Тайна священного колодца - Василий Михайлович Чичков

— Вы помните, в каком году был прутский поход Петра Первого?

— В тысяча семьсот… — замялся граф.

— Одиннадцатом! — подсказал я. — Турки окружили тогда двухсоттысячную армию Петра. И он встретился с султаном. Прежде чем начать разговор, турок долго рылся в карманах шаровар и достал оттуда горсть мака… «Вот смотри, Петр, — обратился султан к русскому царю, — сколько на ладони мака, столько у меня солдат. Сдавайся». Петр полез в карман и вынул одно зернышко перца. «На, раскуси!» — сказал русский царь.

— Молодец Петр, — граф рассмеялся. — Великий государь. Послушай, не улетай сегодня! — вдруг попросил меня граф. — Останься, хотя бы до утра.

Предложение для меня было совершенно неожиданным. Но за эти полтора часа человек, который сидел рядом, стал мне интересен: нравились его лицо, его манера говорить и его непринужденность в беседе. Он мне говорил «ты», и это тоже выглядело естественным. А главное, он говорил по-русски, и это ласкало мой слух. Говорил-то он как-то необычно: чуть растягивая слова, ударение делал не так, как мы делаем это сегодня.

«Ну, подумаешь, прилечу в Ла-Пас завтра утром!» — убеждал я сам себя и согласился.

Граф не скрывал своей радости.

— Дай мне билет, — сказал он.

Мы помчались в аэропорт.

Усову потребовалось немного времени, чтобы перенести вылет на следующий день и договориться о том, чтобы в Ла-Пасе чемодан мой убрали в камеру хранения.

— Пока дома готовят ужин, можем поездить по городу, — предложил он.

И снова машина мчалась по улицам Кочабамбы. Мы продолжили разговор о России, а за окном автомобиля все было непохоже на нашу страну: женщины в яркой одежде, в белых шляпах, напоминающих по форме цилиндры. Мужчины в круглых котелках, они сидят по-турецки в тени домов. И каждый из них чем-то торгует.

Усов живет в этом городе почти сорок лет. В двадцатом году он бежал из России вместе с генералом Врангелем. Добрался до Парижа. Но Париж любит деньги, а их не было у графа. Состояние осталось в России. Из Парижа он направился в Южную Америку.

В поисках богатства он кочевал из одной страны в другую и наконец попал в Боливию. Было время, когда граф работал на оловянных рудниках Хохшильда чернорабочим. Но потом, как он говорит, ему повезло. Он накопил денег и купил рудник. Теперь у него собственные оловянные шахты и две автомобильные мастерские.

Граф прекрасно знал город, хотя, как он сказал, город этот для него чужой.

— Боливийцы называют меня русским, а от России я давно отрезанный ломоть. Так и болтаюсь без родины. — В словах графа прозвучала горькая нота.

Усов остановил машину у статуи женщины. Она величественно возвышается над площадью. Правая рука чуть приподнята, будто благословляет людей на борьбу против врагов. В те далекие годы испанские завоеватели подошли к городу Кочабамбе. Когда защитников города осталось совсем немного, женщина бросила боевой клич. Женщины города вооружились и двинулись на врага. И уже много десятилетий стоит этот памятник[66], и люди отдают дань женщинам, которые спасли город от врага.

Потом мы были на базаре, который разместился на одной из улиц в самом центре города. Граф привел меня в те ряды, где местные кулинары готовят всевозможные блюда из картофеля.

— В Боливии двести с лишним сортов картофеля, — сказал граф. — Это истинный хлеб боливийца. Когда мне приходилось туго — сидел без денег — картофель был главной моей пищей.

И снова разговор возвратился к России. Граф с жадным интересом расспрашивал меня о Москве. «Как выглядит сейчас Собачья площадка на Арбате?», «Цел ли ресторан „Славянский базар“?», «А Кремль цел, не сломали?», «А был ли ты в Петербурге?», «Невский по-прежнему прекрасен?»

Вопросов было так много и часто они были столь наивными, что вызывали у меня улыбку.

Часов в восемь вечера мы приехали к его дому. Вошли в столовую. Здесь уже собралось много гостей. А я-то думал, что в Кочабамбе нет русских.

— Знакомься, — сказал граф. — Это наша русская колония. Здесь не только старые эмигранты, но и бывшие советские. Может быть, с ними ты найдешь общий язык?

— Советские, да не те! — едко сказал невысокий, худой человек и представился: — Кузнецов и моя супруга.

Подавая руку, Кузнецов смотрел на меня нагловато и насмешливо.

Может быть, для того чтобы смягчить впечатление от слов Кузнецова, ко мне подошла жена графа, Мария.

Слово «графиня» так не подходит к этой женщине. У нее простое лицо, не по-женски большие руки. Она приехала в Южную Америку еще до первой мировой войны. Вместе с отцом бежала из России от нужды. Работала на оловянных рудниках. И там познакомилась с Усовым.

Родственник русского царя женился на простой рабочей женщине. Чего только не случается в эмиграции!

Она подвела меня к пожилому, но еще крепкому человеку с пышными усами в форме генерала царской армии. На груди золотом поблескивали ордена.

— Генерал от инфантерии Медведев! Честь имею! — генерал щелкнул каблуками и подал мне руку.

Рядом стоял толстый человек с добродушным лицом. Украинец. Уехал за границу во время революции.

Было еще две пары пожилых людей. Как старого знакомого, меня похлопал по плечу профессор Ефимов и с улыбкой сказал:

— Молодец, голубчик!

Стол был накрыт по-русски. Здесь были картошка, капуста, пирожки, селедка, соленые огурцы, черная икра и, конечно, водка. Водка наша, «Столичная».

Меня посадили во главе стола. Граф сел напротив. По обе стороны стола сели гости. Передо мной поставили большой лафитник.

— Нет ли рюмочки поменьше? — спросил я у Марии. — Недавно у меня была почечная колика. Врачи запретили спиртное.

Моя просьба была встречена всеобщим смехом. Вдоволь нахохотавшись, Кузнецов бросил:

— Коммунистам пить в чужих странах запрещено. По инструкции действуете?

— А как вы думаете?! — воскликнул Миша. — По пьянке человек может сказать лишнее. — Миша хитро подмигнул мне, хотя я не понял, зачем он это сделал.

Я наполнил лафитник.

— За Россию, — громко сказал граф, и мы выпили.

— Ну, и как там, в России, живут наши русские братья? — спросил Кузнецов.

— Не жалуются.

— Неужели? — иронически бросил Кузнецов. — Вы в этом уверены?

Многие засмеялись.

— В таком случае, может, вы мне расскажете, как живут в России? — спросил я Кузнецова.

— А что? Мы хорошо информированы, — вмешался в разговор Миша.

— Что ты кипятишься! — перебил его граф. — Ты лучше расскажи, как тебя бьет жена!

Украинец негромко хихикнул. А Миша замолчал, уткнувшись в тарелку.

— У Миши жена русская, из Подольска, — начал граф. — Дети подросли. А учить их здесь негде. Жена хочет уехать в Россию! А у Миши