Северка - Николай Соловьев

Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Я опомнился первый:

– Для моей любви нет слов-с. Вот так хотел бы выразить, но не могу-с.

– Ах, скажите, пожалуйста, кто же то существо, которое Вас так пленило?

– Может Вам неприятно будет меня слушать-с.

– Ах, напротив.

– Так это Вы-с самая-с и есть-с!

Большая. Огненно-рыжая. От кончика носа по подбородку на грудь спускается белая полоса. На лапках черные перчатки. Мех не прилизан.

Пушистая. Хвост вытянут вдоль земли, толстой трубой. Хороша. Не хватает бабочки. Даже мысль мелькнула: не убежала ли из питомника?

Как, лазая по норам, она так прекрасно выглядит? Недавно смотрел фильм о природе Шотландии, показывали лису. Шерсть сосульками, рожица грязненькая, сама маленькая, как песец.

На опушке за прудом какие-то грузовики сбрасывают отходы. Уже третий день возят. Не бытовой мусор, а коричневую листву. Сбрасывают рядом с лесной дорогой, по которой я пробегаю утром. От куч идет устойчивый ментоловый запах и валит пар. Не дым, а именно пар. Кучи свалили вчера, а пар поднимается до сих пор. Выпал первый снег, сантиметров пять, и через снег запах слышен. Появились новые кучи.

Когда гулял, заметил грузовик с листьями, пролетевший мимо. На следующий день нашел лесничество или администрацию парка. Они разложили карту местности, и я показал им, где сбрасывают и какой дорогой ездят грузовики. Женщина обещала вызвать эколога. Выхожу из домика, а на территорию лесничества въезжает грузовик с коричневыми листьями. Подумал, может они вместе? На следующий день бегу утром.

Издалека вижу: у куч мусора стоит Рафик, вчерашняя женщина и эколог с хмурым лицом. Пробежал мимо, поздоровался. Они завелись и уехали.

Дня через два мусор убрали полностью. Выскребли все до земли.

С осени в дальнем лесу появилось много собак. Не бездомные, а с хозяевами. Без поводков и намордников. Некоторые собаки бросаются.

Не все агрессивные, иные хотят просто поиграть. Но когда они бегут со свирепыми лицами и громко орут, оповещая всех в округе, я не успеваю разобрать понарошку это или будут кушать.

Часто собака подбегает, лает и не дает бежать дальше. Собаковод стоит в ста шагах зовет ее, зовет. Наконец, она поворачивает трусцой к нему, но стоит пожать, а иногда, даже пойти, снова делает выпады.

Тогда собаковод, не торопясь, сам идет к нам.

Проходит неделя, другая и одна собачья группа в дальнем лесу полностью меняется на другую. Семь, десять собак запомнить не трудно, тем более, если она хоть раз бросилась и орала, не давая вставить слово. Собачники ходят в этот лес из поселка в пятнадцать домов, окруженного со всех сторон лесом. Другие дома очень далеко.

Ладно, появились восемь новых. Но куда исчезли все, что бегали раньше? Две, три недели и снова ротация. В парке, при входе в лес, не так. Достаточно побегать с месяц, чтобы запомнить десяток собак, которые там крутятся утром. Не бывает такого, чтобы все десять сразу пропали.

Когда бегаю, меня часто подлавливают на лесных перекрестках, на которых обзор закрывает высокая трава или кустарник. В двух шагах из-за кустов вдруг вылетает собака или две, бросаются. Теперь я притормаживаю перед такими перекрестками. Но прогресс не стоит на месте. Собаководы стали гулять не только по дорожкам, но и в лесной чаще. И теперь собаки вылетают из самых неожиданных мест.

А иные бросают орущую собаку на дороге и встают за дерево, в глубине леса.

Лесная дорога вьется и не видна сразу вся. Но как только я вижу впереди собачника, сворачиваю на ближайшем перекрестке. Один собачник присел на бревно, скрытое кустами. Спиной ко мне. Собака бегает рядом, но не видна с дороги. Дяденька пошевелился, и я заметил его, перешел на шаг и остановился. Он посидел, оглянулся в мою сторону и ушел.

Однажды мимо меня прошли два курсанта военного училища. Услышал:

'…зачем мне это надо, не буду бегать, раз так…'. К слову сказать, на этой же дорожке как-то навстречу мне шли два милиционера. Один говорит другому: '… они же все пишут…'. В это время я часто срывался и кричал на собачников.

С выпавшим снегом стало легче. Собак хорошо видно заранее.

Иногда приходится бежать не кольцом, как всегда, а менять маршрут, но дистанцию стараюсь сохранить. Иногда приходится минуту, две ждать или идти пешком за собаководом, ожидая пока он свернет или пройдет перекресток.

Когда я привык к собакам, наводнившим дальний лес, и стал по-всякому обходить их, собаководы стали запирать меня на некоторых участках: спереди, сзади, и на ближайшем перекрестке тоже идут.

