Очерки по истории русской церковной смуты - Анатолий Краснов-Левитин

образом, стихийно демократическим течением. Именно здесь, около патриарха Тихона, произошло подлинное духовное обновление Церкви — в этом стихийном, всенародном соединении религиозных людей, волне, которая смыла все нечистое, пошлое, своекорыстное, что было в русской церкви.

И по иронии судьбы именно обновленцы оказались в этот момент в роли Победоносцевых — чиновников в рясе, которые шли против народной церкви.

Противники патриарха называли «тихоновщину» черносотенным движением, особенно любили они говорить об «охотнорядцах» и сухаревских торговцах, участвовавших в движении. Разумеется, нельзя отрицать наличия черносотенных элементов в рядах сторонников патриарха Тихона. Кстати сказать, немало недавних черносотенцев было и среди обновленцев, однако, конечно, не они играли в этом движении главную роль.

Как известно, «тихоновщина» в течение трех недель охватила не только всю Москву, но и всю Россию. Это значит, что по меньшей мере 50 миллионов человек так или иначе поддерживали патриарха Тихона. Но допустить, что в России в 1923 году было 50 миллионов черносотенцев, может только сумасшедший или совершенный невежда (их и до революции в России было не больше ста тысяч).

Особенной неожиданностью для многих было широкое сочувствие патриарху Тихону, обозначившееся в это время в рабочем классе.

«Религиозности в русском рабочем классе почти нет совершенно, — категорически утверждал в это время знаменитый идеолог, которому никак нельзя отказать ни в огромном таланте, ни в зоркой наблюдательности. — Да ее не было никогда по-настоящему. Православная Церковь была бытовой, обрядовой и казенной организацией. Проникнуть глубоко в сознание и связать свои догматы и каноны с внутренними переживаниями народных масс ей не удалось. Причины те же: некультурность старой России, в том числе ее церкви. Оттого, приобщаясь к культуре, русский рабочий класс так легко освобождается от своей чисто внешней, бытовой связи с церковью. Для крестьянина это труднее, но не потому, что он глубже, интимнее проникся церковным учением — этого, конечно, нет и в помине, а потому что его косность и однообразие быта тесно связаны с косностью и однообразием церковной обрядности.

У рабочего — мы говорим о массовом беспартийном рабочем — связь с церковью держится в большинстве случаев на нитке привычки, преимущественно женской привычки».

(Троцкий Л. Водка, церковь и кинематограф. — Петроградская Правда, 1923, 12 июля, с. 1.)

И вот, в полном противоречии с этими словами, огромная тяга к патриарху проявилась именно в районах с рабочим населением. Как характерный пример приведем подмосковный город Серпухов, населенный в

основном рабочими.

«В 1924 году в Серпухове разнесся слух, что по просьбе горожан в ближайший праздник приедет патриарх и будет служить в соборе. Праздник приходился в будни. Накануне рабочие заявили своему фабричному начальству:

— Мы хотим вас предупредить, что завтра на работу не выйдем, но просим не считать это забастовкой. Этот день мы вам отработаем в воскресенье, а пока патриарх будет с нами, мы работать не будем.

Ошеломленное начальство растерялось и на репрессивные меры не решилось — с рабочими считались.

На следующее утро на вокзале появилась увитая зеленью арка, а по всему пути рабочие стояли шпалерами и при проезде патриарха становились на колени. После богослужения они его обступили, прося остаться еще на один день и служить в церкви, считавшейся фабричной. Святейший остался и просьбу их выполнил.

Перед его отъездом рабочие объявили, что никому своего отца они для обратного пути не доверят, взяли лучший фабричный автомобиль и сами отвезли патриарха из Серпухова в Донской монастырь».

(Вестник культуры, Париж, 1937, с.8.)

В Петрограде в 1923 г. именно в рабочих районах (на Васильевском острове, в Гавани, в Московско-Нарвском и Выборгском районах) было особенно заметно движение в пользу патриарха Тихона. В селе Смоленском, исключительно рабочем районе, обновленцам не удалось водвориться ни в одном храме, примерно так же обстояло дело на Охте. «Тихоновским» было все крестьянство и вся городская беднота (прислуги, приказчики, мелкие ремесленники). Неверно также указание на то, что нэповская буржуазия поддерживала патриарха Тихона в Петрограде (с января 1924 г. он стал называться Ленинградом). Дело обстояло как раз наоборот: здесь главной цитаделью обновленчества являлись церковь Спаса на Сенной и Андреевский собор посещавшиеся в основном, торговцами с Сенного и Андреевского рынков. Ситный рынок поддерживал Введенскую церковь которая также являлась обновленческой.

Таким образом, следует подчеркнуть, что «тихоновщина» в основном опиралась на демократические слои населения и не последнюю роль «тихоновщине» играли рабочие.

Косвенным подтверждением народного размаха, который носило движение патриарха Тихона, явилась реорганизация обновленческого раскола.

Обновленчество очнулось от глубокого обморока, в который повергло его освобождение патриарха, лишь через месяц — в конце июля.

Первым признаком оживления обновленчества явились следующие два документа:

«Разъяснение прокурора Петроградской губернии от 31 июля 1923 г за № 4318.

На заявление ваше о поминовении за богослужением бывшего патриарха Тихона сим разъясняем, что общественные его выступления предусмотрены ст. 95 и 67 Уголовного кодекса, за каковые он привлечен к суду, то (?) явно проявленное признание его отдельными гражданами и группами в качестве своего духовного руководителя, а равно и публичное поминовение его за богослужением могут дать законный повод к возбуждению уголовного преследования против виновных в пособничестве в контрреволюционных действиях, не связанных непосредственно с совершением означенных преступлений, что предусмотрено ст. 69 Уголовного кодекса».

(Вестник Священного Синода, 1923, 18 сентября, с. 3–4.)

Более грамотно написанное и более пространно мотивированное разъяснение новгородского губернского прокурора:

«За последнее время в прокуратуру стали часто поступать запросы служителей религиозных культов о том, противозаконно ли поминовение бывшего патриарха Тихона за богослужением. Даю следующее разъяснение по этому вопросу.

Вопрос о поминовении во время церковной службы тех или иных лиц, как вопрос внутреннего церковного распорядка, государственной власти сам по себе не касается.

Но торжественное поминовение на ектений, во время великого входа и т. д. заведомых контрреволюционеров, как, например, бывшего патриарха Тихона, находившегося под судом, именование его «Господином нашим» и проч. уже выходит за рамки простой молитвы и является публичным изъявлением хвалы заведомым врагам Советской власти. Поскольку же такое поминовение совершается публично, в торжественной форме от имени Бога и может, таким образом, воздействовать на