Жизнь Людовика XIV - Александр Дюма

— Кто это был? — спросил Мазарини возвратившегося камердинера.

— Это был, — прозвучало в ответ, — президент счетной экспедиции г-н Тюбеф. Я ему сказал, что ваше преосвященство никого не принимает.

— Ах! — воскликнул умирающий. — Что ты наделал, Бернуэн! Он мне должен! Он, наверное, принес мне деньги! Вороти его скорее, вороти! — Бернуэн побежал за Тюбефом и привел его к постели кардинала. Мазарини не ошибся — Тюбеф принес деньги, которые он проиграл в тот раз, когда приходил папский нунций. Кардинал очень ласково встретил честного игрока, принял что-то около 100 пистолей и попросил шкатулку с драгоценностями. Когда ее принесли, кардинал спрятал деньги в соответствующее отделение и стал пересыпать драгоценности.

— О! — заговорил Мазарини, предаваясь своему любимому занятию. — О, г-н Тюбеф, вы — прекрасный игрок! — Тюбеф поклонился. — Я дарю г-же Тюбеф, — продолжал Мазарини, — я дарю г-же Тюбеф…

Президент счетной экспедиции подумал было, что кардинал в память о честном игроке хочет подарить какой-нибудь драгоценный камень его жене, и, улыбаясь, смотрел на кардинала, как бы помогая словам вырваться из уст.

— Я дарю г-же Тюбеф, — закончил Мазарини, — мое бонжур!

С этими словами он запер шкатулку и отдал Бернуэну. Что касается Тюбефа, то он ушел со стыдом, кляня себя за то, что хотя бы на одно мгновение мог подумать, будто Мазарини решится кому-нибудь что-нибудь подарить. На другой и в последующий день больному становилось то легче, то тяжелее, но тяжелые минуты все учащались.

7-го к вечеру королева приходила посетить кардинала, но он так страдал, что находившийся в передней Кольбер сказал:

— Вероятно, он не переживет этой ночи! — Но Кольбер ошибся — Мазарини прожил и следующий день. К вечеру опять начались ужасные страдания.

— Ваше преосвященство, — сказал смотревший за кардиналом священник, — это дань, платимая природой.

— Да, да, — ответил кардинал, — я очень страдаю, но чувствуя, слава Богу, что благодать сильнее моих страданий.

Спустя два часа предсмертные страдания увеличились, кардинал сам ощупал себе пульс и обратился к окружающим:

— Ах! По своему пульсу я вижу, что мне еще долго страдать!

В первом часу ночи Мазарини стало еще хуже: в 2 он пошевелился на своей постели и спросил: «Который час?» А на исходе третьего часа ночи Мазарини скончался, прожив 17 месяцами больше Ришелье и пользуясь подобно ему в течение 18 лет неограниченной властью. «Первые числа марта — роковые для Юлиев, — пишет Приоло в своей истории. — Юлий Цезарь был убит в Риме, а кардинал Джулио Мазарини умер в Венсенне в тот же день, только шестнадцатью веками позднее».

Король, проснувшись, кликнул свою кормилицу, которая всегда спала в его комнате, и сделал глазами знак, чтобы она осведомилась о состоянии кардинала. Когда кормилица принесла известие, что кардинал скончался, Луи XIV тотчас же поднялся и, позвав к себе Летелье, Фуке и Лионя, заявил им:

— Господа! Я велел пригласить вас для того, чтобы уведомить о своем решении. Доселе мне было благоугодно предоставлять управление делами ныне покойному кардиналу, но с сегодняшнего дня я намерен управлять ими сам. Вы будете помогать мне вашими советами, когда я вас об этом попрошу!

Отпустив сановников, Луи XIV отправился к королеве-матери, отобедал с ней и уехал в Париж в закрытой карете. Королеву-мать несли в портшезе, а шталмейстер маркиз де Бофор и Ножан-Ботрю шли пешком у дверец и веселили небольшую свиту до самой столицы.

Кардинал оставил несметное богатство: по завещанию оно достигало 50 000 000, и он запретил делать подробную опись своему имуществу, опасаясь, как бы народ не возмутился. Главным наследником кардинала по завещанию назначался Арман-Шарль Лапорт маркиз ла Мейльере герцог Ретельский, Мазарин, который получал все, что останется после уплаты частных завещаний. Громадности этого остального наследник никогда точно не знал по все тому же отсутствию подробной описи, но оно равнялось королевскому и составляло от 35 до 40 000 000.

Все другие родственники кардинала Мазарини получили свою долю в его посмертной щедрости. Племянница, принцесса Конти, получила 200 000 экю; принцесса Моденская, принцесса Вандомская, графиня Суассонская и жена коннетабля Колонны получили такую же сумму; племянник Манчини — герцогство Невер, 900 000 ливров наличными, доходы с Бруажа, половину мебели и все римские владения; маршал Граммон — 100 000 ливров; сестра, г-жа Мартиноцци, — 18 000 ливров пожизненной пенсии.

