Магелланово Облако. Человек с Марса. Астронавты - Станислав Лем

— А… он… оно… живое?

— Мы еще не знаем, как оно действует, — сказал Фрэйзер. — Видите, — он подошел и медленно повернул шляпку сначала в одну, потом в другую сторону, — здесь камера. Только, ради Бога, не прикасайтесь, — испуганно добавил он, когда я наклонился слишком низко.

Я увидел небольшую, не больше апельсина, металлическую грушу, из одного полюса которой торчало множество проволочек.

— Вот здесь оконце…

Действительно, на противоположной стороне этой стальной — или палладиевой? — груши было оконце, заполненное прозрачной массой. Я заглянул туда. Различил очень слабую, медленную, но ритмичную пульсацию. В моменты усиления становились видимы ленточки светящегося желатина или рыбьей слизи. В минуты затемнения появлялись единичные бледно светящиеся точки, которые при разгорании сливались в единую светлую вспышку.

— Что это? — невольно перешел я на шепот.

— Он, похоже, еще не пришел в себя, а может, в нем что-то повредилось при посадке, — сказал Фрэйзер, возвращая шляпку на свое место.

Он быстро вывел меня в коридор, повернул штурвал, толстые стальные плиты дверей замкнулись. Он оглянулся как бы с облегчением — куда девался уравновешенный мужчина из верхнего зала? — и сказал:

— То, что вы видели, собственно, единственное живое в нем.

— В ком?

— Ну, в этом госте-марсианине. Нечто вроде плазмы, мы еще не знаем толком, что именно.

Он пошел быстрее. Я глядел на него сбоку, пока он не поднял головы.

— Я понимаю, что вы думаете, но если б вы видели, что он может сделать, как это видел я, то не знаю, вошли бы вы добровольно еще раз в эту комнату.

И подтолкнул меня в кабину.

Кабина тихо заурчала и рванулась вверх. В голове у меня зашумело, я почувствовал легкое головокружение и схватился за ручку двери. Мы резко остановились. Фрэйзер долго не спускал глаз с моего лица, словно проверяя, какое впечатление произвела на меня необычная демонстрация. Потом открыл двери и вышел первым.

Мы снова были на втором этаже. Направляясь в противоположную библиотеке сторону, дошли до излома коридора. Здесь стены неожиданно оборвались, с правой стороны возникли высокие стеклянные плиты, заглубленные в бетонные ровики, ограждающие часть пространства, похожего на обсерваторию. Фрэйзер потянул меня дальше к маленьким белым дверям и постучал.

Изнутри долетел тихий, хрипловатый голос:

— Войдите!

Мы вошли в маленькую комнатку, настолько заваленную и замусоренную бумагами, какими-то фотографиями, эскизами, лежавшими на огромном столе, подоконниках, стульях и шкафах, что казалось, нет места ни для кого, кроме небольшого человечка, который в ответ на наше приветствие приподнял голову. Это был интересный тип — старичок с румяной физиономией, покрытой серебристой щетиной. Карамелька в сахарной пудре. На этом лице, ежеминутно изменяющем выражение, блестели огромные, оправленные в золото очки, а за ними — глаза, черные, пронзительные, вовсе не веселые, контрастирующие с добродушной внешностью.

— Хи-хи, так это вы? Что, попали в наши силки, да? — спросил старичок, сдвигая очки на лоб. — Думаю, из вас получится человек. — Он критически осмотрел мою одежду, которая, кроме следов недавней драки в библиотеке, носила явные признаки потрепанности. — У нас вы не пропадете. Да, это серьезное дело. Ах, пожалуйста, садитесь.

Мы присели. Пришлось снять со стульев какие-то диаграммы, кипы исписанных листов и таблиц. Профессор говорил не переставая.

— Итак… Господин Фрэйзер показал вам нашего, кх, кх, хм, хм, нашего гостя?

Я кивнул.

— Невероятно, а? Ага, знаю, знаю… Что это я хотел сказать? Ах да, вас наверняка удивляют здешняя таинственность и здешние стены, а замки-то, замки, словно у шайки гангстеров… — Он засмеялся, поднял очки, которые сползли ему на нос, и продолжал совсем другим тоном, ровно и спокойно, подчеркивая слова поднятым пальцем: — Дело выглядит так: этот гость с Марса может принести человечеству огромную пользу, но еще больше несчастий. Потому-то собралось несколько человек, они дали нужные деньги, средства и знания с тем, чтобы ознакомиться с сущностью пришельца, гонца с другой планеты, найти с ним общий язык, выяснить, знает ли он о нас, и если да, то много ли, в чем его техническое или интеллектуальное превосходство — все это для того, чтобы использовать его на благо людей либо, при необходимости, уничтожить. — Последние слова он произнес не поднимая голоса, спокойно, и именно это особенно усилило впечатление. — Конечно, мы вынуждены опасаться любопытных, в первую очередь прессы, нашей изумительной прессы, — добавил он, хитро подмигнув. Он уже опять был добродушным дядюшкой. — Вы меня хорошо поняли?

— Понял. А теперь позвольте спросить, могу ли я и в какой степени быть всем вам нужен? У меня нет никаких специальных знаний. Я мог бы дать слово и уйти. Признаюсь, то, что вы сказали, невероятно интригующе, и возможность описать случившееся хотя бы после того, как уже отпадет нужда блюсти тайну, соблазняла бы меня невероятно, но я не думаю, что мне следует оставаться у вас только потому, что я случайно попал сюда и должен разделить судьбу марсианского пришельца.

Маленькие светлые точечки плясали в очках профессора.

— Что до вашего ухода отсюда — не знаю, удастся ли это осуществить… — Он несколько раз взмахнул рукой, как бы поглаживая что-то, и сказал: — Не чувствуйте себя обиженным… Я не сомневаюсь в вашей искренности и слове, слове шотландца, — улыбнулся он, — но, хм, вы ведь сами знаете, что такое репортерская струнка… Впрочем, вы нам пригодитесь. Думаю, и мы вам не меньше. Мы сейчас ожидаем одного… — он замялся, — одного инженера, который должен прибыть из Орегона и привезти от наших друзей некоторые детали. Знаете, у нас коллектив исключительно крупных специалистов, но нам недостает простого человека, с обычным здравым рассудком, — он опять лукаво подмигнул мне, — а такой рассудок — прекрасная штука и может нам очень даже пригодиться… Вы что-нибудь слышали о конструкции ареантропа?

— По правде говоря, я еще не успел этого переварить. Впрочем, я и видел-то его всего несколько минут.

— Знаю, знаю. Сидеть там и без того не очень полезно, — тихо заметил профессор, не глядя на меня. — Нам еще неясно, каким образом это воздействует на наш организм. Думается мне, это разновидность излучения, некоторые тела вблизи аппарата светятся. Кроме того, во время извлечения его из снаряда…

Я внимательно смотрел на профессора. Он как бы немного съежился и вздрогнул.

— Впрочем, на сегодня довольно. Вы еще услышите обо всем. — Он поднял голову и резко бросил: — Знайте же, наша игра очень опасна, у этого аппарата, или зверя, или же у зверя, заключенного в аппарате — мы пока что не знаем, — довольно удивительные свойства, и от него можно ожидать чего угодно.