Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. Происхождение Руси и становление ее государственности - Борис Рыбаков

Участие трех или четырех авторов в оформлении «Повести временных лет» привело к путанице, изъятию отдельных кусков, вклиниванию новых вставок, перемещению разных мелких фрагментов текста. Воспринимать текст в том виде, в каком он донесен до нас переписчиками разных веков, нельзя без специального анализа. С точки зрения исторической концепции для нас особенно важен вводный раздел «Повести». В основу анализа положен текст, изданный А.А. Шахматовым в 1916 г.; он разбит на строки, указаны разночтения и, что немаловажно, снабжен отсылками к иноземным сочинениям, использованным летописцем.

Ставя перед собой трудную задачу реконструкции первоначального текста летописи Нестора в ее вводной части, названной им «Повестью о минувших годах», мы должны гарантировать себя, в пределах возможного, от субъективного толкования текста. Поэтому начинать рассмотрение текста нужно не с установления противоречий во взглядах и оценках между тремя участниками труда, а с чисто формальных признаков: перебоев в тексте, грамматической несогласованности, анахронизмов, разрывов одного и того же рассказа, перестановок и т. п. И только лишь после установления отдельных кусков текста и «швов» между ними можно будет приступить к определению авторов отдельных частей и к восстановлению первоначального порядка Несторова текста. В следующем далее текстологическом анализе сознательно не употребляются имена Нестора или Сильвестра. До поры до времени авторы отдельных кусков должны остаться безымянными.

Ввиду единства вводной, недатированной части в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях примем в качестве основного текст Лаврентьевской в известном издании А. А. Шахматова и приступим к отысканию «швов». Ссылки будут даваться в тексте; первая цифра обозначает страницу,вторая — строку.

§ 1. Первым параграфом «Повести временных лет» является рассказ о разделе земли после всемирного потопа между сыновьями Ноя Симом, Хамом и Иафетом.

Отягощенный длинными списками ближневосточных и средиземноморских стран, взятыми из хронографа и «Хроники» Георгия Амартола, этот параграф подводит читателя к месту Руси в мировой географической системе, как она рисовалась средневековому книжнику.

Первым нарушением логики изложения можно считать фразу летописца:

«В Афетове же части седять Русь, Чудь и вьси языци…» (3; 10).

Далее следует перечень четырнадцати финно-угорских и балтийских народов (3; 10–12). По какому принципу он составлен — неизвестно. Если это — соседи Руси, то данный перечень очень неполон: здесь нет, например, ятвягов, печенегов, половцев, черных болгар, корелы и др. Загадочные слова «вси языци» требуют разъяснения, которого в этом месте летописи нет.

Анализируя этот отрывок, мы должны обратить внимание на очень близкий перечень народов (10; 16–19), озаглавленный так: «А се суть инии языци иже дань дають Руси»; перечень открывается чудью, а далее в том же порядке идут те же народы, что и в первом случае.

Представляется очень убедительным, что в первоначальном тексте о принадлежности Руси к «Афетовой части» было сказано почти так же кратко, как и о славянах. В этом параграфе, посвященном трехчленному делению всей населенной земли, многочисленные славянские племена, о которых летописец в следующем параграфе говорит очень подробно, обозначены всего лишь одним словом — «словене».

О Руси, истории которой посвящена вся «Повесть», здесь было сказано, вероятно, так:

«В Афетове же части седять Русь и вьси языци, иже дань дают Руси»

Полный же перечень полутора десятков племен, подвластных Руси, уместнее было дать не в этом вводном параграфе, а там, где должна была идти речь о составе Руси-государства, где перечислялись как славянские,, так и неславянские племена, входившие в состав Руси (см. 10; 14–20).

§ 2. Вторым нарушением логики изложения является отрывок, посвященный описанию народов вокруг Балтийского моря и народов Западной Европы (3; 12 и 4; 1–7). Он начинается ничем не оправданным противопоставлением поляков, пруссов и чуди каким-то другим народам:

«Ляхове же и Пруси и Чюдь приседять к морю Варяжьскому; по сему же морю седять Варязи семо к въстоку до предела Симова; по тому же морю седять к западу до земле Агляньскы и до Волошьскы» (3; 12. 14; 1–3).

