Наставление в христианской вере, т.3 - Жан Кальвин

аГл. XXII, 10 сл. настоящей книги.

в том случае, если этого пожелает и станет над этим трудиться. Но всякий научившийся от Отца не только способен придти, но действительно приходит. Вследствие этого происходит расширение возможностей, усиление воли и действенность делания»3.

В другом месте св. Августин высказывается яснее: «Что это означает: тот, кто слышал от Отца и научился от Него, приходит ко Мне? Только то, что нет никого, кто слышит и научается от Отца, но не приходит к Иисусу Христу. Ибо если все, кто слышит и научается, приходят, значит тот, кто не приходит, не слышит и не научается. Если бы он слышал и научался, то пришёл бы. Эта школа, в которой учит и бывает услышан Отец, дабы заставить придти к своему Сыну, весьма далека от плотских восприятий»5. Чуть дальше св. Августин добавляет: «Благодать, которая втайне посылается в сердца людей, не может быть принята ожесточившимся сердцем, ибо она даётся на то, чтобы в сердце не было ожесточения. Когда Отца слушают внутренним слухом, Он берёт сердце каменное и даёт сердце плотяное [Иез 11:19; 36:26]. Вот как Он создаёт детей обетования и сосуды милосердия, которые Он приготовил к славе [Рим 9:23]. Почему же Он не научает всех людей, дабы побудить всех их придти ко Христу, если не потому, что тех, кого Он научает, научает милостью, а тех, кого не научает, научает судом. Потому что Бог милует кого Ему угодно и ожесточает тех, кого хочет [Рим 9:18]»с.

Господь принимает как своих детей тех, кого Он избирает, и по своей воле становится их Отцом. Призывая их, Он вводит их в свою семью, соединяется (conioint et allie) с ними, так что Бог и дети его становятся единым целым. Писание, объединяя призвание с избранием, показывает тем самым, что искать следует лишь милости Божьей, которая даётся даром. Если мы спрашиваем, кого Бог призывает и почему, то Писание отвечает: тех, кого Он избрал. Когда же обращаются к избранию, то здесь со всех сторон сияет лишь милость Божья. Об этом св. Павел говорит, что «помилование зависит не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего» (Рим 9:16). И не следует понимать эти слова, как обыкновенно делают, будто помилование можно разделить между Божьей милостью, с одной стороны, и волей и поведением человека, с другой. Ибо это объясняют таким образом, что ни желанием, ни усилиями человек не добьётся ничего, если ему не будет споспешестовавать Божья благодать.

Но если Бог помогает, то и желания, и усилия человека играют определённую роль в достижении спасения. Эту уловку я предпочитаю разбить

аАвгустин. О благодати Христовой и первородном грехе, I, XIV. 15 (MPL, XLIV, 368).

ьЕго же. О предназначении святых, VIII, 13 (MPL, XLIV, 970). сТамже(МР1, XLIV, 971).

словами св. Августина, нежели своими собственными. «Если бы апостол — пишет он, хотел лишь сказать, что оно [помилование] не во власти желающего и подвизающегося, если только ему не помогает Божье милосердие, то мы могли бы перестроить его фразу и заявить, что оно зависит не от одной лишь Божьей милости, но ей должны помогать воля и поведение человека. Поскольку же это явное заблуждение, то нельзя сомневаться, что апостол всё относил к благодати Бога, не оставляя ничего нашей воле или усердию»3159. Вот слова этого святого человека. Я не считаю пустяковым ухищрение наших противников, когда они утверждают, что св. Павел не говорил бы так, если бы у нас не было собственных усилий и воли. Но он не рассматривал того, что есть в человеке. Однако видя, что находятся люди, отчасти относящие спасение на счёт человеческого усердия, в начале своей проповеди он просто осуждает их заблуждение, а затем провозглашает, что спасение целиком зиждется на Божьей благодати. А что делают пророки, если не проповедуют постоянно об исходящем от Бога незаслуженном призвании?

2. Это мы видим в самой природе призвания. Ведь оно состоит в провозвестии Слова и в просвещении Св. Духом. Так, мы читаем у пророка, устами которого говорит наш Господь: «Я открылся не вопрошавшим обо Мне; Меня нашли не искавшие Меня: "вот Я! вот Я!"» (Ис 65:1). А чтобы евреи не думали, чта такая милость даётся только язычникам, Господь напоминает им, как принял Он их отца Авраама, когда среди всеобщего идолопоклонства возжелал явить ему свою любовь, которая, словно бездна, поглотила его вместе со всем его потомством (Ис Нав 24:3). Так как Бог озаряет своим словом тех, кто ничего не заслужил, то этим Он подаёт достаточно ясный знак своей раздаваемой даром доброты.

