Как я бил Гудериана - Михаил Катуков

При общей глубине фронтовой операции 160 километров глубина операций 1-й и 2-й танковых армий не превышала 80–90 километров, ибо в качестве конечной цели им ставилось овладение северо-западной и юго-западной частями Берлина. Среднесуточный темп наступления планировался 35–37 километров.

Совершенно очевидно, что главная задача танковых армий, сформулированная в директиве фронта, – борьба за Берлин. Таким образом, возможности маневра танковых армий, особенно нашей, с самого начала были ограничены. Боевой же опыт, накопленный нами к тому времени, свидетельствовал, что все преимущества, которыми обладают танки, действующие на оперативном просторе, резко падают в населенных пунктах, особенно крупных.

После войны мне довелось прочесть немало исторических исследований, авторы которых ставили вопрос: правильно ли поступило командование 1-го Белорусского фронта, сначала бросив обе танковые армии на неподавленную оборону противника в районе Зееловских высот, а затем заставив их вести уличные бои в самом Берлине?

Да, действительно, обеим танковым армиям в Берлинской битве пришлось играть не свойственную им роль. Армиям в этом сражении так и не удалось оторваться от пехоты и вырваться на оперативный простор. Но значит ли это, что танковые армии были использованы неправильно?

Вряд ли можно дать правильную историческую оценку упомянутому решению командования 1-го Белорусского фронта без учета тех условий, в которых оно принималось, и тех стратегических целей, которые оно преследовало.

На Крымской конференции главы союзных стран приняли решение, согласно которому Берлин должен был войти в зону операций советских войск. Но уже к апрелю 1945 года Верховному Главнокомандованию стало известно, что реакционные круги США и Англии развили активную закулисную деятельность. Они ратовали за то, чтобы Берлин взяли англо-американские войска, упредив русских.

Советское правительство опасалось, что союзники могут заключить с фашистским правительством сепаратное соглашение. В результате гитлеровское правительство сможет избежать безоговорочной капитуляции и добиться приемлемого для себя послевоенного устройства Европы. Подобные опасения, как стало ясно из опубликованных после войны документов, имели вполне реальную основу.

Будучи прекрасно осведомлено о закулисной деятельности союзников, Советское правительство решило ускорить взятие Берлина и тем самым положить конец намечавшемуся сговору реакционеров Англии и США с гитлеровцами.

Рассматривая замысел Берлинской операции, нельзя не заметить, что главное, к чему стремилась Ставка, разрабатывая план наступления на столицу третьего рейха, – это стремительность и мощь наступления, которые лишали гитлеровское командование возможности маневрировать своими силами.

На войска фронтов, наступавших на Берлин, была возложена высокая историческая миссия – раз и навсегда покончить с гнездом фашизма. В этих условиях использование командованием 1-го Белорусского фронта 1-й и 2-й гвардейских танковых армий в Берлинском сражении представляется не только целесообразным, но и исторически оправданным.

По приказу командования фронта в ночь на 16 апреля 1-я гвардейская танковая армия должна была выйти на заодерский плацдарм на участке Альт-Малиш – Дольгелин – Зеелов, где в это время находились части 8-й гвардейской армии В. И. Чуйкова.

Вместе с Н. К. Попелем и М. А. Шалиным в последний раз объехали части и соединения армии, которые укрывались в лесу на правом берегу Одера. За короткий срок саперы возвели здесь целый городок: повсюду сквозь деревья виднелись сборные домики, дорожки, посыпанные песком, машины и орудия, укрытые маскировочными сетями, ветками. На полянах проводились политзанятия, у танков возились механики – проверяли готовность машин к бою.

Просмотрев подготовленный М. А. Шалиным график переправы частей, места размещения их на левом берегу, я вместе с М. Т. Никитиным отправился на заодерский плацдарм. Разбитая дорога пробиралась по аллее тополей, уже покрывшихся весенней листвой. По обе стороны шоссе зеленели поля озимых. Впереди слышны то близкие, то далекие глухие взрывы, которые вспугивали грачей. Взлетев и неистово крича, они долго кружили над верхушками тополей. В обочинах и воронках мутно блестели талые воды. Казалось, все должно быть подчинено суровым законам войны, но нет, природа осталась им неподвластна, она брала свое.

Тесен был зависленский плацдарм, но заодерский оказался еще теснее. Все дороги забиты частями 8-й гвардейской. Повсюду рвы, траншеи, блиндажи. Под каждым кустом замаскирована боевая техника, ящики с боеприпасами. Хорошо, что наша авиация господствует в воздухе. Массированный налет гитлеровской авиации нанес бы частям тяжелый урон.

Чуйков взад-вперед расхаживал по блиндажу. Он явно нервничал.

– Ну, как прорыв? Обеспечите вовремя?

– Прорыв, прорыв… – командарм покусал нижнюю губу, – вряд ли с ходу возьмешь эти чертовы высоты. Вы только посмотрите, что немцы тут понастроили.

Командующий развернул на столе жесткие листы бумаги. Это были аэрофотопланшеты Зееловских высот. На снимках отчетливо видно густое переплетение траншей, ходов сообщений, противотанковых рвов. Нетрудно догадаться, что ряды темных пятен – это танковые капониры, эскарпы, площадки. Их скопление особенно густо вдоль оврагов, прорезающих высоты с востока на запад.

– Да, легко эти высоты нам не достанутся, – согласился я. – Пока пехота не взберется хотя бы на гребень, с танками сюда соваться нечего.

– Самое главное, – озабоченно продолжал Чуйков, – немецкие позиции отсюда снизу не просматриваются, и разбить их нашим артиллеристам будет нелегко. Они могут вести огонь не по целям, а только по площадям.

Мы не сомневались, что последние бои будут особенно тяжелыми. Разговор с командармом только укрепил меня в этом мнении. Противник понимал, что исход битвы за Берлин, по существу, зависит от сражения на Одере.

В ночь на 16 апреля наша армия под покровом темноты по заранее подготовленным переправам перебралась на левый берег Одера без каких-либо серьезных помех и буквально втиснулась в отведенный на плацдарме участок.

По замыслу Г. К. Жукова штурм позиций противника должен был начаться ночью. Командующий фронтом решил ослепить врага лучами прожекторов. Незадолго до наступления мне пришлось участвовать на учениях, где на специальном полигоне проводилась атака с подсветкой. Это было эффектное зрелище.

16 апреля в пять утра оглушительный грохот тысяч орудий возвестил о начале последнего, решающего наступления советских войск на столицу рейха. В небе не смолкал гул наших бомбардировщиков. После артиллерийской подготовки вспыхнуло 140 прожекторов, и вся низина за Одером осветилась голубоватым светом, в котором колыхались клубы дыма от разрывов тысяч снарядов, мин, авиационных бомб. Дым этот был настолько плотным, что даже сильные зенитные прожекторы не смогли его пробить.