Гарсиа Маркес - Сергей Марков

— Он был безупречно вежлив, — рассказывала мне Мария, работавшая в Западном корпусе ныне снесённой (упразднённой) «России». — Однажды поздно вечером вернулся выпивши, где-то его накачали. И в буфете стал расспрашивать о жизни, преимущественно личной… Я ради смеха предложила ему одну из наших постоянных девочек, работавших в Западном корпусе, под крышей КГБ, но он рассмеялся, развёл руками, мол, рад бы, да жена, дети, кейджиби, опять-таки завтра во всех газетах напишут… Я ему сделала чай с лимоном, он пил, разглядывая подстаканник, и расспрашивал, кто из знаменитостей пил чай с этим подстаканником, я говорила, что руководители партии и правительства, а также звёзды кинофестивалей, он цокал языком почти как кавказец… А вообще-то он простой, с ним как-то сразу легко. Сам он сказал, что прост в общении лишь с красивыми женщинами, а с мужчинами хитёр и коварен.

В тот приезд Маркеса заполучили в гости к поэту Андрею Вознесенскому в Переделкино. Корреспондент журнала «Огонёк» Феликс Медведев принёс в «Россию» книжечку рассказов Маркеса, выпущенную в серии «Библиотечка „Огонька“», вручил её автору, но интервью не получил (позже кто-то в писательских кулуарах предположил, что сопровождающие лица, переводчики что-то об «Огоньке» и его главном редакторе, «русофиле и жидоморе» Софронове, наговорили). Как ни умолял Медведев (один из самых пробивных интервьюеров 1980-х) — мол, журнал имеет миллионный тираж, мы выпустили книгу, что хотя бы десять минут… всё было бесполезно. Тогда он у подъезда Западного блока, как сам мне рассказывал, втолкнул в «чайку», выделенную для разъездов Маркесу, своего переводчика, — а Маркес отправлялся в Звёздный городок на встречу с космонавтами, — и велел записывать и запоминать всё, что тот будет говорить, а потом пересказать… И в «Огоньке» было опубликовано то, что писатель рассказывал другим на всевозможные темы, этакий поток сознания с лёгким налётом безумия, да вдобавок с фотографией, на которой Маркес похож на Сурена Айрапетяна, державшего недалеко от нашей редакции, за Савёловским вокзалом, полуподпольный ломбард.

И на обратном пути домой, когда в аэропорту он торопливо, не глядя по сторонам, проходил через общий зал вылета в «депутатский» зал, ни одного вопроса нам, журналистам, задать не удалось — его профессионально прикрывали, оттесняя всех, крепкие мужчины в штатском.

…По радио передали, что Гари Прадо Сальмон, армейский капитан, взявший Че Гевару в плен, при невыясненных обстоятельствах получил тяжёлое ранение в позвоночник и парализован. До этого сообщалось о суицидах и психических помешательствах людей, так или иначе связанных с казнью Че Гевары.

Своему другу Мутису Маркес сказал по телефону, что, возможно, сейчас уже мог бы согласиться с утверждением, будто это дело рук спецслужб Фиделя — как израильский МОССАД мстил за своих убитых спортсменов во время Олимпиады в Мюнхене, например. Но ведь много случаев, заметил он, без вмешательства человеческих рук: виновные или причастные к гибели Че кончают с собой, сходят с ума… Кубинские историки, побывавшие в южной части Боливии, где действовали партизаны Че, рассказывали Маркесу, что среди боливийских военных и их родственников получило обращение «цепное», то есть святое письмо, рассылаемое по определённым адресам, с тем чтобы получатель разослал его другим. В письме говорилось, что смерть президента Боливии Баррьентоса явилась Божьей карой и всех виновных в убийстве Че ждёт страшная участь: для спасения они должны трижды прочесть Отче наш и трижды Аве Мария, письмо нужно переписать девять раз и разослать девяти людям. Альваро ответил, что это мистика, сам Че Гевара не верил ни во что подобное. Маркес пересказал рассказ отца Рохера Шильера, доминиканского священника из ближайшего прихода: «Когда я узнал, что Че содержится под стражей в Ла-Игуэре, я добыл лошадь и отправился туда. Я хотел выслушать его исповедь. Я знаю, что он сказал бы: „Я потерян для вас“. Я хотел ответить ему: „Ты не потерян. Бог всё ещё верит в тебя“. По дороге я встретил крестьянина. „Не торопись, отец мой, — сказал он мне, — они уже покончили с ним“». Альваро спросил, а что он, Габриель, думает по этому поводу: потерян был Че или в последние минуты всё-таки верил? Маркес ничего не ответил.

Глава третья

НОБЕЛЕВСКАЯ ПРЕМИЯ

Известный кинорежиссёр Сергей Соловьёв (мой «многолетний товарищ по запутаннейшей, но хорошей жизни», как он надписал мне свою книгу) в Колумбии снимал картину «Избранные» по роману Альфонсо Лопеса Микельсена, приятеля и соседа Маркеса. На экраны картина вышла в 1983-м, а в конце 1970-х, когда Микельсен был президентом страны, Соловьёв писал там сценарий.

В общей сложности Соловьёв прожил на родине нашего героя около двух лет и подметил немало любопытного.

Начался соловьёвский «роман» с Колумбией масштабно и абсурдно, прямо-таки по-маркесовски. С того, что один правитель — президент Колумбии, А. Л. Микельсен в свободное от политических хлопот время написал книгу, а другой правитель — президент и генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев, тоже к тому времени уже пописывающий «Малую Землю» и прочее, в ответ на обращение колумбийского коллеги снять общий фильм — «чтобы картина знаменовала рождение колумбийской кинематографии и чтобы в совместной работе с русскими кинематографистами обучились кинематографическим профессиям колумбийские кинематографисты» — тотчас оттелеграфировал в Колумбию: «Раз такое желание имеется, конечно, сделаем».

— Прочитав роман президента, я убедился в полном отсутствии литературной одарённости автора и какой бы то ни было художественной мысли, — рассказывал мне Сергей Соловьёв. — Зацепившись за три случайных абзаца, пяток имён и кое-какие фактуры, я жульнически вплёл их в сочинённый мною вполне бредовый сюжет, не имевший к роману ни малейшего отношения, но которым я вдруг всерьёз увлёкся. И вот мы с группой полетели в Колумбию. Оператор Паша Лебешев, художник Саша Адабашьян… И ещё заведующий иностранным отделом «Мосфильма» Юра Доброхотов, в прошлом то ли полковник, то ли генерал КГБ, высланный из Нью-Йорка за злобный шпионаж, и Людмила Николаевна Новикова, милейшая женщина, толковый журналист, жена высокопоставленного дипломата, который, впрочем, оказался генерал-лейтенантом КГБ, вершившим нашу тайную политику в Латинской Америке ещё с далёких военных лет. Она была не просто знакома с президентом Колумбии, а даже дружна с ним, поскольку долгие годы вместе с мужем варилась в том же самом дипломатическо-разведывательном котле. Звали мы её, с лёгкой руки Адабашьяна, Маушка, ласкательное производное от «матушки» или «мамушки». Своих тесных связей со спецслужбами она не скрывала. Тем более что службы эти были вовсе не убого-стукаческими, а серьёзными, мощными и в высшей степени профессиональными.