Кровь драконов - Робин Хобб

– А Геста?

Лефтрин вздохнул, явно обеспокоенный тем известием, которым ему следовало с ней поделиться.

– Гест исчез, – выпалил он и тут же поспешно добавил: – Когда они сегодня вечером провели пересчет, то его нигде не обнаружили. Дэвви видел его последним. Он разрешил ему подняться на башню и посмотреть в окна. Седрик и Карсон ручаются, что видели его на второй площадке. Они признаются, что там произошла ссора, перешедшая в драку, но они оставили его на лестнице и вышли как раз в тот момент, когда на площадь садился Айсфир. Охранники со своих постов не уходили, но они отвлеклись. Гест мог спуститься по лестнице, зайти в купальни, спрятаться, а потом сбежать, пока все слушали, как Рапскаль ораторствует. Но как бы то ни было, Гест исчез.

Элис стало тошно. Гест на свободе в городе, в поисках сокровищ! Гест там, где она может завернуть за угол во время какой-нибудь прогулки и неожиданно с ним столкнуться. Она ощутила леденящий страх. А потом внезапно одумалась и улыбнулась Лефтрину.

– Он наверняка отправился охотиться за сокровищами, чтобы попытаться набить себе карманы. Очень скоро он убедится в том, что запасы съестного имеются только у нас. А если он каким-то образом узнал, что корабль отплывет завтра, он захочет на нем оказаться. Сомневаюсь, чтобы он пожелал задержаться в Кельсингре дольше необходимого. – Она перевела дыхание и выпрямилась. – Рано или поздно я сяду напротив него и добьюсь того, что мне нужно. А до той поры я о нем думать не стану.

– Тогда и я тоже, – пообещал он, притягивая ее к себе. А потом он посмотрел на солнце и вздохнул. – Иди и собери свои вещи. Мне придется остаться здесь. Команда сегодня загружает припасы. Пассажиров нам приведут завтра утром.

Когда Тимара открыла дверь своей комнаты, то увидела Рапскаля. Юноша сидел на краю кровати и дожидался ее. Она застыла на пороге. Свет из длинного коридора лился в спальню. Тимара насторожилась – и ощутила прилив ненависти к обстоятельствам, заставившим ее не доверять другу.

Она осторожно вошла в комнату.

– Разве ты не должен спать? – спросила она напряженным тоном.

– Я хотел увидеться с тобой до того, как утром отправлюсь в путь. Не знаю, сколько я буду отсутствовать. И вернусь ли обратно. Я подумал, что мы могли бы провести последнюю ночь вместе. Никаких обязательств с твоей стороны – просто последняя ночь.

Тимара недоуменно уставилась на Рапскаля. Он очень возмужал. Длинные волосы, скрепленные ремешком, были расчесаны и шелковисто блестели. Теперь пряди не закрывали лицо Рапскаля, и он казался гораздо старше своего возраста. Этот человек не напоминал ей мальчишку Рапскаля, который решился однажды изменить свою жизнь. Его челюсти стали мощнее, щеки и лоб – более плоскими. Хеби покрыла его тело красной чешуей под цвет своей собственной, однако его чешуйки были мелкими и упругими, как у маленькой рыбки. Туника юноши отливала темно-золотым с вкраплениями коричневого и туго натягивалась на широких плечах. Мышцы Рапскаля оказались не такими, как у остальных хранителей: он специально тренировал свое тело, и его мускулы не демонстрировали исключительно ту силу, которая приобреталась в повседневных трудах.

Рапскаль устремил на Тимару сияющие синие глаза.

Она покраснела. На его губах расцвела улыбка. Он поднял руку и поманил ее пальцем.

– Нет, – сказала она. – Я хочу, чтобы ты ушел из моей комнаты, Теллатор.

– Тимара, прошу тебя! Я знаю, что проявил резкость по отношению к тебе. Но это было необходимо. Подумай, что случилось бы, если бы я не настоял на том, чтобы ты спустилась в колодец. Дело ведь не только в том, что ты нашла для нас Серебро. Ты обрела себя. Ты заново поняла, кем ты должна быть, какой храброй ты оказалась…

– Прекрати! – отрезала она и взяла мешочек, лежащий на туалетном столике. Тимара открыла его и достала оттуда ожерелье с лунной подвеской. Оно засветилось при ее прикосновении. – Тебе стоит забрать его с собой.

– Оно твое!

– Оно никогда не было моим. Мне оно не нужно. Я не Амаринда и не собираюсь жить ее жизнью.

Он не сдвинулся с места.

– Тебе не обязательно быть Амариндой ради меня. Я действительно любил Тимару – и полюбил ее задолго до того, когда узнал, что в прошлом встретил мою единственную Амаринду.

Тимара пересекла комнату и протянула ожерелье Рапскалю. Он не пожелал взять у нее украшение, и тогда девушка швырнула подвеску ему на колени. Он поймал Тимару за запястье. Она не стала вырываться и произнесла:

– Если ты немедленно меня не отпустишь, я отвешу тебе пощечину.

Он насмешливо фыркнул:

– Попробуй, только в меня тебе не попасть.

Он выпустил ее руку – и она шагнула прочь.

– Ты не Рапскаль, – проговорила она, досадуя на то, что у нее охрип голос. – Рапскаль так себя не вел бы. Рапскаль казался странным и легкомысленным, но еще он был прямым и порядочным. И я его любила. А ты мне безразличен.

Он пристально посмотрел на нее.

– Я всегда был Рапскалем, – отчеканил он.

– Возможно. Но теперь ты стал кем-то другим. Рапскаль никогда бы не разговаривал со мной подобным тоном. Он бы не прибегал к обману и не принуждал, манипулируя эмо-циями…

– Люди меняются, – перебил он ее.

Она ничего не ответила. У нее к глазам подступали слезы, но она не желала плакать в присутствии Теллатора. Рапскаль понял бы, что она оплакивает потерю друга. Теллатор увидит в этом обычную женскую слабость. У нее оборвалось сердце, когда она поняла, что в ней достаточно от Амаринды – ведь она уже может предугадать, как именно он будет реагировать на ее слезы.

– Ошибаешься. Рапскаль впустил тебя в свою душу – и ты впитал его сущность. Но если бы он не прикасался к тому камню, то никогда не стал бы тобой. Он бы вырос и изменился, но…

– Что за чушь! – Юноша захохотал. – Ты намекаешь на то, что мне следовало расти и изменяться лишь так, как хотелось бы тебе? Я что – растение, которое надо обрезать, формировать и держать в горшке? Я, по-твоему, должен быть тем, кого ты могла бы полностью контролировать, кому диктовала бы свои условия? А где справедливость? Что за любовь у тебя ко мне, раз она требует, чтобы я навсегда оставался Распскалем? Если бы ты никогда не ухаживала за драконом, то не была бы той женщиной, какая ты сейчас. Значит ли это, что твоя собственная трансформация плоха для тебя? А ты могла бы вернуться назад – к той прежней Тимаре, которой была в день нашего отбытия из Кассарика?

– Нет, – признала она с судорожным вздохом.

Его слова были похожи на камнепад. Рапскаль сыпал доводами, выстраивая свою логику с такой стремительностью, что к тому моменту, когда она находила отсутствие логики в одной его мысли, он уже успевал опередить ее и наслаждался своей правотой.