M&D - Федор Московцев

Они были вчетвером в офисе – Алёна и Надежда, два символических бухгалтера, и два компаньона, один из которых постепенно становился символическим. Реальных сотрудников Андрей выпроводил, поклявшись себе, что последний раз устраивает эти «Совинкомовские деревни». Если на начальном этапе приходилось изображать кипучую деятельность, то сейчас стало с точностью до наоборот.

Этим утром он застал Лену Николову с совком и веником – она подметала пол.

– Что это ещё за день совка? – спросил он, перешагнув через горку мусора.

– Уборщица слегла, – ответила Лена.

И теперь, глядя на «интеллектуалку», штудирующую предоставленную ей документацию, Андрей вспомнил утренний случай, и посетовал, что слегли нужные люди, а вот эти никак не слегнут. Алёна напряженно всматривалась, стучала по клавишам калькулятора, что-то записывала, Штейн, сурово глядя на Андрея, брал отложенные ею бумаги, мельком глядел на них, время от времени задавая вопросы:

– Крымская больница какая-то, что-то не припоминаю.

– Новый клиент, – лениво отмахнулся Андрей.

– Девяносто тысяч от железнодорожной больницы… ты не говорил мне об этом.

– Это было в отчёте, проверь.

– Ничего не слышал об этой сделке.

Штейну ежемесячно высылались примерно одинаковые отчеты, и как раз железнодорожная больница фигурировала почти постоянно. Но он, беря очередной документ, и даже не глядя на него, говорил, что ничего не знает об этих сделках, заводясь всё больше и больше. А «интеллектуалка» разжигала его страсть, находя неточности и нестыковки, и громко сообщая об этом – как школьный зубрила, которому нужно поскорее выдать информацию, пока не забыл. Она могла бы и не сидеть так долго – ей дали документы вразнобой, всего понемногу: немного банковских выписок, немного накладных, примерно одну двадцатую от всего документооборота, и совсем не дали бухгалтерскую базу. Любой сведущий бухгалтер на её месте с ходу отказался бы принимать в таком виде бумаги, но она решила показать свои знания и готовила развёрнутый отчёт.

Так они сидели вчетвером за длинным приставным столом, стоящим перпендикулярно директорскому – Андрей напротив Штейна, рядом с которым находилась Алёна в очках, рядом с ней – безмолвная Надежда. О чём бы ни говорилось, у неё всегда было такое выражение лица, будто ей всё понятно. Скажи ей, что она дура, она бы и это восприняла с пониманием. Светлые букли спускались вдоль её щёк, словно печальные ветви плакучей ивы, склоненные над водой. Она смотрела невидящим взором, унесясь куда-то мечтой. Кротость этой бухгалтерши диссонировала с резвостью её молодой ростовской коллеги.

Время от времени звонил телефон, и Андрей подходил к базе, установленной на другом конце кабинета, на секретарском столе, чтобы ответить.

– У тебя тут какие-то побочные дела, о которых я не знаю, – продолжил Штейн. – Ты мечешься, подбираешь мелкие заказы, скрываешь от меня – вместо того, чтобы двигаться в правильном направлении.

– Как бы это… не хватает выписок за целую неделю. – воодушевленно сообщила Алёна.

Надежда понимающе кивнула.

– Просмотри хотя бы документы, сверь с отчётами, – мягко возразил Андрей.

Отсутствие всех необходимых документов – это не слухи и не домыслы. Не иллюзии и измышления. Перед Штейном был только факт – реальный и убедительный в своей реальности. Но факт, доведённый в самом существе своём до того предела, где он возрастает до трагедии невиданной силы, где сама сила этой трагедии возводит его в степень всеобщую и абсолютную.

– Не плюй в колодец, пригодится воды напиться, – произнёс он с лёгким дрожанием подбородка.

Андрей в ответ на эту поражающую новизной мысль насильственно сделал приятное лицо, и, покопавшись в тумбочке, вынул оттуда несколько накладных, и передал Алёне. Хорошая пища для её аналитического ума.

Закончив, Алёна проверила исписанную ею бумагу – целых пять листов, внесла поправки, затем ещё раз проверила, и доложила своему работодателю о готовности к отчёту.

– Да, давай проясним, что тут творится, – важно произнёс Штейн, всё ещё смотря на Андрея своим пасторским взглядом. Величавой и бесконечной скорбью веяло от его лба, глаз, бровей, ото всей его седой головы.

– Это шокинг! – патетично воскликнула Алена.

