Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Проза » Русская классическая проза » Одиссей Полихроніадесъ - Константин Леонтьев

Одиссей Полихроніадесъ - Константин Леонтьев

Читать онлайн Одиссей Полихроніадесъ - Константин Леонтьев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
Перейти на страницу:

Онъ стоялъ прислонясь къ низенькой оградѣ и, скрестя руки на груди, гордо смотрѣлъ на насъ»… Лицомъ онъ былъ широкъ и мужественъ и немного похожъ на герцеговинца Луку Вукаловича, котораго карточки ходили у насъ по городу. Настоящее же его имя было Илья.

Безъ жандармовъ я бы не желалъ съ нимъ спорить…

— Не можете? — переспросилъ я еще разъ…

Илья сказалъ еще разъ, еще тверже, еще сердитѣе.

— Да, не можемъ…

— Паша васъ посадитъ въ тюрьму…

— Пускай… Есть Богъ!

Я утомился, отошелъ съ жандармами въ сторону и спросилъ:

— Гуссейнъ-ага! что́ мы будемъ дѣлать теперь?.. Я васъ прошу, постарайтесь, ага мой добрый… Я и вамъ и Изетъ-агѣ по одному наполеону дамъ съ великою радостью…

(Я хотѣлъ было обѣщать имъ по одной лирѣ турецкой, но моментально сообразилъ, что наполеонъ ходитъ много меньше, а видъ его все такъ же пріятенъ и даже лучше… съ портретомъ императора… Женамъ на серьги и ожерелья годится…)

Тогда Изетъ-ага въ первый разъ вмѣшался въ разговоръ и сказалъ:

— Надо ихъ побить, поучить немного…

Гуссейнъ подумалъ, собрался видимо съ духомъ и, подойдя вдругъ къ двумъ старикамъ, слегка толкнулъ ихъ рукой, приговаривая:

— Айда, айда, капитаны… Довольно словъ пустыхъ… Соглашайтесь деньги сейчасъ собрать, или мы свяжемъ старшихъ и отведемъ въ тюрьму…

— И тамъ будутъ мучить васъ, — прибавилъ Изетъ-ага, обращаясь къ Лукѣ Вукаловичу.

— Мучить можно людей, — сказалъ Лука гордо и не смущаясь…

— Айда! айда! — сказалъ и ему Гуссейнъ-ага, дотрогиваясь до его плеча…

Но этотъ смѣлый человѣкъ дернулъ плечомъ и, отстраняя грубо Гуссейна рукой, воскликнулъ:

— Что́ жъ! э! вяжите! ведите въ тюрьму! Пытайте!.. Яйца горячія подъ мышку кладите!.. Уголья горячіе на голову кладите… Мы собаки… дѣло старое…

Но Изетъ-ага въ эту минуту кинулся на него и началъ бить его кулакомъ въ лицо.

Гуссейнъ обнажилъ саблю и кинулся тоже къ нему.

Кровь потекла у Ильи изъ носа и зубовъ по большимъ усамъ его.

Старики кинулись между Ильей и Изетомъ, умоляя Илью не поднимать рукъ на царскаго человѣка, не защищаться, и Изетъ-агу, умоляя смиренно простить и оставить его.

— Не бей, не бей… не бей, ага нашъ, не бей, — говорили старики. — Оставь его — мы соберемъ деньги… сейчасъ…

— Скорѣй! Сейчасъ! — закричалъ сердитый Изетъ, который вмѣшался поздно, но кончилъ все скорѣе мрачнаго, но, видно, болѣе добраго и осторожнаго Гуссейна.

Я былъ и смущенъ, и радъ, и испуганъ.

Толпа расходилась; Илья уходилъ тоже, молча и вытирая кровь съ лица и съ колючей небритой бороды своей. Изетъ-ага смѣялся.

Гуссейнъ молчалъ и крутилъ себѣ сигарку.

— Кончилось; теперь соберутъ, — сказалъ онъ, садясь на камень около церкви.

