Мифология греков и римлян - Лосев Алексей Федорович

3. Убитые Аполлоном. Коснемся еще одной области мифологии Аполлона, которая тоже отражает черты вековой социальной истории и которая обычно излагается слишком уже вне всякой истории. Это многочисленные убитые Аполлоном и Артемидой — образы, исполненные также большого своеобразия.

Наиболее древний Аполлон — это Аполлон, который выступает во всякого рода внезапных и неожиданных убийствах. В рассказе о чудесном острове Сире Одиссей (Од. XV 403—411) упоминает о том, что Аполлон с Артемидой тихо и безболезненно приканчивают там своими стрелами стариков. Правда, это приканчивание преподносится здесь как милость Аполлона и Артемиды для стариков, чтобы они не болели. Но Аполлон — вовсе не из тех божеств, которые отличаются милосердием, состраданием и какими–нибудь милостями. Наоборот, это очень холодное и бессердечное божество. Но даже если и видеть здесь милосердие, то внезапность и полная неожиданность такого милосердия все равно должна была переживаться как нечто роковое. И это тем более, что имеются тексты о внезапном нападении Аполлона, и без всяких намеков на его милосердие.

Так, например, Аполлон ни с того ни с сего убивает на брачном пире Рексенора, брата Алкиноя и отца Ареты, и сообщающий об этом Гомер ничего не говорит о мотивах этого убийства (Од. VII 64—66). Гекуба у Гомера (Ил. XXIV 757—759, Гнед.) в своем обращении к убитому Гектору тоже предполагает ничем не мотивированные убийства Аполлона:

Ты ж у меня, как росою омытый, покоишься в доме, Свежий, подобный смертному, которого Феб сребролукий Легкой стрелою своей налетевшей внезапно сражает.

Один софокловский хор (О. R. 203—205) в своем обращении к Аполлону тоже предполагает всегдашнюю готовность Аполлона стрелять куда ни попадя (Ниленд.):

Ликейский царь, молю! — направь Со златокрученых тетив Стрелы необорные во все концы!

Когда Менелай со своей дружиной возвращался домой из–под Трои и когда, казалось бы, уже миновали все ужасы войны и невзгоды на путях возвращения (Од. III 279 и сл.), —

Вдруг Менелаева кормщика Феб–Аполлон невидимо Тихой своею стрелой умертвил.

Этот тип убийств Аполлона необходимо считать древнейшим. У Гомера вообще нередко рассказывается о действиях такой же таинственной и роковой силы, которая носит у него название «демон». Этот демон у Гомера вовсе не есть то низшее божество, каковыми были демоны в последующей греческой мифологии. С другой стороны, он также не есть и просто то или иное олимпийское божество, поскольку тексты, где daimon употребляется вместо theos, совершенно ясны и почти не требуют комментария. Гораздо более интересным, а главное, гораздо более древним выступает этот демон (конечно, не носящий никакого собственного имени) в тех многочисленных текстах Гомера, где говорится о внезапном, вполне неожиданном и совершенно никак не мотивированном нападении или воздействии этой роковой и таинственной силы на людей, на их действия, их мысли и чувства.

В «Илиаде» (IX 600 и сл.) Феникс желает, чтобы демон не склонял мыслей Ахилла в дурную сторону; говорится о том (792), чтобы тронуть сердце Ахилла с помощью демона; XV 467 — некий демон разрушает замыслы греков; XXI 93 — Ликаон убежден, что Ахилла на него наслал демон. В «Одиссее» (VI 172) Одиссей говорит Навсикае, что его бросил на ее землю демон; тот же Одиссей (VII 248 и сл.) говорит о том, что демон бросил его на остров Калипсо; X 64 — семья Эола спрашивает по поводу возвращения Одиссея, не демон ли привел его опять к ним; XXIV 306 и сл. — Одиссей говорит о враждебном демоне (в том же смысле); XVI 370 — Алкиной говорит уже в благоприятном смысле о сопровождении демоном Телемаха; XVII 243 — то же о демоне Одиссея; XVIII 146 — Одиссей выражает пожелание, чтобы благодетельный демон охранил Амфинома. Таких текстов из Гомера можно было бы привести немало.

