По тонкому льду - Георгий Михайлович Брянцев

— А как вы проверить решили друг друга? — спросил Андрей.

— Возьму его на дело сегодня.

— Эге! Вот тут ты поторопился, — покачал головой Челнок. — Сразу и на дело.

— Может, и поторопился, — вскипел Костя. — Только слово уже дано и отказываться нельзя.

— Я тоже считаю, что нельзя, — поддержал его Андрей.

Демьян сидел, слушал, прятал улыбку.

Челнок спросил:

— А какое дело?

Костя посмотрел на меня и молча, одними глазами, спросил разрешения. Я незаметно кивнул.

— Обычное дело, — сказал он. — Сегодня я и двое моих дружков попробуем взять гранаты из вагона на путях. Гранат-то нет! Вот я и подключу Хасана.

Пусть себя покажет и на других поглядит.

— Ну что ж, это интересно, — заметил Демьян.

— У меня тоже новости, — сообщил я. — Назначен секретарем управы.

— Вот как!

Я рассказал все подробно.

— Отлично, — произнес Демьян.

— А не кажется ли вам, — обратился к нему Андрей, — что Воскобойникову следует помочь в формировании батальона?

— Как вы помогаете абверу? — усмехнулся Демьян.

— Ну да.

— А почему бы и нет. — Демьян помолчал, подумал и вдруг заговорил совсем о другом: — Старший группы Угрюмый нашел вашего Дункеля-Помазина и убил его.

— Как убил? — воскликнул я.

— Это же безобразие! — вскочил с места Андрей.

— Вот его записка, изъятая из "почтового ящика", — продолжал Демьян. — Он пишет: "С Помазиным кончено. Он мертв уже трое суток. Живым в руки не дался". Я согласен, что это безобразие. Если командиры, старшие групп, не могут выполнять приказы, что же требовать от остальных?

— За это по головке гладить нельзя, — вставил Усатый.

— А почему нам не вызвать Угрюмого на бюро, хотя бы раз, и заслушать? — предложил Челнок. — Ведь никто из нас в глаза его не видел.

— Ну, это другой вопрос, — сказал Демьян, — мы в подполье. Я не знал Урала, Колючего, Крайнего, Аристократа. Не видел в глаза и старшего Клеща.

Не обязательно встречаться со всеми. Но вот на Угрюмого надо посмотреть, познакомиться с ним.

— Правильно! — одобрил Усатый. — Упустишь человека, он и от рук отобьется.

— А как ваш Старик? — спросил Демьян, имея в виду Пейпера.

— Я им доволен, — ответил Андрей. — Обещал дать мне сведения о месте хранения авиабомб. Их привезли четыре вагона и две платформы. Старик подозревает, что бомбы уложили на территории кирпичного завода.

Все стали расходиться.

Я задержался немного в избушке. Выходить скопом не полагалось.

— Хоть все и ругаются, — шепнул мне Костя, — а я верю Хасану. Как себе, верю. Вот такого бы в батальон к Воскобойникову! — Потом он неожиданно погрустнел и добавил: — Ох, и полетят на мою голову шишки, когда вернутся наши. Вам хорошо — вы не здешний. А мне туговато придется.

Какое совпадение! Недавно Трофим Герасимович спрашивал меня, как будем мы отчитываться перед нашими.

Косте я сказал:

— Об этом не думай. Мы поместим твою копию в первом номере газеты, во весь лист, и все будет в порядке.

Костя только усмехнулся.

23. Воздушные гости

Утро сегодня встало сверкающее, солнечное, умытое. До света с шумом, грохотом и дождем пронеслась первая гроза. Сейчас земля, тихая, разомлевшая и пахучая, нежилась в лучах солнца. Оно палило яростно и необыкновенно жарко для этого времени.

Весна в нашем краю ликовала буйно, неудержимо. Деревья в скверах, садах, городском и железнодорожном парках оделись в густую листву. Всюду, где только мыслимо, высыпала ярко-зеленая трава. Она покрыла густым ровным ковром незамощенную площадь, расцветила обочины дорог, пробивалась между булыжниками мостовой.

С утра я попал в гестапо. Земельбауэр на этот раз прислал за мной к управе свой "оппель".

Штурмбаннфюрер СС расхаживал по кабинету, а я переводил ему вслух попавшую в руки оккупантов нашу брошюру о зверствах немецко-фашистских захватчиков.

В открытое окно дул теплый ветер. У дома напротив стояли немецкие танки с высокими башнями и крестами на бортах, грузовик, покрытый брезентом, и штабной вездеход. Длинные тени пересекали улицу. Они были гуще и четче самих предметов.

Штурмбаннфюрер расхаживал, засунув руки глубоко в карманы брюк. Изредка он останавливался возле узкой металлической дверцы сейфа, вделанного в стену, притрагивался к круглой ручке или проводил по накладкам ладонью. Звук его шагов скрадывал большой, покрывающий весь пол, ворсистый ковер. Сапоги Земельбауэра были на высоких, чуть не на вершок, каблуках, они чуть приподымали рвущегося к высоте начальника гестапо.

Он ни разу не прервал меня, не задал ни одного вопроса и вообще не сказал по поводу фактов, изложенных в брошюре, ни слова.

Затем он взял брошюру, полистал ее, швырнул на стол и сказал:

— Я благодарен вам. Сегодня вы мне больше не понадобитесь.

Когда я был уже у порога, Земельбауэр окликнул меня.

— Одну минуту, — сказал он, подошел к тумбочке, на которой стоял приемник, открыл дверцу, достал оттуда бутылку вина. — Небольшой презент. Из посылки фюрера.

Я поблагодарил и попросил бумаги, чтобы обернуть подарок.

Земельбауэр нехотя протянул газету:

— То, что дает начальник гестапо, можно не скрывать.

Я сделал вид, что принял эту глупую фразу всерьез, раскланялся и вышел.

Поскольку вызвали меня через бургомистра и Купейкин знал, где я нахожусь, мне представилась возможность урвать полчаса — час времени, чтобы заглянуть к Андрею. У него, возможно, была уже очередная радиограмма, которую мы ждали с нетерпением.

В бильярдную с некоторых пор я заходил запросто. По ходатайству бургомистра администрация казино разрешила руководящим работникам русского самоуправления посещать бильярдную и пользоваться столами, когда они не заняты. Сюда частенько заглядывал бывший секретарь управы