Книга путешественника, или Дзэн-туризм - Михаил Кречмар

С фамилией у нас проблем не было. Фамилия нашего персонажа была Глюк. А что, вполне приличная фамилия. И сомнений никаких в содержании не вызывает. Глюк – он и есть Глюк. И композитор был такой, кстати. Кристоф Виллибальд Глюк. «Ифигения в Тавриде» и так далее…

Чуть-чуть подумав, решили мы окрестить нашего Глюка Тельманом. А что. тоже ничего себе имечко. Тогда ещё были на слуху следователи-правдолюбцы Иванов с Гдляном. Так вот, тот Гдлян – почти что Глюк – и был Тельманом.

С отчеством нас уже совсем понесло. Вместе с отчеством мы придумали Тельману Глюку кусок биографии. Потому что решили мы сделать Тельмана Глюка внебрачным сыном Нестора Махно. Сын вождя народного движения анархистов и гуляй-польской еврейки Розы Глюк. И отчество у него соответственно образовалось – Несторович.

Ну вот. подписали мы статью этим псевдонимом. дали справку с только что состряпанной биографией (с Нестором Махно и Розой Глюк) – и пустили материал в набор.

Через две недели в редакцию пошли письма.

(Должен сказать, что до этого они вообще не приходили.)

Господи, чего в этих письмах только не было!

Люди видели «снежных людей» поодиночке и семьями, во время охоты и в процессе сбора ягод, они приходили к лагерям и пугали народ горящими на уровне макушки взрослого мужчины глазами, крали продукты с лабазов и разоряли охотничьи избушки… Один энтузиаст даже наблюдал схватку снежного человека с медведем.

Словом, для моей рубрики наступили райские времена. Снежные люди, оптом и в розницу. прописались на страницах «Востока России» чрез обработанные письма читателей. И почти все эти письма начинались словами: «Многоуважаемый Тельман Несторович Глюк!».

Прошло месяца два.

И решил я попытаться хоть как-то утихомирить поднятую мною бурю. Изложил чётко и последовательно все аргументы – биологические, климатические, палеонтологические и просто разумные. Под своим собственным именем.

Что тут началось!

Вся орда любителей «снежного человека» обрушилась на меня со всей пролетарской ненавистью. Я был заклеймён ретроградом, душителем нового, ну, в общем, легко представить…

И все апеллировали к авторитету, опыту и знаниям Тельмана Глюка.

В общем, Глюк одолел рядового полевого зоолога…

Мораль этой истории простая. И имеет прямое отношение к мифотворчеству.

Опасайтесь вызывать глюки к жизни! Глюки – они ого-го!

Книги в походе

(лирическое отступление)

Довольно долго я исповедовал точку зрения, что в длительные экспедиции надо брать книги, которые иначе кроме как в пургу или затяжной дождь не прочитаешь никогда.

Так у меня путешествовали по Чукотке Марк Блок и Грановский. Бертран Рассел и Сэлинджер. Уильям Стайрон и трёхтомник «Истории Византии».

Но особое место здесь занимал Достоевский.

Очередной книги оного классика мне хватало на то. чтобы прочитать её раз в четыре года. После этого я давал зарок, что больше этого автора в руки не возьму. Традиционно для меня чтение его произведений провоцировало какое-нибудь длительное заболевание или приключение окололетального характера.

В первый раз мне удружил «Игрок» на реке Чёломдже в Магаданском заповеднике. Тогда я на снегоходе слетел с трёхметрового обрыва, и догнавший меня кусок лобового стекла разрубил скальп словно топором. Я с трудом добрался до избушки, вычистил рану от волос, сам себе колол пенициллин, но жив остался.

Хуже всего мне пришлось на озере Эльгыгытгин в 1988 году, где меня застали «Братья Карамазовы». Это вылилось в воспаление лёгких на полтора месяца без возможности эвакуации. Но мне повезло – я выздоровел и жив до сих пор, а «Братья» сгорели в печке.

Через четыре года меня в глухой таёжной избушке обнаружил «Идиот». Несмотря на все меры предосторожности, я попал под самострел. установленный моим идиотом-предшественником для отпугивания медведей.

В качестве самострела была установлена ракетница. но от этого легче не больно-то было – мне обожгло правое предплечье и плечо до самых костей. Спасибо врачам – спасли мою молодую жизнь.

С тех пор я бородатого шизика побаиваюсь и даже к книжным полкам, на которых значится его премерзопакостная фамилия, стараюсь не подходить.

