Башни Заката - Лиланд Модезитт

Контрабандист с Госселом отчаянно торгуются. Креслин стоит с недовольным видом, но не встревает. Наконец капитаны ударяют по рукам, после чего Госсел с Креслином покидают борт «Ночного Ветра».

— Думаешь, лучших условий мы добиться не могли? — спрашивает Креслин, наблюдая за тем, как матросы с «Грифона» начинают разгрузку купленных у контрабандиста припасов, одновременно затаскивая на палубу «Ночного Ветра» те немногие товары, которые удалось продать. В их числе — несколько ящиков стеклянной утвари, фляги с полученной из моллюсков пурпурной краской, пряности Лидии и с дюжину бочек соленой рыбы. Рыбы можно было бы засолить больше, но если соли на острове достаточно, то насчет бочек этого не скажешь.

— Я сделал, что смог, — отзывается, пожимая плечами, Госсел. — Вот разве что за бокалы мы, пожалуй, могли бы выручить побольше. Когда этот малый их увидел, у него аж глазенки сузились. Но ведь в чем-то надо и уступить, а мы взяли хорошую цену за специи и краску. Рыбу продали куда дороже, чем я мог надеяться. Это, наверное, благодаря недороду и падежу овец в начале лета.

— Спасибо, Госсел. В торговле ты смыслишь куда больше всех нас.

— Премного благодарен за доверие, милостивый господин.

— У тебя есть ко мне какие-нибудь вопросы?

— Думаю, сейчас нет.

— Еще раз спасибо. Попозже зайду, но сейчас у меня кое-какие дела в цитадели.

Рассеянно заглянув в окно гостиницы — внутри две служанки намывали столы, готовясь к приходу посетителей, — Креслин седлает Волу, но стоит ему тронуть лошадь с места, как он слышит детский голосок:

— Медяк, милостивый господин. Наша мама чахнет, мы голодаем.

Голос принадлежит чумазому мальчишке в рваной рубашонке и штанах с дырками на коленях.

Обследовав чувствами ближнее пространство и убедившись в отсутствии признаков белизны или какой-либо иной силы, юноша спрашивает:

— Ты где живешь?

Ребенок смотрит в сторону.

— Где ты живешь? — повторяет регент.

— В пещере.

Возможно, мальчик и лжет, но с ходу этого не обнаружить, а докапываться до истины у Креслина нет времени. А вот медяк на сей раз есть.

— Держи.

— Спасибо, милостивый господин.

Юноша едет дальше, гадая: то ли он сам плодит попрошаек, раздавая милостыню, то ли люди и вправду дошли до крайности.

— В каждом городе встречаются нищие, — бормочет он себе под нос. Но без особой уверенности в том, что это хорошее оправдание. Однако нищие нищими, а сейчас надобно подумать о рыбе. Как лучше употребить бочки, освободившиеся из-под овсяных лепешек — пустить под рыбу или разлить в них для выдержки полученный из зеленого сока бренди? Надо будет потолковать с Гидманом, хотя тот наверняка попытается заполучить все бочки, какие только сможет…

Размышления Креслина прерывает глухой раскат грома, и едва он успевает взяться за поводья, чтобы ускорить шаг Волы, как на лицо падают первые капли.

В конюшне цитадели его встречает Мегера.

— Я собиралась в Чертог, но передумала, решила подождать тебя, — говорит она, вскакивая на Касму. — Поедем вместе. Как прошли переговоры?

— Госсел сделал все от него зависящее, — отвечает Креслин, стряхивая влагу с туники. — А я помалкивал, изображая справедливого, но не слишком милосердного Мага-Буреносца. Правда, это не помешало контрабандисту вытянуть из нас кучу денег, но куда денешься? Он привез пятьдесят бочек муки, причем половину из них рисовой, пять бочек сухих фруктов, твердый желтый сыр, маслины, оливковое масло… и это не говоря уж о кайстике и доброй сотне стоунов железной руды. Все по высоким ценам, но этого и следовало ожидать.

— Вот видишь, дела не так уж плохи. Напрасно ты все время переживаешь.

— Не скажи. Даже после того как этот малый рассчитался за краску, пряности, стекло и рыбу, у нас осталось всего пятьдесят золотых. Еще чуть-чуть такой торговли, и казна Западного Оплота будет истрачена без остатка.

— Тогда почему же ты заплатил ему так много?

— Да потому, что сейчас это все равно обойдется дешевле, чем потом. Вспомни… в Монтгрене, Кертисе и Кифриене — недород, и следует ждать взлета цен на провизию. А нам и при нынешних впору протягивать ноги.

— А может быть, стоило просто захватить груз этого контрабандиста вместе с кораблем?

— Я хочу выжить, но не любой ценой. Да и много ли было бы в том проку? Его посудина меньше «Грифона».

— Ага, значит, дело в целесообразности! А будь его судно со «Звезду Рассвета», ты подумал бы о захвате?

— Подумать, может быть, и подумал… Только, поступив так, я все равно не решу всех проблем, а вдобавок еще и отважу от нас всех прочих контрабандистов.

— Ты уже не такой невинный и простодушный, каким бежал из Западного Оплота! Если вообще когда-нибудь был таким.

— Это несправедливо!

Креслин щелкает поводьями, порываясь направить Волу подальше от Мегеры, к дому Клерриса и Лидии. Внутри у него все горит, глаза щиплет. Он и сам не знает, чья боль и досада сказывается сильнее — его собственная или жены.

Но отъехав всего на несколько шагов, юноша осаживает лошадь. О чем ему говорить сейчас с двумя Черными, еще более ограниченными в возможностях, чем он сам?

— От себя не убежишь, суженый, — говорит, подъехав к нему, Мегера.

Хорошо хоть то, что ее слова относятся к ним обоим.

CXXXIII

— Я рассмотрел все возможности, — утверждает Креслин. — Лидьяр практически лишен охраны, а в его водах нередко находится по полдюжины океанских судов за раз. Воспользовавшись подходящей погодой, мы можем захватить три, а то и четыре корабля.

— Сначала ты возлагал надежды хотя бы на один корабль. Теперь у нас их два, но, оказывается, тебе требуется больше. Когда это прекратится? — устало говорит Клеррис.

— Не знаю, но сейчас у нас нет выбора.

— Ход твоей мысли не совсем ясен. Может быть, не сочтешь за труд растолковать?

— Настоящий океанский корабль у нас всего один, — говорит юноша, отпивая из зеленого хрустального бокала, произведенного в мастерской Мегеры и Авлари, — и совершенно очевидно, что мы не можем позволить себе им рисковать. Но это еще не все. При наличии нескольких больших судов мы сможем существенно расширить торговлю, а в случае необходимости — использовать флот для оказания давления.

— Это каким образом?

— Самым прямым. Располагая флотом, мы можем заявить Нолдре, Остре и всем прочим, что либо они станут торговать честно, либо их суда будут захватываться или топиться.

— И как ты собираешься воплощать в жизнь эту угрозу?

— Как раз воплощать ее в жизнь мне бы и не хотелось. Но в сложившихся обстоятельствах — если уж мы решим заняться пиратством — я мог бы, подняв ветра, выведать, где находятся их корабли, а потом устроить шторм и выбросить их на сушу… по крайней мере, в восточном Кандаре.