Совершенно непонятно, почему здесь выделены именно эти три народа; непонятно, почему Чудь попадает в описание вторично. Если автор хотел дать здесь особое описание народов, населяющих берега Балтики, то почему здесь нет Кореи, Либи, Зимеголы, Суми, Еми, живших на берегах того же Варяжского моря и поименованных в соседнем списке? Как могло возникнуть противопоставление: одни народы сидят в Афетовой части, а «Ляхове же и Пруси и Чудь приседять к морю Варяжьскому»? Такую грамматическую несогласованность можно объяснить, только допустив, что текст «Ляхове же…» является вставкой. Далее в летописи мы много раз встретимся с обрывками географического описания, которое, к сожалению, не собирается из этих отрывков в полном виде. Очевидно, из этого источника и вставлена кем-то фраза о Поляках, Прусах и Чуди и о Варягах. Механическое внедрение ее в текст летописи объясняется чьим-то стремлением подробнее осветить географию Прибалтики, Скандинавии и Западной Европы[32]. Относить ее к первоначальному тексту нельзя.

Такой же характер дополнительной вставки носит и следующий отрывок, начинающийся словами:

«Афетово бо колено и то: Варязи, Свен, Урмане, Гъти, Русь, Агляне, Галичане…» и т. д. (4; 4–7).

Во-первых, терминология здесь предваряет изложение — говорится о «колене Афетовом», о «племени Хамовом», т. е. о потомках библейских персонажей, тогда как речь о потомках пойдет несколько ниже.

Во-вторых, нельзя не отметить и различия терминологии — в основном списке говорится о географическом подразделении Афетовой части, а здесь изложение переводится в иную плоскость, и речь идет о генеалогической связи народов с Иафетом.

Кроме того, давно уже обращалось внимание на то, что Русь здесь упомянута вторично и поставлена в списке между готами и англами, т. е. среди северных германско-скандинавских народов, где никто не знает народа с таким именем.

Все вместе взятое заставляет считать эти строки вставкой, дополнявшей описание Варяжского моря. Автор этой вставки обнаруживает хорошее знание географии Западной Европы; обойдены здесь только славянские народы. Очевидно, автор этого отрывка писал его, зная, что по соседству в тексте подробно говорится не только об одних ляхах, но и обо всех других славянских народах.

К более подробному рассмотрению этих интересных вставок по существу мы вернемся в дальнейшем. 

§ 3. Грубым нарушением последовательности изложения является известный рассказ о поселении славян на Дунае (5; 10–18).

Приведем этот текст, разбив его на отдельные отрывки.

А1 «От сих же 70 и дъвою языку бысть язык Словеньск; от племене же Афетова нарицаемии Норици, иже суть Словене» (5; 7–9).

Б1 «По мънозех же временех сели суть Словене по Дунаеви, къде есть ныне Угърьска земля и Българьска» (5; 1–10).

А2 «И от тех Словен разидошася по земли и прозвашася имены своими, къде седыне на которомь месте…» (5; 11–16).

Б2 «Волохом бо нашьдшем на Словены на Дунаискыя и седъшем в них и насилящем им» (5; 16–17).

А3 «Словене же ови, пришьдъше, седоша на Висле, и прозъвашася Ляхове…» (5; 17–18).

Б3 «Словеньску же языку, якоже рекохом, живущю на Дунай, придоша от Скуф, рекъше от Козар рекомии Българе, и седоша по Дунаеви, и насильници Словеном быта…» (11; 1–3).

Связный и целостный рассказ о судьбах славян, поселившихся на Дунае (отрывки Б4, Б, Б3), оказался разбитым на части, и эти части вкраплены в текст, описывающий более ранние времена. Продолжение мысли летописца о расселении славян после того, как бог «смеси языки и рассея по всей земли» (отрывки А1, А2, А3), оказалось здесь искусственно отделенным от основного рассказа неудачно попавшей сюда фразой о продвижении славян на Дунай (отрывок B1). Начало этой фразы не оставляет никаких сомнений в ее инородном, чуждом характере для данной части текста: «По мнозех же временех сели суть Словене». Весь смысл пересказа библейской легенды о вавилонском столпотворении в том и заключается, что летописец получал от господствовавшей в средневековой науке схемы исходную точку истории своего народа — бог рассеял народы по земле. И летописец детально описал, где и как расселились интересующие его народы. Для историка-монаха было немыслимым, чтобы исполнение божьей воли откладывалось на «мнози времена».

Прямое продолжение этой фразы о дунайских славянах (отрывок Б2) отделено от нее пятью строками текста, непосредственно продолжающими первоначальный рассказ о расселении после «разделения язык» (отрывок А2). Это тоже явное свидетельство нарушенности текста. Второй отрывок — о нападении волохов на дунайских славян (отрывок Б2) — также грубо рассекает повествование о расселении, как и отрывок Б1.