Логическая история цивилизации на Земле. Дополнительные доказательства моей теории (Часть 1) - Борис Синюков

Тут мне необходимо переехать в деревню, чтобы вы поняли: что — почем? В городе это проявляется не так отчетливо. В деревне всегда знают практически твердую цену всему, за исключением городской экзотики: керосин, огурцы, кирзовые сапоги и так далее, все то, что часто покупается как спички. Вспахать огород — бутылка водки, три мешка картошки — сажень дров, бутылка водки — пять ведер молока, полбарана или три петуха. И так далее до бесконечности, включая корзины, горшки и рыбачьи удочки из талины и конского волоса. Поэтому в глухих деревнях денег вообще не надо: все можно обменять на все, притом самым честным образом. И само собой разумеется, всеобщим эквивалентом становится бутылка водки, на бутылки все очень хорошо считается, ибо и сама бутылка легко делится на троих.

А теперь попробуйте запросить за вспашку огорода не одну бутылку, а — две. Вас же засмеют, но могут и побить, ибо цены всем известны и неприкосновенны. Тут даже инфляция идет гораздо медленнее, чем в государстве и узнают ее только по водке, так как все остальное покупается не килограммами, а — мешками, примерно два раза в год.

Главный вывод из всего этого — торговая прибыль в узком кругу в принципе невозможна. Разве что на понюх табаку. И именно так живут все «примитивные» народы. Дарят друг другу всякую всячину и отдаривают. Постепенно вырабатывается «всеобщий эквивалент» наподобие водки в деревне, но только этот эквивалент всегда и повсюду — нужная вещь, опять же как водка, по современному — вещь повседневного спроса. И ни в коем случае не золото, ибо удачный камень для топора, хорошо обработанная кость — дороже. Не говоря уже о грибном, ягодном, рыбном месте, скрываемом от всех и равноценно обмениваемом на кедровое, глухариное и так далее места. Но я, кажется, уже перешел к междеревенским торговым делам, межплеменным.

При любой степени тесноты народа, например, кавказского по сравнению с сибирским, цены от деревни к деревне, от племени к племени на все и вся изменяются очень незначительно, постепенно. И никто этого даже не замечает, ибо никому не приходит в голову пройти подряд три деревни — незачем. Да и опасно, шею могут накостылять. Ведь везде одинаковое мнение, что незачем, а если незачем, но пришел, значит на уме — нехорошее. Поэтому тому, кто решил торговать, получая большую прибыль, надо сильно превозмочь себя, выйти за рамки обычая. А зачем выходить, спрашивается? Ведь никто не знает, что через три — десять деревень цены дарения и отдаривания другие — на порядки. Например, на берегу моря вам могут за курицу не пожалеть пол — лодки рыбы. Но как опять об этом узнать?

Надо просто так оголодать, чтоб превозмочь первородный стыд, который есть даже у собак и кошек, и пойти побираться. Или воровать как цыгане, ибо ворожба — это только прикрытие. Отчего я уже не раз написал, что цыгане кровная родня евреев, простите, торгового племени. Но я забежал вперед.

Вконец изголодавшийся человек — жалок, поэтому к нему не возникает синдрома неприятия чужака, о котором я говорил немного выше. К нему, наоборот, возникает жалость и желание помочь. Это видно даже по льву, сыто развалившемуся на травке, и не препятствующему не только детям своим, но даже и шакалам поедать остатки его трапезы. Поэтому такой человек беспрепятственно может пройти даже не три деревни, а — тридцать. И не заметить возрастающего благополучия деревень на своем пути — не может, ибо он жив именно благодаря возрастающему благополучию. Вот тут — то он и разницу в ценах на все и вся приметит. Но надо еще принцип возрастающего благополучия объяснить. Иначе, получится, что прибыльную торговлю изобрести может каждое племя. Примерно как лук со стрелами, колесо и глиняный горшок.

Возьмем хоть тайгу, хоть прерию, хоть летом — болотный, зимой — снежный край, называемый тундрой. И даже Кавказские или иные горы. Каждый такой край, во — первых, обширен, это минимум многие сотни километров. Во — вторых, природные катаклизмы развиваются в таких краях разом на всю их площадь. Засуха, саранча, непрекращающиеся дожди. Как голодало все Поволжье в неурожайные годы, вы и без меня знаете, а вот почему иногда голодают в благодатной сибирской тайге шорцы — не знаете.

