Врата Войны - Раймонд Фейст

Чародей хлопнул в ладоши и произнес несколько слов, и один из воинов тотчас же принес Пагу какой-то терпкий, густой напиток в плоской чаше. Осушив ее. Паг почувствовал себя бодрее.

Он ответил на все вопросы, заданные ему цуранийским магом.

Порой ему приходилось, рискуя поплатиться за это головой, говорить лишь часть правды, но волшебный куб при этом не тускнел и не менял своего цвета, из чего Паг в конце концов заключил, что тот реагирует лишь на явную ложь. Порой в ответ на его слова маг и военачальник недоуменно переглядывались и качали головами. Им явно никогда не приходилось сталкиваться с многим из того, о чем он им рассказывал. Наконец господин в оранжевом устало махнул рукой, давая понять, что допрос окончен. Пагу снова связали руки и поволокли его прочь из палатки. Чародей последовал за ним. Когда они оказались под открытым небом, он подошел к Пагу вплотную и проговорил:

- Мой господин сказал: <Я понял, что этот слуга... умен>.

Мой господин не возражает, если слуги умны. Они хорошо работают. Но он считает тебя слишком умным... для слуги. Он говорит: <Пусть будет осторожен. Потому что теперь он - раб>.

Умный раб может прожить долгую жизнь. Но слишком умный раб умирает быстро, если... - Он умолк, пытаясь подобрать нужное слово. Вдруг лицо его расплылось в широкой улыбке. Кивнув, он произнес:

- ... Посчаст... ливится. Вот-вот! Если ему посчастливится! - Он сладко зажмурился и снова повторил:

- По-счаст-ливится, - словно наслаждаясь звучанием и смыслом этого слова. Душу Пага объял мрак.

Солдаты потащили его назад и бросили наземь среди других пленных. Паг оглянулся и обнаружил, что некоторые из них не спали. Лица большинства были искажены отчаянием. Один плакал навзрыд. Паг обратил глаза к небу. Вершины гор подернула легкая розовая дымка, возвещавшая приближение рассвета.

Глава 15

ПРОТИВОСТОЯНИЕ

Мелкий холодный дождь все не прекращался. Несколько гномов сидели на корточках возле небольшого костра, разложенного возле входа в пещеру. Долган попыхивал трубкой, остальные чинили оружие, поврежденное в последнем бою, и латали прорехи в куртках и камзолах. Над огнем висел котелок, в котором булькала похлебка.

Томас сидел в углу пещеры, привалившись спиной к шероховатой каменной стене. На коленях у него покоился боевой меч с белой рукояткой. Он смотрел куда-то поверх голов хлопотавших у огня гномов. На лице его застыло выражение безучастной отрешенности. Было видно, что мысли юноши блуждают где-то далеко.

Семь раз гномы Серых Башен атаковали незваных пришельцев, и в каждом из семи тяжелых боев отважные карлики понесли значительные потери. Но численность цуранийских войск, похоже, не сокращалась. Многих из неустрашимых маленьких воинов уже не было в живых. Врагам пришлось дорого заплатить за их безвременную кончину, но разве это могло вернуть погибших в строй или хоть сколько-нибудь облегчить горе, постигшее их близких? Долгожители-гномы поздно обзаводились семьями, и семьи эти, как правило, были небольшими. Разница в возрасте между двумя-тремя сыновьями оказывалась порой весьма значительной.

Поэтому людям трудно было даже представить себе, насколько велики и невосполнимы потери, понесенные карликами в боях с цурани.

Всякий раз, когда гномы, пробравшись через свои шахты в долину, нападали на цурани, Томас оказывался в первых рядах атакующих. Его блестящий золотой шлем стал для карликов чем-то вроде боевого знамени. Юный воин возносил над головой огромный меч, а затем обрушивал его на головы неприятеля, собирая щедрую жатву. Оказавшись на поле боя, дворовый мальчик преображался, превращаясь в неустрашимого солдата, героя, чье присутствие сеяло панику в рядах цурани. Если после бегства пещерного духа он и сомневался в магических свойствах своих доспехов, то все его сомнения рассеялись без следа после первого же боя с чужеземцами.

В составе отряда из тридцати вооруженных гномов он тогда прошел через подземные туннели и очутился в южной части долины, оккупированной цурани. Застав вражеский патрульный отряд врасплох, они уничтожили его. Но во время боя Томас был отрезан от своих. Его окружили трое цурани. Когда они бросились на него, подняв над головами свои широкие мечи, Томас почувствовал небывалый прилив сил и мужества. Им вдруг овладел безудержный восторг, опьянение битвой. Бросившись на атакующих, он одним ударом рассек напополам тела двоих из них и заколол третьего, пытавшегося спастись бегством.

После сражения чувство небывалой радости, которое было сродни хмельному угару, все не покидало его. Оно одновременно страшило и радовало его. Никогда еще он не ощущал в себе столько кипучей, неудержимой силы. Никогда прежде не чувствовал такой беззаветной отваги.

Это повторялось всякий раз, когда он принимал участие в боях с цурани. И в каждой следующей битве новые будоражившие его душу ощущения становились все острее и отчетливее. А потом им стали сопутствовать диковинные видения. Теперь эти грезы впервые посетили его вне обстановки сражения. Образы, возникшие перед ним, при всей их отчетливости были проницаемы для взора, и он ясно видел сквозь них и карликов, собравшихся у очага, и тусклый свет пасмурного дня, проникавший в пещеру, и темневший вдалеке лес.

Но он также различал контуры и тени давно умерших людей, их наряды и жилища. Он следил за их жестами и ловил звуки их голосов, умолкнувших много столетий назад. Он видел огромные залы со стенами, украшенными золотом и драгоценными камнями.

Свет тысяч свечей отражался в хрустальных кубках и золотых кувшинах, которыми были уставлены массивные столы. Губы, изогнутые в обворожительных улыбках, произносили диковинные слова и пили из чаш, которых никогда не касались руки человеческих существ. Великие воины и короли неведомой расы восседали за пиршественными столами. Они казались Томасу совсем чужими и в то же время какими-то странно близкими. Внешне они походили на людей, но глаза и ушные раковины у них были, как у эльфов. Высокие, как подданные королевы Агларанны, они были широкоплечими и массивными, как гномы. Лица женщин отличались причудливой и странной красотой.

Видение становилось все более отчетливым, заслоняя собой картины настоящего. Томас слышал мелодичный смех и незнакомые слова, произносимые звонкими голосами, он уловил и звуки нежной музыки, которые донеслись до него из огромного зала.

Грезы его были прерваны Долганом. Карлик подошел к нему вплотную и весело проговорил:

- Ты ведь не откажешься поесть, паренек?

Томас поднялся и последовал за гномом. Он еще не до конца очнулся от своих диковинных мечтаний. Видения оставили его, лишь когда он присел у костра и коснулся протянутой ему миски с похлебкой. Он протяжно вздохнул и тряхнул головой, чтобы рассеять владевшее им наваждение.