— Нѣтъ, — сказалъ Изетъ-ага. — Я пойду потороплю ихъ. Чтобъ они насъ до ночи не промучили здѣсь… Люди они очень хитрые.

Мнѣ кажется, что турки боялись немного, чтобы христіане, одумавшись и собравшись съ духомъ, не вернулись и не произвели сгоряча сами какого-нибудь насилія надъ нами.

Онъ ушелъ; и мы съ Гуссейномъ не слишкомъ долго ждали. Я рѣшился, подумавъ, спросить у Гуссейна:

— Не отомстили бы они мнѣ за это…

— Не бойся, — сказалъ Гуссейнъ такъ твердо и равнодушно, что и мнѣ въ душу влилъ успокоеніе.

Около вечерень старшины возвратились и отсчитали мнѣ тутъ же на церковной паперти ровно сто двадцать золотыхъ.

Руки и ноги мои дрожали отъ радости, не отъ корыстной радости (ибо я зналъ же, что завтра отправлю все это золото на Босфоръ), но отъ тщеславнаго восторга, отъ яснаго представленія отцовскихъ похвалъ и отцовскаго удовольствія.

Илья не пришелъ съ другими.

Ударили въ било къ вечернѣ, когда мы сѣли на нашихъ коней и выѣхали изъ Джамманды́ въ Загоры съ тріумфомъ.

Я безпрестанно схватывалъ рукой за боковой карманъ мой на груди въ трепетѣ за деньги, которыя такимъ тяжелымъ узломъ затянутыя въ носовой платокъ и обременяли, и восхищали меня въ одно и то же время.

Да, мой другъ, мы выѣхали изъ этого села въ ту минуту, когда ударили въ било и когда священникъ сбирался читать въ церкви тотъ самый девятый часъ, въ которомъ взываютъ люди: «Иже въ девятый часъ насъ ради плотію смерть вкусивый, умертви плоти нашей мудрованіе».

Мы ѣхали подъ гору по узкой и ровной дорогѣ. Съ одной стороны около насъ крутою стѣной поднималась гора вся въ кустахъ, вся въ деревьяхъ, въ свѣтло-зеленой мелкой травочкѣ; по другую руку, въ глубокомъ оврагѣ, черезъ который былъ перекинутъ каменный полуразрушенный мостикъ на небольшой аркѣ, съ шумомъ бѣжалъ по большимъ камнямъ прохладный и чистый ручей. Нѣсколько разъ до тѣхъ поръ, пока мы спустились и переѣхали осторожно мостъ, село исчезало за поворотами дороги и снова показывалось.

И каждый разъ, когда я снова видѣлъ въ зелени его хижины и крыши, покрытыя плитками мѣлового почернѣвшаго отъ ветхости камня, мнѣ становилось не стыдно (нѣтъ! я говорю, что я считалъ себя тогда правымъ по моимъ торговымъ понятіямъ), мнѣ становилось только страшно и жалко, когда я видѣлъ опять мысленными очами моими хозяйку, у которой мы съѣли двухъ куръ… священника въ короткой одеждѣ и шальварахъ, который возглашаетъ теперь: «Иже въ девятый часъ насъ ради плотію смерть вкусивый»… Илью, который утиралъ рукой струи крови, бѣжавшей по его суровымъ усамъ и по бородѣ давно небритой… и всѣхъ этихъ бѣдныхъ соотчичей своихъ.

Но когда я думалъ объ этомъ Ильѣ, о его страшномъ лицѣ, похожемъ на лицо страшнаго герцеговинскаго воеводы, я чувствовалъ еще больше боязни чѣмъ жалости.

Я былъ очень радъ, когда село совсѣмъ скрылось изъ вида и когда Изетъ-ага сказалъ:

— Поѣдемте поскорѣе. До хана еще четыре часа; надо до акшама126 поспѣть. А завтра будемъ у тебя въ домикѣ, Одиссей, въ Загорахъ. Айда, айда!

— Пой пѣсни, — сказалъ ему Гуссейнъ.

Изетъ запѣлъ пронзительнымъ голосомъ, и мы веселой иноходью побѣжали по мелкому камню.