Прочие частные завещания состояли в следующем; королю — два кабинета разных вещей, в порядок еще не приведенных; королеве матери — алмаз в 1 000 000 ливров; молодой королеве — алмазный букет; герцогу Анжуйскому — 60 марок золотом, обои и 30 изумрудов; дону Луису Гаро — знаменитую картину Тициана «Флора»; графу Фуэнсальдану — большие часы с золотым ящиком; его святейшеству папе Римскому — 600 000 ливров на войну с турками; бедным — 6000 франков. Казне кардинал оставил 18 больших алмазов с тем, чтобы они назывались «мазаринами» — это было средством возвысить свое имя до высоты других имен, данных некоторым алмазам, и действительно, мазарины заняли место подле 5 медичи, 4 валуа, 15 бурбонов, 2 наварров, алмаза Ришелье и алмаза Санси. Увековечить память своего существования было одним из пламенных желаний Мазарини, и кроме 18 алмазов это имя получил герцог Мазарин, так стал называться дворец кардинала, игра в карты, которую он изобрел (le hoc Маzarin), наконец, паштет a la Mazarine.

Внимательный читатель заметил, конечно, что честолюбие и скупость были господствующими страстями кардинала Мазарини. Чтобы удовлетворить свое честолюбие, он предал Францию, чтобы удовлетворить скупость, он ее разорил, а между тем мало какой министр, отечественного или иностранного происхождения, сделал для какой-либо страны то, что Мазарини сделал для своего второго отечества.

Мы говорим, что он изменил Франции. Вот по какому случаю он замышлял свою измену, которая, впрочем, не имела особенных последствий. Послушаем, что рассказывает об этом Бриенн.

«Однажды (1660), когда я был один в кабинете кардинала и писал крайне нужные депеши, по его распоряжению, разным лицам, его преосвященству понадобились некоторые бумаги, находившиеся в одном из ящиков его письменного стола. Самого кардинала удерживала в постели подагра; он позвал меня, вручил ключи и поручил отпереть ящик под № XI, взять связку бумаг под литерой А, перевязанную желтой лентой. Ящики оказались неверно размещены и рядом с № X оказался № IX, который я и отпер; обратив внимание на то, что бумаги под литерой А перевязаны голубой лентой, я сказал об этом кардиналу, который и указал на ошибку. Тогда я отпер нужный ящик и действительно нашел в нем искомое, что и отнес его высокопреосвященству. Между тем, я не смог удержаться, чтобы не прочесть текст на листе в связке А под голубой лентой».

Хотя кардинал в титулах пользовался только заглавными буквами, Бриенн легко прочитал содержание бумаги:

«Акт, по которому испанский король обещал мне не противиться возведению меня в папское достоинство в случае, если я успею представить себя к избранию по смерти Александра VII, и под условием, что заставлю французского короля удовольствоваться городом Авеном вместо Камбре, который должен быть уступлен испанской короне. Акт этот выгоден…»

Смерть не дала Мазарини времени привести в исполнение сей честолюбивый план, поскольку Александр VII, избранный 7 апреля 1655 года, умер 22 мая 1667-го, то есть на шесть лет позже того, кто собирался стать его преемником.

Что до скупости Мазарини, то она вошла в пословицы, и в этом великом пороке его упрекали и друзья, и недруги. Все для него служило предлогом брать деньги, все могло стать поводом к налогам. «Они поют, они заплатят» — стало не только французской поговоркой. Однажды кардиналу сообщили, что в продажу поступила направленная против него ужасная брошюра, и он приказал ее запретить, а поскольку после запрещения цена на брошюру возросла раз в десять, то кардинал велел продавать ее; эта операция доставила ему 1000 пистолей, как он сам рассказывал, довольно посмеиваясь.

Мазарини плутовал в карточной игре, называя это «соблюдать свои интересы»; как кардинал ни был скуп, играл он по очень высоким ставкам, так что выигрыш или проигрыш достигал иногда 50 000 ливров за один вечер. Понятно, что он соответствующим образом переживал и то, и другое.

Если Мазарини приходилось отдавать деньги, то делал он это с крайним неудовольствием, а то и вовсе не отдавал. Зато он бывал очень весел, получая деньги, для чего употреблял способы исключительные. Так же кардинал старался поступать и при приобретении других ценностей. Например, у кардинала Барберини имелась прелестная картина Корреджо с изображением младенца Иисуса на коленях Богородицы, подающего в присутствии св. Себастьяна обручальное кольцо св. Екатерине. Мазарини не решался попросить картину у владельца, который, по всей вероятности, отказал бы, поэтому картину попросила королева, и Барберини не мог отвергнуть ее просьбы. Опасаясь возможных недоразумений с картиной, Мазарини послал в Рим нарочного, разумеется, за счет Барберини; даритель сам представил подарок королеве, которая, желая оказать честь великолепному произведению и дарителю, приказала немедленно повесить картину в своей спальне, однако, как только Барберини уехал, Мазарини забрал картину к себе. После смерти Мазарини, желавший подарить картину вовсе не ему кардинал Барберини при личной встрече с королем напомнил об этом; Луи XIV нашел это справедливым, и картина была возвращена вместе с тремя другими, которые герцог Мазарин отослал королю, говоря, что это — изображения нагих женщин. Этими тремя картинами, оскорблявшими целомудрие супруга Гортензии Манчини, были «Венеры» Тициана и Корреджо, а также та самая работа Антонио Карраччи, с которой кардинал Мазарини никак не мог расстаться.