Жертва - Гарольд Карлтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Принесите еще одну! — радостно воскликнула она. Марчелла, улыбаясь, посмотрела на нее через стол.
— Я слишком счастлива сегодня, Соня, чтобы поддаваться на твои провокации, — сказала она. — Мне всегда хотелось, чтобы мы были подругами. Если ты не хочешь этого принять, это твои трудности!
Соня пристально посмотрела на нее:
— Только не говори мне, что ты влюбилась. Марчелла рассмеялась:
— С чего ты это взяла? Соня простонала:
— Потому что я знаю все эти глупые признаки. Мой косметолог влюбляется каждый день. У него на лице тоже появляется это выражение. Можно умереть со смеху.
— Тебе всего лишь семнадцать лет, дорогая, — подчеркнула Марчелла. Она увидела, как красивая блондинка заключила Марка в свои объятия и крепко поцеловала в губы. Судя по всему, Марк ее не знал.
— Ты познакомишь нас с ним, или ты стыдишься своих детей? — спросила Соня.
Марчелла закурила сигарету.
— Его зовут Санти Рока, он будет здесь через три недели. Мне хотелось, чтобы ты познакомилась с ним, если у тебя найдется свободное время.
— Разумеется! — Глаза Соня блеснули. — А что думает по этому поводу маленький Марк?
— Я еще не сказала ему, — ответила Марчелла, отводя глаза от изучающего взгляда Сони. — Я решила подождать и сказать после концерта, чтобы…
Соня рассмеялась.
— Чтобы он не закатил ревнивой истерики! — воскликнула она.
— Соня, — строго произнесла Марчелла, — твое отношение к Марку…
Она замолчала. Марк подошел к их столику, на его лице отражались гордость и усталость, костюм был немного в беспорядке, волосы всклокочены.
— Как я вам? Не слишком плохо? — смеясь, спросил он. Он наклонился поцеловать мать и положил руку ей на плечо.
— Ты был просто великолепен, Марк! Я сопротивлялась, как могла, но пришлось сдаться, — сказала Марчелла.
— Совсем неплохо, Марки-малыш, — Соня чмокнула его в щеку и крутанула нитку бус, висевшую на шее, в манере семнадцатилетних. Подошел официант с новой бутылкой шампанского, и когда Марк сел за столик, с шумом откупорил ее.
— За твою музыку и твой талант, Марк! — Марчелла подняла свой бокал.
Соня быстро осушила свой бокал и встала.
— Пойду посмотрю, как там веселятся низы, — сказала она. — Избыточное общение с высшим обществом приводит меня в обморочное состояние.
— Соня, — Марк встал и поцеловал ее. — Спасибо, что привела молодежь. Я очень тебе признателен.
Она рассмеялась:
— Прежде чем благодарить, давай сначала посмотрим, что они напишут. Чао!
Соня стала пробираться сквозь толпу, выкрикивая имена друзей:
— Франческа! Ясон! Леонид!
Вокруг нее собралась молодежь, чей нелепый вид свидетельствовал, что они принадлежали к кругу ее близких знакомых. Девушки выглядела как соблазнительницы или балерины, затянутые в сетки и блестки. На головах парней красовались парчовые фески или плотно повязанные цветные повязки.
— Кто они? — спросила у Марка Марчелла. Он состроил мину, потягивая вино:
— Журналисты, прилипалы: узко ограниченная клика, присвоившая права решать, кто в моде, а кто нет. Все дело в том, что большинство людей действительно верят им!
Он допил свой бокал и налил еще немного вина.
Какой-то мужчина с обилием золотых колец на руках и сверкающими запонками в манжетах возник за спиной Марка и положил ему на плечо руку.
— Можем поговорить? — крикливо сказал он, имитируя Джона Риверса и подмигивая Марчелле.
Марк посмотрел на мать.
— Мне нужно побыть некоторое время с друзьями Кола, мам, — сказал он. — Подождешь здесь, или как?
— Нет, если мои дети покинули меня, — сказала она, снимая жакет со спинки кресла, — снаружи меня ждет Дональд. Только проводи меня до машины, пожалуйста.
На улице она пожелала ему доброй ночи, крепко прижала к себе на мгновение и сказала:
— Я очень горжусь тобой, дорогой.
На следующий день, поднявшись в десять утра, Марчелла, пока Марк еще спал, отправилась купить свежего печенья и газет. Вернувшись на кухню, пока готовился кофе, она прочитала шестую страницу в «Посте», где печатались новости из мира культуры. О них сообщалось в первой же колонке под названием «Дети миллионерши».
«Марчелла Балдуччи-Уинтон, писательница, романы которой расходятся миллионными тиражами, также эксперт по воспитанию детей-вундеркиндов. Не только ее дочь Соня, обворожительно-божественная супермодель, но и сын Марк (18 лет), выступавший вместо своего учителя Кола Феррера, своим искусством заставил стоя рукоплескать взыскательную публику, собравшуюся вчера вечером в коктейль-зале отеля «Карлайл». Марк, студент музыкальной академии, так исполнил песни Гершвина и Портера, что многие из присутствовавших дам слушали затаив дыхание. Представители компаний, ищущих молодые таланты, предлагают выгодные контракты, однако Марк настаивает, что будет стремиться поступить в класс лучшего итальянского классического пианиста Франко Джанни. Его мать, Марчелла, сидевшая рядом с умопомрачительной Соней, выглядела гордой за успех сына».
Когда полчаса спустя на кухне появился Марк, с заспанными глазами и небритый, Марчелла взглянула на него.
— Кто предупредил искателей молодых талантов? — спросила она, наливая ему апельсинового сока.
— Кол, надо думать… — Он скосил глаза на газету, которую Марчелла держала в руках. — Я не ложился до четырех утра! Боже, я подумал, что это мое первое распятие.
Он упал на стул, и Марчелла поставила перед ним тарелку с печеньем.
— Кол ужасно гордится мною, — сказал он, отламывая кусок печенья.
— Даже и не думай о контрактах и записях, Марк, — сказала Марчелла. — Ты еще не готов стать полусырой поп-звездой.
— Слишком поздно, — признался он, потягивая кофе, — вчера вечером я согласился выпустить альбом.
— Марк! — воскликнула Марчелла. — Не спросив меня?
Он пожал плечами:
— Ничего страшного. Кол записывается у этих ребят. Они классные специалисты. Просто они хотят записать несколько бродвейских мелодий. Мне даже незачем будет ходить в студию; записи будут делаться во время моих концертов в течение следующих двух недель.
— Черт возьми, — вздохнула Марчелла. — Мне хочется, чтобы ты передумал, Марк.
— Послушай, возможно, никто никогда не увидит и не услышит этого, — пророческим тоном заявил он. — Это своего рода ритуальная запись для музыкального архива в Виллидже, будет себе лежать и пылиться на полке в пластиковой упаковке. И почему это так чертовски важно, чтобы я придерживался классики? Ты что, хранительница огня или еще чего-то?