— Айда… айда… а!.. — прерывая пѣсню свою, возбуждалъ насъ Изетъ.

Мы смѣялись и ѣхали еще шибче.

Мы смѣялись и пѣли. И звукъ мелкихъ камешковъ, пересыпавшихся подъ копытами коней нашихъ, веселилъ нась. Ахъ!.. а въ селѣ… въ селѣ этомъ люди, конечно, несравненно болѣе достойные и уваженія, и счастья, чѣмъ я, мальчишка, и чѣмъ эти турки, сообщники мои, — эти люди быть можетъ теперь вздыхали или молились, или плакали… Или проклинали и меня, и отца, и начальство турецкое, которое всегда готово защищать того, у кого больше денегъ или больше силы въ городѣ, больше связей въ консульствахъ, больше голоса въ конакѣ губернатора.

Будь покоенъ, такія распри между христіанами — праздникъ для хитрыхъ и опытныхъ турецкихъ чиновниковъ. Или, лучше сказать, самый простой и не умный изъ нихъ по природѣ своей въ подобныхъ дѣлахъ становится ловокъ и догадливъ.

И паша, и Сабри-бей уже однимъ наитіемъ нѣкимъ, вѣроятно, поняли, что «пусть старый Полихроніадесъ платитъ намъ деньги за то, чтобы сельскіе греки говорили потомъ: Вотъ какъ жестоко тѣснитъ насъ проклятый драгоманъ русскаго консульства!..»

А между тѣмъ все въ порядкѣ.

Должны же люди когда-нибудь и платить по своимъ распискамъ.

Кто правъ? скажи мнѣ. Кто неправъ… Мнѣ стыдно было описывать тебѣ этотъ подвигъ мой. Но, разъ дано общее положеніе дѣлъ въ этой порабощенной странѣ, скажи мнѣ, объясни, вразуми… Что́ мнѣ было дѣлать… И не спѣши, ты вольный сынъ свободной Греціи, не спѣши казнить презрѣніемъ твоимъ или ненавистью юношу, воспитаннаго тѣмъ духомъ коммерческой, дѣловой настойчивости, безъ котораго христіанамъ невозможно было бы дышать тамъ, гдѣ для насъ, кромѣ лѣстницы, мощеной золотомъ, невозможенъ иной путь ни къ почету, ни къ независимости, ни даже къ самымъ простымъ правамъ гражданина и человѣка.

Не спѣши ненавидѣть! Не спѣши презирать мою трудовую и трудную юность, ты, аѳинскій дѣятель мой, ты мой деистъ и демагогъ, во фракѣ и тонкомъ бѣльѣ!..

Расцвѣтало и въ моей юности много розъ, и душистыхъ лилій весеннихъ въ ней было не мало, но перевиты были эти розы такими крупными терніями нужды, принужденій и заботъ! благоуханіе этихъ бѣлыхъ криновъ таило нерѣдко въ себѣ такой жесточайшій ядъ страха и раскаянія, унынія, огорченія и скуки!..

Мы подъѣзжали уже къ хану, гдѣ должны были ночевать, когда вдругъ услыхали за собой быстрый стукъ подковъ по камнямъ и увидали, что насъ нагоняетъ сувари127 и за нимъ крупною и смѣлою иноходью спускается съ горы незнакомый намъ европеецъ… Они мигомъ нагнали и обогнали насъ… Сувари сказалъ: «Добрый часъ вамъ!» И европеецъ воскликнулъ тоже: «Добрый часъ! Добрый часъ!»

Онъ былъ не старъ и собой пріятенъ, съ круглою и короткою рыжею бородой. Сидѣлъ на лошади прекрасно и свободно; платье на немъ было модное, короткое, легкое не по времени, какъ у человѣка, который не боится весенняго холода. Сапоги высокіе со шпорами изъ лакированной кожи были въ грязи. На головѣ была у него низкая и круглая шляпа изъ твердаго чернаго войлока, какія только что начинали тогда носить.

Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Одиссей Полихроніадесъ - Константин Леонтьев торрент бесплатно.
Комментарии