Общая психопаталогия - Карл Ясперс

Стеническое начало: ощущение превосходства над окружением, собственной силы и способности к действию. Склонность к чрезмерной самооценке, бесцеремонности и агрессивности.

Астеническое начало: ощущение собственной неполноценности, слабости, пассивности. Склонность к недооценке самого себя, к податливости, к неуверенности в собственном поведении.

2. Внутренне противоречивое (контрастное) соотношение между экспансивностью и сенситивностью.

Экспансивность: противопоставление стенического полюса астеническому. Отсюда — скрытые ощущения собственной недостаточности, сверхкомпенсации, чрезмерно раздражительное самосознание, постоянная готовность к тому, чтобы почувствовать себя оскорбленным. Склонность к параноидному, скандальному поведению, к сутяжничеству.

Сенситивность: противопоставление астенического полюса стеническому. Отсюда — амбициозность, ранимое самолюбие, внезапные сильные ощущения собственной неполноценности, неуверенность в бытии, самоистязание, чрезмерная совестливость по незначительным поводам, чувство собственной моральной небезупречности. Склонность к так называемым идеям отношения (Beziehungsideen).

3. Промежуточный жизненный модус: примирительный, практичный и способный к адаптации, склонный к гармонии со средой. Нет ощущения контраста между «Я» и внешним миром.

(бб) Психологическую типологию темпераментов дополняет типология, в основе которой лежит содержательный аспект установки по отношению к реальности, рассматриваемый во временной динамике. Выявляется следующая оппозиция: либо работа, деятельность и жизнь в целом ценны для человека как части некоторой непрерывной целостности, либо он усматривает в любых разновидностях деятельности игру, приключение, поиск. Первая из этих установок обеспечивает исторически непрерывную, из поколения в поколение, реализацию задачи или призвания; осуществленное в прошлом воспринимается как осязаемое целое, ежедневно возобновляемое в собственной деятельности индивида. Это тип крестьянина, в поступках которого отражается его осознание самого себя как преходящего звена в долгой череде поколений, обрабатывающих один и тот же земельный надел. При второй установке мы имеем дело с игрой искателя приключений, для которого в мире нет ничего целостного. Осмысленной последовательности действий не существует, самое главное — то, что происходит в данное мгновение. Мир такого человека лишен структурности, единства и благодати. Приключение как феномен реальности — это символ невозможности совершенства мира.

Обе эти взаимно противоположные установки выражают фундаментальное отношение человека к действительности; действительность в Них ощущается кардинально различным образом. В первом случае действительность означает вечное существование в исторически непрерывном процессе труда, семейной жизни и поступательного развития. Во втором случае действительность — это нечто, не имеющее под собой никакой основы, вечный риск и поражения.

5. Отрицание действительности через самообман. Открытость по отношению к действительности — это нечто весьма труднодостижимое. Реальная жизнь то и дело требует от человека самоотречения, беспрерывных усилий, она обусловливает болезненные переживания и прозрения. Поэтому человеку, вообще говоря, свойственно отчетливо выраженное стремление отвлечься от действительности. Жизнь неизменно обнаруживает пути для того, чтобы обойти ее, укрыться от нее или найти для нее какую-нибудь замену; это сопровождается мгновенным удовольствием или поверхностным облегчением, но достигается обязательно за счет здоровья. В бесчисленных ситуациях, на протяжении всей своей жизни, человек то и дело оказывается перед необходимостью выбирать между проникновением в глубь реальности и отречением от реальности. Отвлечение от реальности порождает ее замену, чувство умиротворения и кажущуюся удовлетворенность тогда, когда оно осуществляется в следующих направлениях:

(аа) Вместо отрицаемой реальности предметами, приносящими удовлетворение, становятся содержательные элементы, создаваемые самим человеком. Монтень писал: «Говоря о людях, тратящих свои чувства на морских свинок и домашних собачек, Плутарх утверждает, что любовный элемент в нас, будучи лишен достойного объекта, скорее пустится на поиски чего-то незначительного и ложного, чем позволит себе оставаться ничем не занятым. Мы видим, что душа наша предпочитает разочаровываться в своих страстях или, пусть вопреки самой себе, выдумывать для них какой-нибудь бессмысленный объект, нежели отказываться от всех своих стремлений и целей… Есть ли для нас что-либо более важное, чем всегда иметь под рукой подходящий объект, на который можно было бы направить наш справедливый или несправедливый гнев?» Объекты в подобных ситуациях выступают не сами по себе, а в качестве символов чего-то иного.