Тропинки многие занесены, и я вынужден залезать в сугробы искать тропу или пропускать их.

Это в лесу, но и в городе тоже собаки прыгают. Зачастили что-то. В местах, где полтора года до сих пор ходил – и ничего. И даже на нашей лестничной клетке на меня прыгнула борцовская собака с грустным мордоворотом. За полтора года раза два видел ее. Она живет в соседней квартире, а хозяева ее ездят на 'Волге' с триколором и надписью 'мвд'. А тут вдруг через день, два стал встречать. Я побаиваюсь ее, стараюсь не заходить с ней в подъезд, если крутится рядом. От такой не спасешься. Видел ее желтый клык, который стукнул по моим часам.

Приключения затухают. Позади почти не ходят, на пятки не давят – почти не бываю в метро. Раза два, три в месяц плюнут сзади. Хмурые парочки пацанов, идущие навстречу по середине дороги, тоже исчезли.

Исчезли сумасшедшие и велосипедисты. Автомобили не пролетают в шаге с бешеной скоростью. Иногда смотрят, что покупаю. Чаще всего влезают в очередь передо мной. В основном тетеньки среднего возраста. Судя по одежде и поведению не городские. На лице – тоска, злоба и боль.

Захожу на рынок и пять, шесть вьются за мной стайкой.

Кто-то оторвал дверцу у моего почтового ящика. Кладут туда окурки и другой мусор.

У входа в подъезд повесили листок с загадочными загогулинами. На иероглифы не похоже.

В лесу видел песчанку. Это маленькая круглая мышка. Бегу, что-то мелькнуло в листве сбоку. Остановился. Показалось, или нет. Нет.

Прыгает, колобок. Шкурка желто-бурая, сливается с опавшими листьями.

У кустов, при входе в лес стоит дяденька, чего-то ждет. Когда я приблизился, он сорвал черную ягоду и внимательно стал рассматривать ее. Как бы это объяснить, в общем, он держит ягодку так, будто приглашает и посторонних подивиться. Ровно год назад я рвал эти ягоды. Через два часа возвращаюсь из леса, а на этом месте, на аллеях два рабочих газонокосилкой стригут траву. И траву я тоже год назад заготавливал. На следующий день выпал снег.

По телевизору показали документальный фильм, как в Корее население ест листву и кору деревьев.

По телевизору отважный юморист, не взирая на лица, оскорбляет президента Буша. За то, что американцы не пустили его в свою страну.

А в новом году, году обезьяны, уже второго числа января, газета

'Телеглаз' с телепрограммой, публикует фотографии: пять лиц Джорджа

Буша и рядом пять морд обезьяны, для сравнения.

Две недели назад в лесу набрел на большую нору. Лисья или нет, не знаю. Трехметровый прутик уходит внутрь весь. Купил полкилограмма куриных голов и яблок и отнес в лес. Ходил, ходил, нору так и не нашел. Положил на пенек у звериной тропки. А яблоки отнес на заячью стоянку, где летом было много объеденных польских грибов, и на земле лежала горсть зеленых яблок.

Ходил к лебедям, носил геркулесовую кашу – не едят, а пряник понравился. На пруду появился первый лед. Уток он держит. А лебеди наваливаются на лед грудью, и он лопается. Около большого старого дерева стайка синичек. Протянул руку, сели две. На плечо еще одна.

Лазают по куртке. Садятся на кроссовку (шнурки), на брючину. Одна сидит на краю куртки и заглядывает под нее, свитер там или пуловер.

Потом она полезла по куртке вверх до подбородка. Другая копается в волосах на затылке, третья клюет в ушную раковину. Слышно, как еще одна топает по рюкзаку на спине. Геркулесовую кашку не едят.

Некоторые берут с рук боярышник. Кашку жадно едят вороны, зорко смотрящие за мной с веток.

У старых лип меня вновь облепили синицы. Одна висит на краю рукава, заглядывает внутрь. Другая прыгает по кроссовке, третья щиплет хлеб в руке. Припрыгала белка. Протягиваю хлеб, не берет.

Лазает по стволу кругами и не убегает. Вижу – в дереве дупло.

Отступил на шаг. Белка уселась рядом с дуплом. Три раза она сунула головку в дупло и в ту же секунду высунула – не доверяет. После третьего раза она смекнула, что я белок не ем, и влезла в дупло по попу. Вылезла с фундуком во рту.

Хожу к синицам, уткам и лебедям раз в два, три дня. Беру с собой четвертинку черного (он с добавками пшеничной муки, а белый я не покупаю). Синицы не всегда берут хлеб, садятся на пальцы и долбят ладонь, как дерево или щиплют кожу. Хлеб едят утки, лебеди, иногда белки. Сажусь на корточки. Она подбегает и кладет свою лапку на ладонь, чтобы лучше рассмотреть, что там. Мне нравится эта доверчивость. Недалеко от ив с дуплом дом музей Паустовского.