Сталин в воспоминаниях современников и документах эпохи - Михаил Лобанов

Не совсем точно показано также рабочее место Сталина. Пишут, что Сталин работал за письменным столом. За все время войны, а я бывал у него в это время часто, да и после войны ни разу не видел, чтобы он что-то за этим столом писал. Документы и бумаги действительно лежали на этом столе. Но читал ли он документы, писал ли — он всегда сидел за длинным концом стола заседаний. Отработает документы, берет и относит на письменный стол, а оттуда берет новую пачку бумаг.

Полностью согласен с Г. К. Жуковым по поводу злополучного глобуса. Его в рабочем кабинете И. В. Сталина не было, он находился в его комнате отдыха, а туда мало кто приглашался. У Сталина всегда имелись подготовленные Генштабом рабочие карты по всем направлениям и театрам войны, в каких была необходимость.

И еще деталь. Сталин любил пить чай. Обычно во время заседания он нажимает кнопку, Поскребышев приносит стакан чаю и лимон. Сталин берет и выжимает в стакан лимон, затем идет в комнату отдыха, приносит бутылку армянского коньяка, льет из нее в чай ложку или две и тут же уносит бутылку обратно и потом во время работы пьет чай по глотку…

Сталин прочно вошел в военную историю. Его несомненная заслуга в том, что под его непосредственным руководством как Верховного Главнокомандующего Советские Вооруженные Силы выстояли в оборонительных кампаниях и блестяще провели все наступательные операции. Но он, насколько я мог его наблюдать, никогда не говорил о своих заслугах. Во всяком случае, мне этого не приходилось слышать. Звание Героя Советского Союза и звание Генералиссимуса ему было присвоено по письменному представлению в Политбюро ЦК партии командующих фронтами, И наград у него имелось меньше, чем у командующих фронтами и армиями. О просчетах же, допущенных в годы войны, он сказал народу честно и прямо в своем выступлении на приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии 24 мая 1945 года…[152]

«Лишних слов не любил…»

…Сталин обладал уникальной работоспособностью, огромной силой воли, большим организаторским талантом. Понимая всю сложность и многогранность вопросов руководства войной, он многое доверял членам Политбюро ЦК, ГКО, руководителям наркоматов, сумел наладить безупречно четкую, согласованную, слаженную работу всех звеньев управления, добивался безусловного исполнения принятых решений.

При всей своей властности, суровости, я бы сказал, жесткости он живо откликался на проявление разумной инициативы, самостоятельности, ценил независимость суждений. Во всяком случае, насколько я помню, как правило, он не упреждал присутствующих своим выводом, оценкой, решением. Зная вес своего слова, Сталин старался до поры не обнаруживать отношения к обсуждаемой проблеме, чаще всего или сидел будто бы отрешенно, или прохаживался почти бесшумно по кабинету, так что казалось, что он весьма далек от предмета разговора, думает о чем-то своем. И вдруг раздавалась короткая реплика, порой поворачивавшая разговор в новое и, как потом зачастую оказывалось, единственно верное русло.

Иногда Сталин прерывал доклад неожиданным вопросом, обращенным к кому-либо из присутствующих: «А что вы думаете по этому поводу?» или «А как вы относитесь к такому предложению?». Причем характерный акцент делался именно на слове «вы». Сталин смотрел на того, кого спрашивал, пристально и требовательно, никогда не торопил с ответом. Вместе с тем все знали, что чересчур медлить нельзя. Отвечать же нужно не только по существу, но и однозначно. Сталин уловок и дипломатических хитростей не терпел. Да и за самим вопросом всегда стояло нечто большее, чем просто ожидание того или иного ответа.

…Следует, видимо, упомянуть и о том, что на заседаниях и совещаниях, которые проводил И. В. Сталин, обсуждение вопросов и принятие по ним решений осуществлялись нередко без протокольных записей, а часто и без соответствующего оформления решений. Случалось, что кому-то из участников совещания или заседания поручалось подготовить предложения, переработанные с учетом состоявшегося обмена мнениями, и представить на подпись.

Обладая богатейшей, чрезвычайно цепкой и емкой памятью, И. В. Сталин в деталях помнил все, что было связано с обсуждением, и никаких отступлений от существа выработанных решений или оценок не допускал. Он поименно знал практически всех руководителей экономики и Вооруженных Сил, вплоть до директоров заводов и командиров дивизий, помнил наиболее существенные данные, характеризующие как их лично, так и положение дел на доверенных им участках. У него был аналитический ум, способный выкристаллизовывать из огромной массы данных, сведений, фактов самое главное, существенное. Свои мысли и решения Сталин формулировал ясно, четко, лаконично, с неумолимой логикой. Лишних слов не любил и не говорил их[153].