Мы отвлекаемся от реальности с помощью фантазий, легко и щедро вызывающих в нас все то, что в действительной жизни достигается с таким трудом и с такой высокой степенью неполноты. Будучи связаны с желаниями, проистекающими из заторможенности и неудовлетворенности личностного бытия, фантазии, несмотря на свою нереальность, приносят нам облегчение. Это самозаточение в собственном изолированном мирке Блейлер обозначает термином «аутистическое мышление». Содержанием выраженной в фантазиях тоски могут быть, например, утраченное детство, дальние страны, метафизическая, духовная родина; но во всех случаях центральный пункт — это тенденция уйти от конфликтов и обязательств, налагаемых настоящим. Именно эту сторону воздействия метафизики и поэзии — то есть присущее им свойство лишать человека его реальной доли соучастия во всеобщем бытии взамен на растрату его сил в фантазиях — глубже всех понял Кьеркегор.

(66) Поначалу эти виды ирреального субъективного удовлетворения представляют собой нечто вроде игры; но с течением времени они могут приводить к субъективной реализации заложенного в них содержания. Происходит трансформация, в основе которой, судя по всему, лежит какой-то аномальный механизм, уже не доступный нашему пониманию. Сюда относятся: реализация через истерию (в разнообразных соматических и психических явлениях), изощренная ложь, посредством которой человек убеждает сам себя (pseudologia fantastica) и конструирование бредоподобных миров в ходе шизофренического процесса.

(ев) Трансформации подобного типа нечасто происходят в нормальной, доступной пониманию психической жизни; но стоит этой игре начаться, как она вполне может привести к самообманам (Selbsttдuschungen). Самообман может быть исправлен, но мы усматриваем его действие в таких понятных феноменах, как забвение неприятных вещей или обязанностей, подсознательное внутреннее облегчение, приносимое иллюзорными толкованиями (обманчивость которых, без сомнения, не ускользает от внимания самого субъекта), кратковременные переходы к истерическим формам поведения. В качестве антипода такого поведения выступает стремление к открытости, правдивости и аутентичности, когда человек хочет обладать ясным видением того, что именно он представляет собой в рамках собственной действительности. Усилия в этом направлении приводят человека обратно в мир — если только собственному упрямству не удалось еще раньше увести его в сферу столь же ясно выраженных отрицания и самоизоляции.

Поведение больных неврозами и психозами, преступников и лиц, склонных к эксцентрике, понимается как форма самообмана, добровольной преданности фиктивному бытию, — выросшей из потребности бежать от реальности. Добровольная изоляция «Я» в конечном счете должна быть понята как нечто ложное, поскольку за ней непременно следуют самообман и ограниченность. Самоизоляция от конкретной действительности — это, по существу, самоизоляция от фундаментальных основ бытия, проявляющих себя через эту самую конкретную действительность. «Грех — это отделение от Бога». Подобного рода «лживость» считается общечеловеческим свойством; вместе с Ибсеном мы ищем ту «жизненную ложь» (Lebenslьge), в которой нуждается каждый человек, и признаем правоту Гете, утверждавшего, что человеку не дано проникнуть в истину и реальность настолько глубоко, чтобы это могло угрожать условиям его бытия. Но есть и такой взгляд, согласно которому мир радикального самообмана ограничивается кругом лиц, страдающих психопатиями; последние определяются как «страдания, причиняемые необходимыми для жизни самообманами» (Klages). С точки зрения психологии было бы неразумно абсолютизировать какую-либо одну из этих противостоящих друг другу позиций. Мы пытаемся понять проблему, но отнюдь не надеемся на получение окончательных ответов.