующие дни он будет присылать за ней экипаж, и она станет приезжать либо с Брокантой, либо с Баболеном.

В тот же день она снова увиделась с Жаном Робером и Жюстеном. Она видела их раньше у Броканты (это было, как помнят читатели, в день похищения Мины).

На следующий день в мастерскую зашел Людовик.

По просьбе Сальватора молодой врач самым тщательным образом осмотрел девочку.

Она была хрупкой, слабенькой, но все органы были здоровы. Людовик прописал режим, и Сальватор приказал Броканте неукоснительно выполнять его.

Неделю спустя Рождественская Роза, руководимая Жюстеном, уже знала все ноты и начала исполнять простенькие пьески.

Правда, занимаясь музыкой, она скорее вспоминала известное, нежели узнавала новое.

Кроме того, под руководством Жана Робера она выучила наизусть несколько самых красивых стихотворений Ламартина и Гюго и читала их с большим чувством, что было просто удивительно.

Наконец, она ежеминутно напоминала Петрусу о его обещании научить ее рисовать.

В тот день, когда мы застали ее позирующей в мастерской Петруса, проходил уже десятый сеанс.

Сальватор заглядывал почти ежедневно. Случилось так, что в этот день он впервые пришел с собакой: Петрус попросил привести Ролана, так как хотел изобразить его в пустующем углу полотна, посвященного Миньоне.