Лиловый (Ii) - Ганнибал

   Он искал.

   Огромная красная звезда мешала ему, она пульсировала все быстрей и быстрей, затмевая менее яркие своим свечением, она вызывала у него тревогу. Он нашел то, что интересовало его, но на этом не остановился. Он беспокоился. Это заставило его пойти дальше.

   Вглубь.

   Звезды растворились в чернилах; диковинные видения проплывали перед его взором, все из них имели какой-то внутренний смысл, но этот смысл обычно был сокрыт от него. Еще глубже, и еще... на самое дно.

   Там уже не звезды; там люди плавали в вечном сне, нагие, застывшие, и чудовищные насекомые глодали их, медленно перебирая мохнатыми лапами. Он никогда точно не знал, что это означает; возможно, это были человеческие страхи и желания, заставляющие совершать выбор. О других вариантах даже не хотелось думать.

   Он двигался все дальше, и вот он увидел то, что хотел.

   Виденное напугало его.

   Этот человек по-прежнему был закутан в паутину, повиснув в бездне, но нити незаметно разматывались, ослабли; он не был совершенно неподвижен, как все остальные. Наблюдатель с тревогой смотрел за тем, как еле заметно движутся слабые пальцы.

   Вот он повернул голову... лицо его было закрыто; но наблюдатель судорожно отшатнулся, попытался выбраться... бежал прочь.

   Вдох!..

   Фальер резко вскинулся. Он лежал на кушетке в одной из гостиных дворца, и в комнате было темно, никто не смел беспокоить его; в правом виске судорожно пульсировала острая боль. Он добился своего: он знал теперь, что предпринять, какой следующий шаг приведет его к цели.

   Он не знал только, что значили эти видения. Что это за человек в бездне? Кто он? Что будет, когда он пробудится от своего сна?..

   Он долго еще сидел так, тер лицо ладонями, пока мысли его крутились вокруг одного и того же и бесполезно бились в глухую стену. Но вот кто-то осторожно постучался в дверь.

   -- Войдите.

   -- Господин Фальер, -- в гостиную осторожно заглянул Тегаллиано. -- Разрушители волнуются. Люди Зено докладывают, что никто не пытался покинуть город... что прикажете?

   Фальер выпрямился, взъерошив светлые волосы.

   -- Завтра утром отправьте людей на обыск, -- сказал он. -- Пусть проверят все дома в Централе. Отказ содействовать обыску расценивать как предательство. В каждой группе обыска должно быть два разрушителя.

   -- Хорошо, -- коротко отозвался Тегаллиано и исчез.

   ***

   -- Ну что?

   -- Да подожди ты, он еще толком не проснулся.

   -- И так спал столько времени! У нас его не то чтобы вагон.

   -- Который час? -- стремительно вскинулся Леарза, раскрыв глаза. Кажется, вид у него был растрепанный; ответили ему не сразу, наконец добродушный голос профессора сообщил ему:

   -- Половина девятого, юноша. Ты спал весь вечер и всю ночь. Что тебе снилось?

   Тогда Леарза осекся и вяло осел на диване. Тело затекло, руки и ноги ломило, как бывает, когда слишком долго спишь; голова у него была тяжелая.

   -- ...Ничего, -- потом признался он. -- Только черная пустота.

   Они переглянулись.

   -- Должно быть, лекарство помешало ему, -- потом мягко сказал Квинн. -- Не стоило прибегать к неестественным методам.

   Леарза вцепился пальцами в свою шевелюру и принялся неистово ерошить ее. Глухая ненависть к себе опять проснулась в нем; он все-таки был совершенно бестолковый и ненужный человек, и ничем не мог помочь!..

   -- Не казни себя, -- негромко произнесла Нина. -- Ведь ты не виноват в том, что у тебя не получилось. Потом получится.

   -- Когда -- потом? -- воскликнул он. -- У нас так мало времени! Пока я тут бесполезно дрыхну, он все видит и все знает! Информация -- самое опасное оружие! Что, если он уже сейчас отдает распоряжения? А мы даже понятия не имеем, что нас ждет!

   -- Не ори, -- коротко резко оборвал его Таггарт; Леарза несколько смутился и отвел взгляд.

   -- Что ж, будем просто действовать так, как знаем, -- подытожил профессор Квинн. -- В конце концов, именно так мы поступали веками. С чем бы ни довелось нам бороться, -- мы будем бороться.

   Внутри у Леарзы что-то больно дернуло. Он знал уже; они будут бороться. По-прежнему со спокойными лицами пойдут на смерть, до последнего будут пытаться спасти своего противника, их люди будут гибнуть, -- остальных это не остановит... как Морвейн, Таггарт и Каин просто оставили позади тела своих товарищей, чтобы спасти чужую планету, так и теперь...