Иногда случается недород кедровых шишек в Кузбассе, тогда как в Красноярской тайге — ветки от них гнутся. И все белки, бурундуки, исключая больных, еще когда кедр только отцветает, переселяются именно туда, примерно тысячи на полторы километров. Удивленные соболи следуют за ними. За соболями — рыси и так далее. Все, Кемеровско — Алтайская тайга опустела. В такие времена даже рыба в речках куда — то пропадает. И шорцы остаются наедине с собой и перестают размножаться, питаясь чем бог пошлет. Заметьте, на территории в полторы тысячи верст ни у кого ничего не выпросишь Христа ради. Весь ареал переживает зиму как будто это одна большая тюрьма под эгидой ГУЛага. Вот поэтому — то нам и надо поискать такое место, где контраст — на расстоянии не полутора тысяч километров, а совсем рядом, лишь под горку надо спуститься.

Такое место есть на южной оконечности Аравийского полуострова, притом длина его несколько тысяч километров и по всей этой длине контраст — ярче не бывает: узкая полоска морского берега — рай земной наподобие Эдема, а в нескольких километрах от берега — гора как стена. Притом стена эта переходит в безжизненное плато, ровное как стол. Вот на этом — то плато и жили древние семиты, пася стада баранов на одних колючках. Иногда там выпадают дожди, и травка зеленеет, но бывает и так, что за всю зиму (я уже не говорю о лете) — ни облачка. И наступает то же самое, что и в Южной Сибири, когда откуда временно, на годик — полтора, белки с соболями ушли в Красноярский край.

Разница между судьбами шорцев и семитов — тоже диаметральная. Первые, как я уже говорил, ложатся помирать, не все, правда. А семитские племена, а сколько их на этих тысячах километров — сами можете подсчитать, направляются побираться на побережье Индийского океана, Красного моря и Персидского залива — простор необозримый. Дальше — смотри выше.

Только не подумайте, что это — единственное у меня обоснование, чтобы убедиться, что не единственное — загляните в другие мои работы. И я еще добавлю тут, что первый предмет торговли на Земле был — соль, и об этом у меня тоже — куча работ. Но сколько бы я не читал исторических книг, там все — одно и то же: перец, гвоздика, ладан, а в Африке — слоновая кость. Между тем, вся Римская империя подохла от хохота над эфиопами, употреблявшими вместо поваренной соли поташ из пустыни. Отчего торговое племя, имевшее соляные копи в Йемене, и прибыло в Эфиопию раньше всех, одновременно с Индией. Только это были два колена — восточное и западное. Потом они, конечно, добрались и до самой лучшей в мире и неисчерпаемой соли на озере Баскунчак, организовав там Хазарский каганат и транзит соли на Тихий океан, названный дураками Великим шелковым путем, но эти вопросы у меня уже рассмотрены, в других работах.

Историки, между тем, ничего этого не знают, и знать не хотят. И мне их очень жалко, примерно как просящих подаяние от великой нужды первобытных семитов.

Тут вот выдумали они, покраснев от натуги (см. мою статью «Уцененная история») и ссылаясь на Геродота, «немую или тихую торговлю в Африке. Ее участники, дескать, «непосредственно не встречаются. Пришельцы оставляют свои товары в определенном месте с тем, чтобы контрагенты могли положить рядом с этими товарами соответствующий по их мнению эквивалент в виде золотого песка. Немой торг отмечен не только в Африке, но и в ряде других районов земного шара».

Геродот, надо полагать, за Уралом не был, и уж я на 99,7 процента (3σ — три сигмы) уверен, что нельзя дважды и синхронно выдумать такой «метод» в расстоянии на полземли друг от друга. Между тем, именно в Ханты — Мансийске согласно нашим историкам осуществлялась точно такая же торговля, и я ее уже упоминал в теперь уж забытой моей работе. Кажется, по поводу книг незабвенного «популяризатора» истории по фамилии Демин, каковой печет исторические книги, как пекут блинчики на тефлоновой электрической сковородке: разом — четыре блина.

Что касается Ханты — Мансийска, то это опять — Самара, вернее, село Самарское до революции 1917 года. Значит имя получено так же как город и река Самара на Волге, Самарканд — в Центральное Азии, река Самара — приток Днепра. И куча других аналогичных собственных имен, часть из которых я уже приводил в этой статье. Но большую часть — не приводил. Ясно же, что все это — еврейское. Поэтому у меня и возникли размышления насчет немой торговли.

Во — первых, как бы вы начали торговать, например, с марсианами, если бы вам посчастливилось там оказаться? Притом, не зная сколько их может прийти в условленное место, а вас — всего трое. Во — вторых, как вообще об этом условленном месте договориться? Не проспекты же рассылать по безжизненному марсианскому пейзажу. В третьих, а если они возьмут оставленные вами стеклянные бусы, а кучку золота взамен не насыплют? Такие вопросы можно задавать до бесконечности и прояснение в мозгах не наступит. Так зачем тогда нужен исторический термин немая торговля? И если уж применили его, то объясните разумно.