Здесь перед нами одно из очень древних мифологических представлений. Это период матриархата, и при этом — только еще с чисто аффективной реакцией человека на окружающую жизнь. Тут нет не только антропоморфного демона, но даже нет и сколько–нибудь оформленного демона. Это — бесформенный, безличный, безымянный демон, какая–то роковая сила, которая существует всего только один момент, которая совершенно неразумна, немотивированна и в полном смысле слова безответственна. Тут, можно сказать, только еще начало, только самый первый момент возникновения демонического мифа. Человеческое сознание еще целиком заполнено аффектами и ужасами перед непонятной стихией жизни, еще не образовалось навыка иметь какие–нибудь устойчивые представления, и мифическое представление еще глухо и слепо и даже существует всего только один момент. Вот этот–то образ из времен безраздельной дикости и остается у Гомера в виде странного рудимента среди его светлых, вполне разумных, ответственных и даже игривых богов и героев. И странным образом этот рудимент сохранился именно в мифологии Аполлона, что указывает на глубочайшие по своей древности истоки этой мифологии.

Что эти рудименты раннедемонической дикости совершенно не случайны для Аполлона, явствует из наличия этих рудиментов и в мифологии Артемиды, богини, разделяющей со своим братом все существенные свойства.

В «Илиаде» (XIX 59—62) Ахилл сожалеет, что Артемида в свое время не застрелила пленницу, ставшую причиной раздора. Одиссей (XI 170—173) спрашивает свою мать в Аиде, не убила ли ее своей тихой стрелой Артемида. Артемида (XI 322—325) незаметно убивает Ариадну по наущению Диониса. Пенелопа (XVIII 201 — 205) выражает желание, чтобы ее убила Артемида. В «Илиаде» (VI 203—205) говорится об убийстве Артемидой Лаодамии, дочери Беллерофонта. Словом, Артемида— так же убийца исподтишка, как и Аполлон.

б) Ко второй группе отнесем такие убийства Аполлона, где он является уже не такой безличной и безымянной роковой силой, но, однако, все еще вполне хтоническим демоном. Таков он в мифе об убийстве Мелеагра. В этих этолийских сказаниях Артемида, напускающая кабана на этолян, тоже еще достаточно хтонична. И вполне понятно, что по просьбе Куретов Мелеагра убивает здесь именно Аполлон. С этим гармонирует также то, что против Мелеагра выступает его мать, им оскорбленная и защищающая своего брата, убитого Мелеагром. Период матриархата говорит тут достаточно ощутительно.

В значительной степени сюда же относятся и многочисленные убийства, чинимые Аполлоном в защиту троянцев против греков. Аполлон, как известно, является подлинным убийцей Ахилла, потому что, хотя стрелял не он, но Парис, все же направлял его стрелы Аполлон. Он является также подлинным убийцей Неоптолема, когда тот явился в Дельфы для мести за своего отца Ахилла, хотя убивали здесь Неоптолема опять–таки другие (Pitid. Nem. VII 50—62), а не сам Аполлон. Убивает он также Патрокла (Ил. XVI 786—806). Строки об убиении греков Аполлоном находим в самом начале «Илиады» (I 43—52) и в «Одиссее» (III 279—280). Поскольку троянцы — азиаты и помогают им главным образом азиатские божества, близкие к матриархату (Афродита, Арес, Аполлон, Артемида, Лето), постольку Аполлон и здесь является божеством архаическим, стихийным, почти догероическим.

К этому же типу борьбы Аполлона с героическим миром относится и его неудачное участие в ниспровержении Зевса (Ил. I 399 и сл.). В каноническом тексте здесь выступают против Зевса Гера, Афина и Посейдон. Но, по схолиасту (Schol. BL I 400 Zenodot.), вместо Афины стоит' тут Феб–Аполлон. Если это действительно так, то Аполлон является здесь хтонической силой, направленной против героического Зевса.

в) В третьей группе мифов Аполлон выступает убивающим Пифона, участвующим в гигантомахии. Так, например, по Аполлодору (I б, 2), он выбивает из лука левый глаз у гиганта Эфиальта и (по Pind. Pyth. VIII 15 и сл.) борется с Порфирионом; ведет борьбу с Тифо–ном (например, у Геродота II 156, см. стр. 407) и с Титанами (Hyg. Fab. 150). Аналогичен с этим также и миф об убиении Аполлоном Киклопов. Аполлодор (III 10, 4) пишет: