"Фантастика 2023-127" Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Острогин Макс

Кусты шевельнулись неясной тенью, и под ноги разведчику упала галька.

– Эй, солдатик! – услышал прапорщик насмешливый девичий голос. – Живой?

– Кто там? – полушепотом ответил Гордеев, отбросив бесполезный маузер и судорожно схватившись за шашку.

– Единственный, кто может спасти тебя от героической гибели.

Кусты еще раз чуть качнулись. Прапорщик готов был поклясться, что никто к нему не подбегал и не подползал, только рядом вдруг материализовалась лесная кикимора. Во всяком случае, именно так описывала их маленькому Степушке бабушка. Мол, кикимора мала, тонка, с большой головой, длинными руками, короткими ногами. У нее выпученные глаза, мохнатые лапы, рожки, хвост, она покрыта перьями или шерстью. Еще бабушка говорила, что кикиморы обыкновенно невидимы, неугомонны, быстро бегают и могут общаться с людьми человеческой речью.

Единственное, о чем умолчала бабушка, это об оружии лесных жительниц. Существо, присевшее рядом с прапорщиком на одно колено, опиралось тоненькой рукой на короткий кавалерийский карабин. Все остальное совпадало. Большая голова с торчащими сухими веточками, мохнатая, будто покрытая мхом, шкура и глаза…

Вот глаза были вполне человеческие, смеющиеся и совсем не страшные. Но Гордеев увидел их не сразу, а когда «кикимора» легким движением руки откинула закрывающую все лицо вуаль, наклонила голову и внимательно осмотрела прапорщика.

– Не ранен?

– Кто вы? – Гордеев говорил это, понимая, что произносит самую большую глупость, какую только можно выдумать в его положении.

– Урядник Юдина, ваше благородие, особый взвод ночных охотников, – насмешливо представилась «лесная жительница».

И прапорщика будто тюкнуло в темечко, а память услужливо вытащила из закромов прогремевшее год назад на весь Дальний Восток награждение героических казачек, защищавших Благовещенск во время восстания ихэтуаней, и слухи, что все они до единой приглашены императором в его личную охрану.

– Не задели? Ну и слава богу! Отдохните, ваше благородие, теперь мы повоюем…

Только теперь прапорщик заметил, как слева и справа от него бесшумно появлялись и перемещались вдоль тропинки неясные тени, слышалось сосредоточенное сопение и клацанье передергиваемых затворов.

– Огонь по готовности! – уже громче скомандовала «кикимора» и направила в сторону японского десанта сигнальный пистолет Бери.

Ослепительно белый комок огня вытянулся дугой к берегу заскакал по камням, зашипел рассерженной змеей, и его недовольный голос сразу же заглушил дружный треск автоматических винтовок Федорова – Рощепея.

В то же время. На острове Попова

По ступенькам КП экспериментальной башенной батареи береговой обороны буквально скатился казак, ошалело вращая глазами и судорожно хватая ртом воздух.

– Господин капитан! Все! Смяли нас! Охранения больше нет. Еще десять минут – и японцы будут у орудий…

Артиллерист забористо, по-морскому выругался, бросил на планшет карандаш и рывком поднялся с места, одновременно расстегивая кобуру револьвера.

– Как же не вовремя! Мы так хорошо накрыли Того! Сколько их?

– Не меньше сотни! В основном с миноносцев, что на камни налетели. Было больше. Первую волну наши пулеметчики посекли, а потом по ним врезали с воды прямой наводкой, а англичане ударили в тыл, в окопы ворвались…

– Англичане? С чего ты взял? Откуда они тут?

– Поручик пехотный сказал, до того как убило его. Пароход еще вечером шастал, вроде как германский, могли с него высадиться…

– Ладно, потом разберемся… Пошли, покажешь, откуда пойдут!

Они поднялись на контрэскарп как раз во время очередного залпа. Длинные языки пламени, вылетевшие из стволов и разорвавшие ночное небо, моментально ослепили, а грохот залпа заставил невольно присесть, оставив после себя нудный неумолкающий звон в ушах.

– Вот там и там нехристи поднимаются, – уверенно указал казак направление движения неприятеля. – А по-другому и не получится: скалы…

Решение пришло моментально. Офицер нырнул в боевую рубку, уже зная, как и чем встретит врага.

