На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939–1945 - Ханс Люк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я помню так, точно слышал вчера, как майор Замхарадзе приказал мне выдавать членам театральной труппы и оркестрантам двойную порцию овсянки. Как он объяснил мне: «Для культуры мы на все готовы».
– Я Фред Сбостны, водитель лагерного «Студебеккера». Помните, как мы вместе ездили в Тбилиси?
– Конечно! – как я мог не помнить? Нет, я помнил все, как если бы это было вчера. – И еще я помню, как туго вам приходилось, когда Замхарадзе заставлял вас красть покрышки со склада шахты. Ведь охранники могли вас ухлопать. Некоторые из наших «особых» заданий были и в самом деле рискованными – настоящими опасными приключениями.
И снова я очутился за столиком Фрица Винанда, энергичного организатора наших встреч лагерников. Вернувшись из плена, он закончил учебу и теперь служит муниципальным чиновником в Кельне, отвечает за обеспечение ухода за физически и умственно неполноценными людьми.
– Встречи с товарищами по несчастью оставили во мне свой след, – признался мне он. – Я не могу и не хочу забывать лет, проведенных в ГУЛАГе. Для многих они послужили поворотным пунктом в судьбе. Мне предельно ясно, что только чувство товарищества, наше единство, невзирая на звания и социальное происхождение, помогли столь многим из нас выжить.
В Кельне мы задались вопросом: «Хотели ли бы мы вновь увидеть Ткибули?» Мнения разделились от «Ни за что на свете!» до «А почему бы нет? Если бы русские пустили, то можно».
Выпускник экономического факультета Эберхард Кельройтер был тогда одним из самых молодых пленных. Сегодня работает где-то под Мюнхеном. Он проявил инициативу – в 1978, 1982 гг. и в последний раз в 1985 г. побывал на Кавказе официально с группой немецких туристов. Последнюю поездку организовывал сам. С его разрешения я привожу его рассказ о ней:
«…в 1985 г. я собрал группу из шестидесяти семи человек, желавших полюбоваться красотами Грузии – границей Азии и Европы. Кроме меня, в ней никто не имел ничего общего с пленом. Моя просьба включить в маршрут поездки также и Ткибули встретила отказ: “Этим ведает Общество ветеранов”. Почему – это и по сей день для меня загадка.
6 сентября 1985 г. наша группа прибыла на Кавказ. Я поинтересовался у молодой грузинки, приданной нам в качестве гида, не могли ли бы мы проехать через Ткибули. На вопрос “зачем” я ответил: “Просто слышал об этом месте”. – “Конечно, это же по дороге к озеру Бычий Глаз, высоко в горах Эльбруса. Там мы должны посетить знаменитый собор, построенный во времена Баграта III [158] , в период с 1010 по 1014 г. от Рождества Христова”.
Я был очень взволнован. Никому в группе не признался, почему мне было так важно повидать какое-то забытое Богом местечко. 7 сентября после отвратительного завтрака мы поехали на север на убогом автобусе. На дороге то и дело попадались выбоины и ухабы – ничего необычного для тех мест.
По обеим сторонам дороги виднелись чайные плантации (Грузия третья в мире по производству чая), за ними – нетронутая земля, гревшаяся под мирными теплыми лучами осеннего солнца. Параллельно с автодорогой лежала одноколейка, по которой нас некогда везли в лагерь в запломбированных товарных вагонах.
И вот после часов двух тряски мы достигли Ткибули. Проехали здание таможни и прибыли к навевающему своим видом тоску зданию вокзала, где нас некогда выпустили из вагонов и откуда нам пришлось пешком топать в лагерь. Я спросил гида, не могли бы мы ненадолго остановиться: “Естественные потребности, знаете ли”. Из укрытия я сделал несколько снимков. (Да простит меня русская фемида! Снимать там категорически запрещено.) Город, видневшийся среди холмов и гор, казался оттуда неким мирно спящим курортом. Когда я подумал о сотнях наших товарищей, лежавших там в безымянных могилах, на мои глаза навернулись слезы. Я не стыдился их.
Когда мы подъехали ближе, город предстал перед нами таким, каким и помнился мне: простые деревянные дома, запущенные улицы – городок, существовавший лишь для того, чтобы добывать ценный для промышленности уголь. Мы остановились посредине. Я заговорил с несколькими грузинами, спросил о нашем лагере и о шахтах. Они посмотрели на меня с удивлением – пленный, которого потянуло на место былых страданий? “Ваш лагерь давно свернули, – ответили они. – Остальные сохранились. Там сидят русские”. Хотя многих из них еще не было на свете тогда, или же они жили в других местах, все равно я ощущал сочувствие с их стороны.
Мы двигались дальше. Проезжали мимо объектов, которые когда-то строили, – некоторые из них теперь практически пришли в негодность. По извилистой дорожке мы поднялись к перевалу. Там в 1949 г. находилась моя последняя стройка – мы сооружали жилые помещения для рабочих шахты. Судя по виду, за домами никто не следил. Что там внутри?
Посмотрев назад, на Ткибули, я обнаружил, что не испытываю боли – красивое местечко, очень красивое, вот и все. Я сделал множество фотографий.
На север через озеро Бычий Глаз лежали горы Эльбрусского хребта. Туда мы и ехали. Прекрасный старый собор горделиво устремлял ввысь свои купола. Сюда привозили немногих любопытных, рисковавших забираться в такую даль. Нас тотчас же обступили горцы, крестьяне, которым мы раздавали футболки и прочие мелкие сувениры. Вышел священник, приветливый человек, с готовностью согласившийся позировать перед моим “Полароидом”. С довольной и даже гордой улыбкой он спрятал врученный ему снимок в складках своей рясы.
Когда крестьяне узнали, что мы “бундесы”, то есть приехали из ФРГ, реакция была бурной: “Родители рассказывали нам о том, как тяжко пришлось тут немецким военнопленным, о том, сколько они сделали, и о том, что многие из них умерли с голоду. Мы любим вас, немцев. Как и вы, мы очень любим свободу. Войны больше не будет – не должно быть”.
На обратном пути мы вновь проезжали через Ткибули – места наших страданий. Время накрыло все плащом забвения. И очень хорошо…»
На сем и закончился «отчет о поездке» Эберхарда Кельройтера.
То, что сделал он по собственному почину, должно однажды стать доступным для всех, и мы должны протянуть руку России.В начале июля 1987 г. пути-дорожки привели меня в Мюнхен. Мне надо было побывать у Юппа Линка.
В Мюнхене я позвонил Эрнсту Урбану, который и должен был устроить нашу встречу. В лагере я не раз сиживал по вечерам в компании Урбана. Мы говорили, он рассказывал мне о том, как его держали между двумя раскаленными печами и поливали ледяной водой, чтобы выбить из него «признание». Урбан опасался, что наша встреча с Юппом Линком может отрицательно сказаться на здоровье последнего. Но жена Юппа сказала:
– Нет-нет, приезжайте, только постарайтесь не сильно волновать его.
По купавшейся в теплых лучах июльского солнца долине мы направились к подножью Альп – в то место, где жил Юпп. И вот мы остановились у одного из типичных баварских домиков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});