В течение двадцати минут интеллектуалка рассказывала о том, что отчетность на фирме отсутствует, на суммы, фигурирующие в выписках, нет документов, а предъявленные счета-фактуры не находят отражение в выписках. То, что разрозненная первичная документация без базы и с балансом только за прошлый год – это профанация, а не учёт, об этом рассказывалось ещё минут пятнадцать. С таким же успехом можно было рассказывать о том, что день сменяет ночь. Интеллектуалка, несомненно, обладала отягощавшим её грузом знаний, которым не нашла ещё определенное применение.

Посмотрев на часы, Андрей обратился к Штейну, оборвав выступление его усердной работницы:

– Переезды – два за полгода, и «сурки», ты знаешь эту проблему. Возможно, документы потерялись. Бухгалтера занимались этим – передавали друг другу там, я не знаю. Проверяй, если не доверяешь, пусть твоя умница обшмонает тот офис.

Алёна картинно вскинула руки:

– Э-э… это incredible… что всё это значит?!

Сверля взглядом её средостение, крестик, покоящийся между двух бугорков, медленно поднимая взгляд, Андрей устало произнёс:

– А чё ты так нервничаешь.

Она порывисто поднялась и подошла к открытому окну, откуда открывался вид на палисадник, холмы Горной Поляны, вдалеке виднелась Волга. Андрей проследил за ней оценивающим взглядом. Там, видимо, картина для неё стала понемногу проясняться.

– Знаете что, на самом деле… разбирайтесь сами, – бросила она через плечо.

Андрей встал – затекли ноги, и этот давящий взгляд Штейна ужасно напрягал. Прошёлся по направлению к выходу, и, обернувшись, сказал:

– Ты устал, я тоже. Какой-то global misunderstanding… или как это по-русски сказать.

Штейн был вынужден развернуть стул, чтобы ответить.

– Я понимаю. Но ты меня тоже должен понять. Ты видишь мои сделки, я приносил в компанию все свои наработки. А тут я узнаю, что ты ведешь деятельность…

Напружинившись, повысив голос, он выдал несколько гневных фраз; при этом пафос действия и напор обличительной мощи принял почти брутальный оттенок.

Андрей устало свалился на диван, стоящий у входа:

– А что деятельность… Ты спроси меня: Андрей, как ты себя чувствуешь, знаешь ли ты о существовании суббот и воскресений! А я тебе отвечу: я охуенно устал, Вениамин, из месяца я десять дней бываю дома, при всем при том, что дома ждёт меня грудной ребёнок.

Оторвавшись от созерцания пейзажа за окном, Алёна спросила:

– Может, вы разберётесь без нас, на самом деле?!

Штейн вынул из пакета объёмную пачку документов:

– Давай пройдёмся по всем сделкам с начала года. У меня с собой все присланные отчеты, и я должен видеть все подтверждающие документы – выписки, счета фактуры, документы от поставщиков. Иначе… я не могу, мне нужно документальное подтверждение на каждую цифру.

Он вынул бумаги из прозрачного файла, лежащего поверх остальных:

– Двадцатого января мы отгрузили семь коробок мерсилена 6–0 и три упаковки хирургической стали FEP-15…

Алёна подошла к столу и села напротив Штейна на то место, где до этого сидел Андрей:

– Тут действительно проблемы именно с бухгалтерией и учётом.

Бросив быстрый взгляд на просмотренные ею бумаги, добавила:

– Тут не будет всех подтверждающих документов, особенно если они переезжали два раза. Разумнее… как бы… не возиться со всем этим, а принять на баланс новой фирмы складские остатки и перечислить деньги с расчетного счета. И начать, на самом деле, заключать договора с клиентами от новой фирмы.

Надежда продолжала понимающе кивать, блуждающий взгляд её скользил от одного участника беседы к другому.

Алёна посмотрела поверх очков на Андрея, а он посмотрел на её крестик. В этот момент он почувствовал в ней союзницу. Да, с какой стороны ни посмотри, ну никак эта гламурная сексапилка не гармонирует с образом Штейна, в котором очевидны и печаль, и мудрость, и боль решений.

– Были сделки, о которых я не знал, но должен был…

В то мгновенье, когда Штейн проговаривал причины, по которым он «должен был всё знать», дверь в кабинет открылась так порывисто, что он от удивления замолк. Вошла Таня, и, шумно хлопнув дверью, обронив на ходу «Здрасьте подкрасьте», прошла к секретарскому месту, и, плюхнувшись в кресло, бросила сумку на стол.

– Замонали эти диаграммы. Как кровь влияет на мочу, кто мне скажет.

Перед глазами Андрея всё ещё мелькали разрезы на её джинсах – на правом бедре и на левой коленке. Посмотрев на её сияющее лицо, он ощутил, как же душно от напряженного словесного поединка, и, ослабив галстук и расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, ответил:

– Если кровь спокойна, то моча не бьёт в голову.