– Никифоров! Слушай внимательно! Стволы – в ноль! Развернуть на тридцать градусов влево, ориентир – одинокая сосна, правее два, зарядить холостым. Да, только пороховой заряд, и не жадничай! Огонь по красной ракете!

Точно такую же команду получила вторая башня. Стволы орудий нехотя отворачивались от вражеской эскадры и нащупывали новую цель. Треск ружейной перестрелки слышался все ближе, и вот на склоне, на фоне светлеющего неба появилась редкая цепь защитников – жалкие остатки двух рот прикрытия, в чью задачу входила противодесантная оборона побережья.

В отступлении инфантерии с позиций артиллерист не видел ничего позорного, наоборот, удивлялся, что хоть кто-то остался в живых и более-менее организованно отходит после массированного обстрела главным морским калибром. Отступающие успели добежать почти половину расстояния до батареи, когда из-за откоса вымахнула и начала расползаться по небольшому плато темно-синяя волна военно-морских мундиров Японского императорского флота. Вот они остановились, грохнул нестройный залп, и несколько отступающих, будто споткнувшись, упали на пожухлую траву и больше не поднялись.

Капитан почувствовал, как у него повлажнели ладони при одной мысли, что пистолет может дать осечку и комендоры не увидят сигнал на открытие огня. Да нет, командир башни, прапорщик Никифоров, вполне самостоятельный и понимает, что делает и зачем. Должен сообразить… А если не сообразит? Вот и он сам вылез из под брони, кричит и машет руками отступающим…

Японские матросы, сломавшие строй в предвкушении расправы над ненавистной батареей, превратившись в многоголовую и многорукую толпу, жаждущую крови, почти настигли беглецов и почти прорвались к орудиям. До них оставалось не более тридцати шагов, когда с горы, господствующей над островом, взвилась в небо одинокая красная ракета, а в лицо атакующим плеснуло пламя из преисподней…

В Ормузском проливе. Спустя два часа после начала боя

– Вот и все, Дмитрич, – вздохнул поручик Жуковский, – пара корабельных залпов – и нет батареи, только наше орудие и осталось. И корректировщиков накрыли.

– Впредь нам, дуракам, наука, – согласно кивнул фельдфебель. – Коли выживем, конечно. Об заклад бьюсь, что они по вершине чисто для проформы вмазали. И правы оказались. Вдругорядь корректировочный пункт рядом с ориентирами не ставить, скромнее надо быть, вашбродь, скромнее. А то вон штабных, что в португальской крепости засели, еще издали в пыль разнесли, тоже чисто для проформы. А это грех смертный: они ж безвредные совсем, чисто кошенята, а потому бесполезные.

– И что сейчас предлагаешь? Без корректировки?

– Почему же без? Помните, флотские жалились, что у них кто-то малый дальномер спер?

– Так это…

– А Чемоданов нашел. Под кустиком валялся, – невозмутимо пояснил фельдфебель. – Не Чемоданов, само собой, валялся, а дальномер. Маленький Кузнецов с ним сидит вон в тех камушках, под мешковиной. И телефон для него Чемоданов в портовой конторе нашел, в Бондарь-Басе еще. Хороший телефон, американский, фирмы «Белл». Так что считайте, вашбродь, а мы тут меры примем. Эй, болезные! Брезент поправить! Водой смочить! – заорал он. – Живо, живо, ишаки, банником обдроченным деланные! Чем меньше пыли, тем позже нас накроют!

Солдатики забегали, расправляя и прибивая кольями расстеленный перед восьмидюймовым жерлом брезент и поливая его грязной, пахнущей гнилью водой из здоровенной бочки.

– Наводи, Дмитрич, – вздохнул поручик, – у тебя опыта побольше будет. Пару выстрелов успеем дать. А там…

– Надо три, – вздохнул в ответ фельдфебель, – чтобы для гарантии. Что за два попадем, не ручаюсь. Акопян! – крикнул он.

– Здесь, господин фельдфебель!

– Бери Петренко, Чагина и Кузнецова-болыпого. Хватайте под мышку по картузу, к ним шашки динамитные, из тех, что от саперов остались. И зажигалки не забудьте. Добираетесь вон до тех камней, что в четверти версты правее и чуток пониже, пристраиваете меж камнями заряды, с интервалом шагов двадцать между ними. Через семь минут поджигаете шнуры – на две минуты режьте, да поровнее, чтобы как батарейный залп выглядело, – и ноги в руки. Держи вот.