Русская басня - Николай Леонидович Степанов

были... зубы?!»

   Урок вам нужен? Вот урок:

Встречаются меж нас нередко лицедеи:

   Высокие слова, высокие идеи,—

   Нет подвигов, но будут — дайте срок!

Известно urbi et (смотри словарь!) — et orbi:

Их грудь — вместилище святой гражданской скорби!

На деле ж вся их скорбь — зубная боль сорок!

ПАРИ

«Мавруша!.. Кисанька!..— печально серый кот

         Мяукал у ворот.—

      О, душегубство! О, злодейство!

Ну, как теперь один я вынянчу котят?

      Они ж еще и не глядят!

      Пропало все мое семейство!»

«Голубчик Вася, что с тобой?

      Да не нужна ль моя услуга?» —

      Летит Барбос на голос друга.

      «Ох, брат, наказан я судьбой!»

«Как? Говори скорей! Уж я взаправду трушу».

«В трактире... сжарили и съели, брат, Маврушу».

«Кто съел-то?»— взвыл Барбос, попятившись назад,

«Рабочий... то ль мужик... Побился об заклад...

      За пять целковых, супостат,

         Маврушу слопал.

      Всю — с головы и до хвоста!»

«Да что ты? Батюшки! Нет, это неспроста.

Не, не!..» — растерянно глазами пес захлопал.

        Читатель, что ни говори,

        Тут ясно — дело не в пари.

        Раз не осталося от кошки

        Ни хвостика, ни ножки,

Наверно, «супостат» денька четыре-три

      Пред тем не видел... хлеба крошки.

БУНТУЮЩИЕ ЗАЙЦЫ

         Взбежавши на пригорок,

         Зайчишек тридцать — сорок

          Устроили совет:

           «Житья нам, братцы, нет».

           «Беда. Хоть с мосту в воду».

           «Добудемте права!»

           «Умремте за свободу!»

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

От смелых слов у всех кружилась голова.

Но только рядышком шелохнулась трава,

Как первый, кто кричал: «За волю в землю лягу!»,

           С пригорка задал тягу.

           За ним все зайцы, кто куда,

                  Айда!

Зайчиха с заинькой под кустиком сидела.

«Охти мне, без тебя уж стала тосковать.

Ждала тебя, ждала: глаза все проглядела.

Договорились, что ль, в Совете вы до дела?»

«Договорилися. Решили бунтовать!»

О бунте заячьем пошли повсюду толки.

           Не говоря уж о лисе,

Теперь поди хвосты поджали звери все,—

           А больше всех, понятно, волки?!

ВОРЫ

На днях в Михайловском манеже приступят к устройству международной интендантской выставки.

«Вечернее время»

       Лихому вору

           Все впору.

Накравши где-то чуть не гору

       — Короче: добрый воз! —

       Хороших, гибких лоз

И наплетя из них корзинок,

Свое изделие привез Корней на рынок.

       «Вот где корзиночки! Ну, чем не хороши?! —

       Корней товар свой выхваляет.—

       Ей-ей, нужда не позволяет,

А то б не променял не то что на гроши,

       Ни на какие барыши!

(Сам барыши в уме считает.)

Эй, тетка, не зевай, спеши.

       Три гривенки — корзина.

       За парочку — полтина!» —

       Орет вовсю купчина.

Ан рядом — глядь! Мартын корзины ж продает,—

Да как ведь продает? Задаром отдает:

«Вот где плетушки так плетушки!

Эй, божии старушки,

       Молодки-хлопотушки,

       Красотки-хохотушки,

       Маланья, Акулина!..

       Товар — малина!

       Берите у Мартына,

       За штуку — три алтына,

       Молодкам — за пятак,

       А ежли что — и так!»

«Мартын, очухайся, скотина! —

       Шипит Корней.—

       Ты ж это что, злодей,

       Рехнулся с полугару,

       Объелся ль белены,

       Что своему товару

       Не ведаешь цены?

Расстаться можно так с последними штанами!

Ведь при моей цене барыш уж не большой,—

А я корзины плел все ж из лозы... чужой...

           Из краденой, сказать меж нами».

«Эх,— отвечал Мартын,— чудак же ты, Корней!

На что польстился? На лозинки!

Какой с лозы барыш? Будь наперед умней:

       Воруй готовые корзинки!»

           Вот то-то и оно.

Нет интендантов здесь? Спросить бы заодно.

(Охота просто знать. Мы, право, не задиры.)

Как это там у них: все иль не все равно,

           Что воровать: казенное сукно,

           Готовые ль казенные мундиры?

СВЕЧА

«Хозяин! Пантелей Ильич! Гляди-ко... Волга...

Взбесилась, видит бог. И потонуть недолго,

       А не потонем — все равно —

       Водой промочит все зерно».

       Приказчик мечется, хлопочет.

А Пантелей Ильич, уставя в небо взор,

       Дрожащим голосом бормочет:

       «Святители! Разор!

Чины небесные, арханделы и власти!

       Спасите от лихой напасти!

       Я добрым делом отплачу...

       Сведу в лампадах пуд елею...

       Под первый праздничек свечу

       Вот с эту мачту закачу...

       И сотельной не пожалею!»

То слыша, говорит приказчик Пантелею:

«Ты это что ж, Ильич? Про мачту-то... всурьез?

Да где же ты свечу такую раздобудешь?»

       «Молчи, дурак,— умнее будешь! —

       Хозяин отвечал сквозь слез.—

Дай только вымолить скорей у неба жалость,

Чтоб я с моим добром остался невредим,—

А там насчет свечи мы после... поглядим...

       Укоротим, пожалуй, малость!»

Читатель, за вопрос нескромный извини:

       Скажи, ты помнишь ли те дни,

       Когда везде толпы народа

       Гудели, как шмели

                     У меда:

                     «Свобода!»

                     «Свобода!»

А дела до конца не довели.

       На радостях, забыв о старом,

       Обмякли перед вольным даром.

Читатель, если ты один из