С другой стороны, вполне хорошо в полях проявили себя Иосиф Бродский, антисоветчик Зиновьев (помню, мы зачитывались его «Зияющими высотами» во время десятидневной пурги на полуострове Кони), трилогия Толкина. Альфонс Доде. Диккенс и Киплинг.

А вот Н. Гумилёва Север не очень-то и любил. Когда однажды мы взяли его с собой, у нас при заброске сломался вездеход, а во второй раз мы с ним две недели ожидали эвакуации катером.

Ещё заметил очаровательную особенность: в приснопамятные восьмидесятые (вторая их половина), когда происходило брожение в умах и обществе и вся интеллигентствующая часть общества поделилась на прогрессивных прокапиталистически настроенных западников и славянофильствующих коммунистов, в таёжных избах охотников-промысловиков традиционно лежали или «Новый мир», или «Наш современник» с «Молодой гвардией».

Именно в экспедициях я познакомился с Кибировым, Вайлем и Генисом, Валерией Нарбиковой и Викторией Токаревой.

Ведь, согласитесь, что читать о мрачном быте советской деревни и еврейском засилье среди заснеженных равнин гораздо противнее, чем проглядывать сопоставление образов Штирлица и Джеймса Бонда, улыбаться над эссе о природе вестерна или изучать лингвистические изыски последовательницы обэриутов…

Совершенно неизгладимое впечатление произвёл на меня как-то раз (но в течение долгого времени) роман Чернышевского «Что делать?».

Выла тяжёлая и, чего греха таить, не очень удачная работа.

Эвакуироваться мы должны были на вездеходе – четыре снегохода, база и восемь человек.

Стало очевидно, что всё это одним рейсом уехать не сможет, и тогда я, уставший вусмерть от ночёвок у костра, снегоходных маршрутов, карабканья по крутякам, сказал, что остаюсь стеречь всё. что осталось «на избе».

Поэтому мы разгрузили вездеход для создания максимального удобства людям, а я выставил снегоходы на бугор, покрыл их брезентом, затащил весь запас продуктов в предбанник избы и поклялся следующие три дня пальцем о палец не ударять.

Не выдержал я уже через четыре часа. Проверил затяжки болтов на машинах, подправил крышу – и полез искать какое-нибудь чтиво, оставленное прежними хозяевами.

Каково же было моё изумление, когда вместо обычных пудовых стопок толстых журналов я обнаружил всего один синий томик из «Библиотеки школьника» – пресловутого классика народовольческой литературы!

Вывезли меня через девятнадцать дней.

Чернышевского к тому времени я ненавидел лютой ненавистью.

В конце концов я вывел для себя следующие параметры книг, которые предпочтительнее всего брать в путешествия и дальние поездки, да ещё такие, где тяжёлая авральная работа может смениться долгим вынужденным бездельем.

Прежде всего, это не должна быть нудная заумь вроде «Упанишад» или сочинений индуистских и буддистских мистиков. Это не должны быть мрачные книги а-ля Юкио Мисима или уже упоминавшегося Достоевского. Безусловно, это должны быть сочинения «богатого» текста, позволяющие обретать удовольствие от удачно подобранных автором афоризмов и сочных слов, причудливо нанизанных на нить предложений. И при том, замечу, книги эти должны легко читаться и быть оптимистичными по сути. С моей точки зрения, лучшими спутниками в путешествии являются плутовские романы таких авторов, как Лесаж, Дюма, Соловьёв и И. Ильф и Е. Петров.

По крайней мере, их чтение тренирует сообразительность и вселяет уверенность в хорошем конце завтрашнего дня!

Кориолиса реки Северного полушария подмывают правые берега, а воздушные течения приобретают правое вращение (по часовой стрелке). В Южном же полушарии всё происходит прямо наоборот.

Глава 54

Боги азбучных истин

Любое путешествие – это прежде всего экзамен на знание законов природы и умение ими пользоваться. Всё, что вы делаете в пути, является постоянным упражнением с тягами и рычагами.

По большому счёту во время странствий вы всё время играете с фундаментальными законами ньютоновой физики и термодинамики.

Вроде как и не надо напоминать о существовании закона тяготения – с его чувством мы проживаем каждый миг нашей жизни. Но совсем нелишне вспомнить о нём, рассчитывая траекторию падения подрубленного дерева. броска камня или возможного схода лавины. Кроме того, его постоянно надо учитывать при сооружении различных конструкций, имеющих приподнятый центр тяжести.

Для того чтобы добиться максимального удобства во время пешего перехода под грузом. необходимо представить себе человеческую фигуру с рюкзаком как физическую конструкцию – прикинув, где у неё располагается центр тяжести и как эта конструкция поведёт себя в различных положениях.