Шарль де Голль

Сталин

Во всяком случае, известия, приходившие из различных источников, создавали впечатление, что русские армии, понесшие урон в первых сражениях с наступавшими немцами, постепенно вновь обретали свою силу, что весь народ целиком поднимался на борьбу и что в эти дни национальной угрозы СтаЛйн, который сам возвел себя в ранг маршала и никогда больше не расставался с военной формой, старался выступать уже не столько как полномочный представитель режима, сколько как вождь извечной Руси[154].

Сикорский имел длительную беседу со Сталиным. По возвращении, рассказывая мне о своих переговорах, он изобразил мне Кремлевского властелина как человека, объятого тревогой, но сохраняющего при этом всю свою проницательность, суровость и хитрость. «Сталин, — сказал мне Сикорский, — в принципе согласился с заключением договора. Но то, что он включит в этот договор сам и то, что он потребует от нас, будет зависеть от соотношения наличных сил, то есть от того, встретим ли мы поддержку на Западе или нет[155].

…Конференция, происходившая в Тегеране в декабре 1943 года, только усилила их опасения. Разумеется, участники конференции — Рузвельт, Сталин и Черчилль — не скупились на успокоительные декларации и утверждали, что они встретились для обсуждения стратегических вопросов. Однако просочившиеся сведения были отнюдь не утешительными для эмигрантских правительств. Вопреки официальным секретам, они выведали самое существенное из того, что происходило в Тегеране. Сталин разговаривал там как человек, имеющий право требовать отчета. Не открывая двум другим участникам конференции русских планов, он добился того, что они изложили ему свои планы и внесли в них поправки согласно его требованиям. Рузвельт присоединился к нему, чтобы отвергнуть идею Черчилля о широком наступлении западных вооруженных сил через Италию, Югославию и Грецию на Вену, Прагу и Будапешт. С другой стороны, американцы в согласии с Советами отвергли, несмотря на настояния англичан, предложение рассмотреть на конференции политические вопросы, касавшиеся Центральной Европы, и в особенности вопрос о Польше, куда вот-вот должны были вступить русские армии.

…Бенеш информировал меня о своих переговорах в Москве. Он обрисовал Сталина как человека, сдержанного в речах, но твердого в намерениях, имеющего в отношении каждой из европейских проблем свою собственную мысль, скрытую, но вполне определенную.

…Уэнделл Уилки дал понять, что Черчилль и Гарриман вернулись из своей поездки в Москву неудовлетворенными. Они оказались перед загадочным Сталиным, его маска осталась для них непроницаемой[156].

Генерал армии С. М. Штеменко

У хозяина ближней дачи

…Прихожая была пуста. Стояла глубокая тишина. Я открыл дверь в столовую. Никого… Потолкался на месте, кашлянул в кулак, чтобы привлечь к себе внимание обитателей дома. Опять никого… Вот тебе и вызов для доклада! Не было еще случая, чтобы И. В. Сталин не принимал человека, если вызывал к себе.

Неожиданно открылась дверь направо, ведшая в коридор, и появилась фигура в овчинном тулупе до пят с высоко поднятым воротником. Из-под полы тулупа виднелись поднятые вверх носы больших черных валенок, подшитых толстым войлоком.

Фигура, от которой исходил крепкий запах леса, похлопала рукавами тулупа и сказала голосом И. В. Сталина: «Сейчас, товарищ Штеменко, пройдите в кабинет. Я буду через минуту…»

Теперь все стало ясно: Сталин имел обыкновение отдыхать в зимние дни на веранде. Он лежал там в валенках, меховой шапке-ушанке, плотно завернувшись в широкий овчинный тулуп. Оказывается, я попал как раз в такое время.

Вскоре Верховный Главнокомандующий в привычном сером костюме военного покроя, в мягких сапогах и с неизменной трубкой в руке уже слушал мой доклад. Просмотрев карты, он задал несколько вопросов относительно условий маневра войсками и материальными средствами на северном фланге советско-германского фронта. Я ответил, не забывая, что И. В. Сталин хорошо знает театр еще со времен советско-финляндской войны.