Андрей Миронов: баловень судьбы - Федор Раззаков

13 марта репетиции в «Назначении» продолжились: на съемочной площадке опять работали два актера – Миронов и Купченко.

15 марта Миронов играл в «Горе от ума».

18 марта начались съемки «Назначения». Съемочной площадкой стала одна из улиц Москвы, где сняли эпизод «подъезд учреждения» из начала фильма с участием Миронова и Купченко. Съемки шли с 11.00 до 20.00. На следующий день опять снимали на улицах Москвы тех же актеров. А 20 марта Миронов уже снимался один: сняли самое начало фильма. Работа продолжалась с 7 утра до пяти вечера.

21 марта Миронов с утра снимался (прошла съемка фонов под титры), а вечером вышел играть Хлестакова в «Ревизоре». 22-го это уже было «Продолжение Дон Жуана» (Бронная), 23-го – «Женитьба Фигаро».

24 марта в 8 утра Миронов был на «Мосфильме». Там, в 11-м павильоне, прошло освоение декорации «комната отдела» с участием Миронова, Корниенко, Граве и Платонова. Работа продолжалась до пяти вечера. На следующий день состоялась съемка. Были сняты эпизоды из начала фильма.

26—27 марта съемки объекта «комната отдела» были продолжены. Работа закончилась в шесть часов вечера, после чего Миронов отправился в театр, где ему предстояло играть в спектакле «Мы, нижеподписавшиеся…».

28 марта снова снимали «комнату отдела» с участием Миронова и Платонова.

30 марта Миронов играл в «Женитьбе Фигаро».

Апрель начался для Миронова со съемок в «Назначении». Утром 1 апреля в объекте «комната отдела» были сняты эпизоды из середины фильма с участием Миронова, Платонова и Граве. Вечером наш герой играл в «Ревизоре».

2 апреля опять снимали «комнату отдела». А на следующий день съемки переместились в другую декорацию – «кабинет и приемная». На съемочной площадке играли Миронов и Купченко (эпизоды из середины фильма).

4 апреля с утра Миронов снимался в «Назначении» («кабинет и приемная» из начала фильма), а вечером играл Дон Жуна на Малой Бронной. После чего он уехал из Москвы на гастроли.

В эти же дни (11 апреля, 21.40) по ТВ показали один из лучших фильмов с участием Миронова – «Достояние республики». Учитывая, что в последний раз этот боевик крутили на голубых экранах достаточно давно – почти три года назад (в апреле 76-го), – аудитория у телевизоров собралась огромная. И снова над страной разнеслось: «Вжиг, вжиг, вжиг, уноси готовенького…»

На съемочную площадку Миронов вернулся 15 апреля – снимали всю ту же декорацию «кабинет и приемная». На следующий день снимали ее же. А вечером Миронов вернулся на сцену родного театра – играл Всеволода Вишневского в «У времени в плену».

17 апреля с трех дня до двенадцати ночи Миронов снимался в «Назначении» в декорации «кабинет и приемная». На следующий день с утра снимали ее же, а вечером Миронов играл в «Продолжении Дон Жуана» (Бронная).

19 апреля с утра Миронов снимался, вечером играл в «Горе от ума». 20-го от съемок он был освобожден, но вечером опять вышел играть спектакль – «Мы, нижеподписавшиеся…».

21 апреля у Миронова весь день были съемки «кабинета и приемной» (с 10 утра до одиннадцати вечера). На следующий день утром он опять снимался, а вечером вышел играть спектакль «У времени в плену».

Между тем в те дни отец нашего героя Александр Менакер в очередной раз угодил в больницу. Пробыл он там около месяца, после чего вернулся домой, в дом на улицу Танеевых. Малость отдохнул и вновь собрался вместе с женой на очередные гастроли – в родной Ленинград. Миронов даже не стал отговаривать родителей от этой затеи, поскольку в творчестве сам был таким же неудержимым. И никакие ссылки на слабое здоровье на него тоже не действовали.