   Он поник. Разведчики негромко переговаривались; Теодато что-то говорил Морвейну, потом почти выбежал из гостиной. Кажется, они собрались здесь, чтобы дождаться пробуждения руосца, в надежде услышать какие-нибудь новости. Теперь смысла сидеть тут не было, и понемногу они начали расходиться.

   Наконец Леарза остался один. Последней ушла Нина; Таггарт будто ждал ее в дверях, она замешкалась, пригладила Леарзе волосы, упавшие на глаза. Ничего не сказав, отвернулась и почти убежала. "Хорошая, -- грустно подумал Леарза. -- Совсем не такая, как я. Если бы она была на моем месте, она никогда не подвела бы Таггарта".

   Беспокойство снедало его; хуже всего было ничегонеделание, хотя Леарза практически мог чувствовать нависшую над ними всеми опасность. Вздохнув, он сполз с дивана и поплелся в комнату, которую делил с Финном.

   В комнате Богарта не было, а вместо него неожиданно обнаружился Морвейн; стоял себе как ни в чем не бывало и курил электронную сигарету, выглядывая в наполовину закрытое шторами окно. Леарза так удивился, что не нашелся, что и сказать ему, остался стоять возле двери. Морвейн тоже будто собирался с мыслями, даже не обернулся. Тогда у Леарзы вырвалось:

   -- Ну и что ты хочешь от меня услышать?

   -- Ничего, -- пробасил тот. -- Но я подумал, может,

ты

захочешь что-нибудь сказать мне.

   Прежние чувства вспыхнули в нем с прежней силой. Леарза, не успев подумать, зло сказал:

   -- Да, пожалуй, захочу. Ты поступил, как трус, Морвейн. Прекрасно знал, что я опасен, -- я и сейчас, может статься, опасен, -- и сбежал. И теперь еще смотришь на меня с таким видом, будто это я во всем виноват!

   Разведчик продолжал стоять спиной к нему, затянулся.

   -- Если я и повел себя, как трус, -- наконец ответил он, -- это одно. Но ничто не отменяет того, что ты поступил подло. Я не могу с улыбкой смотреть на человека, который причинил боль Волтайр.

   Внутри у Леарзы все вскипело; он стиснул кулаки, еле сдерживаясь, чтобы не подскочить к Морвейну и не ударить его.

   -- Причинил боль Волтайр! -- задыхаясь, повторил Леарза. -- Смешно! Я скорее мог причинить боль какому-нибудь Лексу, чем этой бездушной твари! У нее вместо сердца камень, ей все равно, погибну ли я или нет, даже на тебя ей наплевать, скорее всего! Если она и пытается притворяться, что что-то чувствует, у нее выходит ненатурально!

   Вот тогда разведчик обернулся; в другое время Леарза, наверное, перетрухнул бы, но теперь кровь горела у него в жилах, и Леарза, наоборот, сам сделал шаг вперед, криво оскалившись.

   -- Никчемный ублюдок, -- произнес Морвейн, -- и ты смел говорить, что любишь ее!

   -- Я любил ее! Но это было все равно, что любить стену! Я еще удивляюсь, для чего она вышла замуж и родила ребенка!..

   В этот момент, -- Леарза так и не успел углядеть начало его движения, -- Морвейн стремительно приблизился к нему, и в глазах у него все так и вспыхнуло от боли; голова мотнулась, Леарза едва не упал и был вынужден схватиться рукой за оказавшуюся поблизости стену. Что-то соленое было на языке, он не сразу понял, что это. Морвейн тяжело дышал в стороне, отвернулся.

   -- Она всегда была такая, -- глухо сказал он какое-то время спустя. -- Молчит и улыбается, что бы ни случилось. Когда наши родители погибли, она улыбалась мне и утешала меня, а сама потом закрывалась в одиночестве и плакала, только чтобы я не видел ее слез. Когда умер ее ребенок... да что ты вообще знаешь о том, что чувствует при этом мать!

   Леарза смешался; в голове его против воли всплыли воспоминания о том, как Волтайр беззащитно плакала у него в объятиях когда-то давно, -- теперь казалось, это было столетия назад, -- на Сиде.

   -- Ничего, -- он поднял руку. Челюсть все еще гудела, язык плохо ворочался во рту: кажется, удар был неслабый. -- Но она все рассказала профессору. О моих снах. Даже сама предлагала, чтобы я вернулся в ксенологический, сдался вашим людям.

   -- Она просто заботилась о тебе, как умела, -- возразил Беленос. -- Потом, когда ты ушел от нее, она не находила себе места от беспокойства, она даже связалась со мной, хотя это было непросто: я уже был здесь. Когда я узнал, мне ничего так не хотелось, как разбить тебе башку. Только она до сих пор переживает за тебя, кажется, профессор до недавнего времени даже отправлял ей сообщения о тебе, как она просила его. -- Он криво усмехнулся, запрокинув голову. -- Кажется, настолько она не заботилась даже обо мне. За это мне еще сильнее хочется убить тебя.