Майлз Уоллингфорд - Джеймс Купер

Люси поднялась с живостью, которая больно задела меня. Краска залила ее лицо, и мне показалось, что она даже несколько поспешно увела отца. Однако, прежде чем выйти из комнаты, милая девушка, улучив момент, подошла ко мне и тихо сказала:

— Помни, Майлз, ты дал мне слово; через час ты будешь на свободе.

ГЛАВА ХХVIII

Она ко мне прижалась нежно,

Откинув голову назад,

И на меня в порыве страстном

Был устремлен влюбленный взгляд.

С. Т. Колриджnote 156

В последующие два часа никто не нарушал моего одиночества. Окно комнаты, где мне позволили остаться, выходило в soi-disantnote 157 парк — а вернее сказать, Манхэттен-disant, — и, выглянув в это окно, я вдруг увидел моего помощника и Наба, переменными курсами ходивших у ворот тюрьмы или даже осадивших ее, чтобы меня тайком не увезли в неведомые дали или какое-нибудь иное ужасное несчастье не проникло туда извне. Впрочем, зачем эти двое честных и верных людей несли свою вахту, я не знал; мне оставалось только строить догадки. Наконец Наб исчез и не появлялся целый час. Когда он вернулся, на плече его висел моток каната, затем оба отошли на безопасное расстояние от тюрьмы и стали отмерять фатомы, обрубать, вязать узлы и сплеснивать. Меня забавляло их усердие, которое не умерилось, пока я сам не прервал их занятия. О том, что они затевали, читатель вскоре узнает.

Через два часа после того, как Люси и ее отец покинули меня, вошел надзиратель и объявил о приходе другого посетителя. Я ожидал увидеть моего адвоката или мистера Харрисона; но каково же было мое удивление, когда в комнату вошел Эндрю Дрюитт. За ним следовал тюремщик, который держал в руке бумагу и, к моему изумлению, произнес:

— Капитан Уоллингфорд, я получил указания выпустить вас — за вас внесен залог.

Тюремщик удалился.

— И этим я обязан вам, мистер Дрюитт!

— Мне бы очень хотелось, чтобы это было правдой, дорогой сэр, — отвечал Эндрю, взяв меня за руку и горячо, сердечно пожав ее, — но это не совсем так. Конечно, после того, как вы спасли мне жизнь, мог ли я допустить, чтобы вы оставались в тюрьме, когда мне в радость оказать вам эту ничтожную услугу — поручиться, что вы явитесь в суд; я бы охотно стал и в свое время стану вашим поручителем за уплату присужденной суммы. Однако отдадим должное тому, кому принадлежит эта идея. Мисс Хардиндж попросила меня добиться вашего освобождения, а ее желание сравнимо только с чувством признательности, которое я испытываю к вам.

Он сказал это искренне, по-мужски; и я спросил себя, почему же Эндрю Дрюитт никогда прежде не представлялся мне в таком благоприятном свете? Теперь мне казалось, что он изменился в лучшую сторону, вел себя как джентльмен и был во всех отношениях приятным, элегантным, благовоспитанным и рассудительным молодым человеком. Я готов был признать за ним все совершенства, но не мог простить ему, что Люси предпочла его мне.

— Люси все помнит нашу детскую дружбу, — сказал я, немного смутившись. — Когда она уходила, то сказала, что собирается предпринять что-то подобное, хотя, признаться, этого я не ожидал. Вам можно позавидовать, мистер Дрюитт, вы редкий счастливчик!

Эндрю как будто пришел в замешательство. Он посмотрел на меня, зарделся, перевел взгляд к окну, затем огромным усилием, казалось, обрел самообладание.

— Кажется, я понимаю вас, Уоллингфорд, — сказал он. — Вы намекаете на мою якобы помолвку с мисс Хардиндж?

— А на что же еще? Все, что я слышал, все, что я видел, особенно этот последний поступок, с очевидностью подтверждает мои догадки.

— Нет, это только догадки. Мне не удалось снискать расположения мисс Хардиндж, ее рука достанется лишь тому, кто завоюет ее сердце, кого она полюбит всей душой.

Что я слышу?! Я был как громом поражен. Люси не обручена с Дрюиттом, не любит его — как он сам признался — и едва ли полюбит! Думаю, Эндрю понимал мои чувства, ибо он, похоже, не прочь был продолжить разговор и, к его чести надо признать, в таком тоне, который не оставлял неприятных сомнений относительно истинного отношения к нему милой моему сердцу девушки.

— Только недавно, — говорил он, — я увидел, какую огромную несправедливость я и моя семья допустили по отношению к мисс Хардиндж. Поскольку вы старый, очень старый ее друг, буду с вами откровенен и постараюсь хоть в какой-то степени оправдаться, хотя я чувствую, что мне никогда не удастся до конца снять с себя вину. Вы сказали, что слышали, будто я помолвлен с мисс Хардиндж?

— Совершенно верно. Мне кажется, так считает ее отец, впрочем, он, должно быть, полагает обязательство условным, так как Люси никогда не вышла бы замуж без его согласия.

— В таком случае мистера Хардинджа ввели в заблуждение. Надо признать, мистер Уоллингфорд, что я давний поклонник мисс Хардиндж и очень давно сделал ей предложение. Мне было тут же отказано. Но Люси откровенно призналась, что ее сердце свободно; и я упорно продолжал свои ухаживания, вопреки ее советам, ее желаниям и даже ее настойчивым просьбам. Мне кажется, она уважает меня; я знаю, она очень высокого мнения о моей матери, которая любит ее почти так же, как я. Я надеялся, что это уважение и почитание может перерасти в любовь, и моя самонадеянность была наказана. Около полугода назад — я помню, это было вскоре после того, как мы услышали о вашей смерти, — я имел с ней объяснение на эту тему и уверился в том, что у меня нет ни малейшего шанса. С тех пор я пытался обуздать мое чувство — вы ведь знаете, что любовь без взаимности проходит, — и это мне в какой-то мере удалось; теперь, когда я рассказываю вам это, я уже не чувствую той боли, которую когда-то мог причинить мне подобный разговор. Однако я глубоко уважаю мисс Хардиндж, и единственный ее поощрительный взгляд даже теперь пробудил бы во мне былые чувства. Впрочем, у меня такое впечатление, что она не собирается выходить замуж. Но давайте уйдем отсюда, вы больше не должны здесь оставаться.

Мое состояние трудно было описать. Что значила для меня весть о моем освобождении, когда я столь неожиданно узнал, что Люси не связана никакими обязательствами? Люси, которую многие годы я считал помолвленной и безвозвратно потерянной для меня и которую я не переставал любить, хотя надежды не было. Я подумал, что Эндрю Дрюитт никогда не любил, как я, иначе он не мог бы говорить так; а может быть, дело в том, что любовь к Люси не была неотъемлемой частью его жизни с самого отрочества, как моя. В то время, как все эти мысли проносились в моем сознании, я взял Дрюитта под руку и поспешил покинуть тюрьму.

Признаться, оказавшись на улице, я воспрянул духом. Мой спутник последовал за мной, и я привел его к тому месту, где Марбл и Наб все еще возились со своим канатом. Каково же было их удивление, когда они увидели меня на свободе; мне даже показалось, что помощник был несколько разочарован, хотя он все понял, едва только увидел Дрюитта.