Но, прежде чем отправиться на гастроли, Менакер и Миронова выступили в «левом» концерте в Москве. Организовал его в каком-то столичном НИИ их давний знакомый – артист Театра Советской Армии Федор Чеханков. В том НИИ «Москонцерт» показывал представление из артистов второго, а то и третьего эшелона (как раньше говорили, «жопкин хор»), но институтские хотели видеть у себя «звезд». Вот Чеханков и вызвался вторым отделением дать «левака». И позвал помимо супружеского дуэта Менакер – Миронова (они должны были исполнять свою старую интермедию «Сынок») еще нескольких популярных исполнителей: Ларису Голубкину, Владимира Зельдина, Сергея Юрского и др. Все они согласились выступать не раздумывая, поскольку им предлагался «наличман» – то бишь наличные, в три, а то и в четыре раза превышавшие официальную концертную ставку.

Вспоминает Ф. Чеханков: «Я заехал за ними. Они, как штык, уже ждали у подъезда. У Марии Владимировны щеки от волнения пылали. Александр Семенович был бледен. Как потом оказалось, уже в гриме: лицо слегка припудрено, губы чуть-чуть подкрашены – так всегда гримировались старые артисты эстрады. Конечно, он шутил, но волнение у обоих чувствовалось огромное, им предстояло выступать после долгого перерыва. Когда приехали, всех нас спрятали в отдельной комнате, чтобы артисты „Москонцерта“ не поняли, в чем дело. Они закончили „первое отделение“, зрителей попросили подождать пять минут. „Москонцерт“ уехал, и зрителям предъявили нас в качестве главного сюрприза. Я, как ведущий, взял бразды правления в свои руки, и началось „второе отделение“. Дошла очередь и до Мироновой с Менакером. Объявляя их, я понял, что сам страшно волнуюсь… Но все прошло как нельзя лучше.

«Наличман» в тот вечер получился приличный, 60 рублей каждому. Сегодня смешно слышать. Но тогда 15 рублей 50 копеек были высшей концертной ставкой, а за сольный концерт в лучшем случае можно было получить три ставки, то есть 45 рублей. Марии Владимировне и Александру Семеновичу досталось 60 и 60. Это была месячная пенсия Марии Владимировны. Пенсию она получала обычную, как все. Никакой персональной ей не полагалось. Кстати, она очень комплексовала по этому поводу: «Ну конечно, я же не заработала у советской власти особенную пенсию». (И это при том, что Миронова была народной артисткой СССР. – Ф. Р.) Болезненно она воспринимала и тот факт, что Александру Семеновичу долго не давали звания. По-моему, звание заслуженного артиста он получил позже, чем сын. До тех пор, пока Александр Семенович не стал «заслуженным», Мария Владимировна требовала писать на афишах только их фамилии, без званий.

…Выступали они в тот вечер всего минут 20, но Мария Владимировна выскочила за кулисы пунцовая, а Александр Семенович, бледный, тут же, за киноэкраном, упал на скамью и принялся считать пульс. Пытаясь отвлечь его от дурных мыслей, я подал конверт: «Александр Семенович, чем пульс считать, вы бы лучше гонорар посчитали!» Он улыбнулся.

После концерта я повез их на Селезневку, к Андрею и Ларисе. Ехали долго, и Александр Семенович все дорогу острил: «Как говорил Миша Гаркави, у нас сегодня – один очередной (имелось в виду концерт) на Шпицбергене». У него было потрясающее настроение, он словно преодолел преграду, взял высоту. Лариса наготовила массу чего-то вкусного, пришел после спектакля Андрей. Это был один из самых потрясающих вечеров в жизни их семьи. Может быть, последний в их еще мирной, еще спокойной жизни. Александр Семенович сел за рояль, вспоминал и наигрывал знаменитые танго, а Мария Владимировна смешно пародировала какую-то польскую певицу. Андрей включил магнитофон и весь вечер записал на пленку. Андрей казался счастливым, как ребенок, – он безумно любил родителей, они все были вместе, ему наверняка чудились голоса из детства, отголоски той старой богемы, что каждый день бывала на Петровке: Утесов, Поляков, Ласкин, Зощенко… Весь цвет литературной, художественной, музыкальной, театральной Москвы пел песни, танцевал и разыгрывал друг друга у Мироновой с Менакером… В тот вечер Мария Владимировна еле увезла Александра Семеновича домой. Он «гулял»…»