Уже здесь проявляется бесконечная благость Бога. Но не ради спасения всех, ибо приговор отверженным станет даже суровее оттого, что они отказались от свидетельства Божьей любви. И в самом деле, Бог лишает их силы своего Духа, дабы благодать воссияла ещё ослепительнее. Отсюда следует, что внутреннее призвание — это залог спасения, который не может обмануть. Об этом говорит св. Иоанн: «А что Он пребывает в нас, узнаём по духу, который Он дал нам» (1 Ин 3:24). Но чтобы плоть не хвалилась тем, что, будучи призванной, она отвечает Богу, апостол говорит, что уши, способные это слышать, и глаза, способные это видеть, нам дал (formez) Бог. Более того, дал не потому, что кто-то этого достоин, а согласно своему избранию. Замечательный пример тому приводит св. Лука,

*Августин. Энхиридит к Лаврентию, XXXII (MPL, XL, 248)

когда рассказывает, как евреи и язычники вместе слушали слово св. Павла (Деян 13:48). Всех наставляли в одном учении, но тут же говорится, что уверовали те, «которые были предуставлены к вечной жизни». Так не стыдно ли отрицать, что призвание не заслуживается, что над ним от начала до конца властвует избрание?

3. Здесь мы должны остерегаться двух заблуждений. Некоторые превращают человека в соработника (compagnon) Бога, который подтверждает своё избрание, как бы соглашаясь с Господом. Таким образом, человеческую волю они ставят выше Божьего плана. Как будто бы в Писании сказано, что нам дана лишь возможность веровать, а не что вера есть всецело Божий дар. Другие — не знаю на каком основании — ограничивают избранность верой: в ней якобы не может быть никакой надёжности, пока человек не уверует. Совершенно согласен, что с нашей точки зрения избранность утверждается в вере и что в вере проявляется Божий замысел, прежде сокрытый. Но одновременно нам следует усвоить сказанное ранее, а именно, что через избранность как бы запечатлевается наше усыновление Богом, до того нам неведомое. Однако ложно утверждение, будто избранность становится действенной с того момента, как мы сами принимаем Евангелие, как и утверждение, будто с того момента и сама избранность приобретает силу160.

Как я уже говорил, нам действительно надлежит черпать уверенность в избрании из Евангелия. Ибо если мы пытаемся проникнуть в тайну предвечного решения Бога, она станет бездной, которая поглотит нас. Но после того как Бог нам засвидетельствовал и сообщил, что мы — из его избранных, нам подобает подниматься выше из страха, что следствие может уничтожить причину. Ибо нет ничего безумнее положения, когда Писание говорит, что мы просвещены вследствие избрания, а этот свет настолько слепит нам глаза, что мы отказываемся думать о нашем избрании.

Я, однако, не отрицаю, что для получения уверенности в спасении нам необходимо начинать со Слова и что в нём следует полагать всё наше доверие, дабы мы могли взывать к Богу как к Отцу. Ибо те, кто желает витать в облаках, чтобы увериться в Божьем замысле, который Он вложил нам в уста и в сердце (Втор 30:14), переворачивают весь порядок вещей. Следовательно, нам нужно обуздать свою дерзость трезвением веры, дабы сам Бог стал вполне надёжным свидетелем своей тайной благодати, когда Он сообщает нам её через своё Слово. И тогда это утешительное посредствующее звено (canal) не помешает воздать истинному Источнику ту честь, которая Ему подобает.

4. Итак, извращают истину те, кто учит, будто сила и надёжность избрания зависят от веры, через которую мы ощущаем свою принадлежность к избранным. Мы же, со своей стороны, станем держаться здравого порядка, если в поисках уверенности в своей избранности сосредоточимся на знаках, которые суть его надёжные свидетельства. У дьявола нет более тяжкого и опасного для верующих искушения, нежели, тревожа людей сомнениями в избранности, возбуждать в них безумное желание видеть её не там где нужно. Я имею в виду то состояние, когда немощный человек силится проникнуть в непостигаемые тайны божественной мудрости и, чтобы узнать, что ему определено Божьим приговором, ищет от истоков вечности. Тогда он словно бросается в бездонную пропасть, чтобы там исчезнуть, попадает в ловушку, из которой никогда не сможет выбраться, вступает в мрачную бездну, откуда уже не выйдет. Ибо вполне законно, чтобы заблуждение человеческого разума было наказано ужасной гибелью, если человек пытается собственными силами подняться на высоту божественной мудрости.

Искушение, о котором я говорю, тем более вредоносно, что почти все мы склонны поддаваться ему. Ведь найдётся очень мало людей, сердце которых не было бы встревожено вопросом: откуда происходит спасение, если не от Божьего избрания? И как обнаруживается избрание? Когда у человека возникают такие вопросы, они или беспощадно терзают его или оглушают и повергают в уныние. Я не ищу более убедительного аргумента, чтобы показать, насколько искажённо люди этого рода представляют себе предопределение161. Ибо человеческий дух не может быть поражён более опасной заразой, чем наружение спокойствия совести и мира, в котором она должна находиться с Богом. Эта материя подобна морю: плавая по нему, мы из страха погибнуть должны больше всего остерегаться именно этой скалы, столкновение с которой означает неминуемое крушение. Хотя спор о предопределении считается как бы опасным морем, плавание по нему может быть вполне спокойным, даже радостным, если только кто-нибудь по собственной воле не захочет подвергнуться смертельной опасности. Ибо те, кто, пытаясь убедиться в своей избранности, вторгается в предвечный замысел Божий без его слова, устремляются и бросаются в гибельную бездну. С другой стороны, те, кто ищет его, идя прямым путём, указанным в Писании, получают от этого редкостное утешение. Так что пускай наш путь начинается с Божьего призвания и им заканчивается.