Франция. Большой исторический путеводитель - Алексей Дельнов

Сборщики налогов свирепствовали и в городах, причем повсюду в худшем положении оказывались малоимущие слои населения - большими налоговыми льготами и лазейками пользовались не только дворяне, но и верхушка буржуазии и духовенство. Принцы крови, которые должны были платить 2 млн. 400 тыс., платили меньше 200 тыс. А для простонародья к косвенным налогам на соль и на вино добавился еще и налог на сало. Когда министр Людовика XV Машо попытался ввести справедливое налогообложение - его быстро отправили в отставку.

Власти без колебания сгоняли крестьян на нужные для государства работы и ничего им за это не платили. С другой стороны, всячески подавлялась местная инициатива: чиновники считали, что они лучше всех смогут все организовать. Общественное самоуправление постоянно урезывалось.

При Людовике XV еще больше была ущемлена судейская власть. Местные парламенты были упразднены (их восстановил Людовик XVI), а те строптивые судьи из Парижского парламента, что не пожелали во всем подчиняться королю, были отправлены в ссылку, их наследственные должности объявлены конфискованными.

Изменялась к худшему психология людей: они все в большей степени становились не активными деятелями, а подданными, нуждающимися в приказе, опеке и благодеянии.

Лишенные возможности совместно действовать ради общего блага, сословия все более разобщались и у них складывались довольно неадекватные представления друг о друге. Но дворяне действительно вели себя по-прежнему кичливо, они требовали, чтобы для них были введены особые знаки сословного отличия. Английских путешественников удивляло, с какой наглостью знатные господа проносятся в каретах по узким, не имеющим тротуаров улочкам, давя порою людей. В Лондоне, если бы кто-нибудь из разрезвившихся франтов обдал прохожих грязью, его бы изрядно отдубасили и швырнули в канаву.

Французскому простонародью благородное сословие все явственнее представлялось сборищем кровососов, в котором причина большинства их бед. Кипело внутри и у состоятельной буржуазии, набравшей большую денежную мощь - но не имеющей возможности влиять на положение дел в государстве.

Много нареканий вызывала неумеренная роскошь двора. Его содержание обходилось в десятую часть всех поступлений в государственную казну. Даже заикнуться о том, чтобы как-то зафиксировать эту расходную статью бюджета, было большой смелостью. Двор брал, сколько хотел. На версальских конюшнях содержалось около двух тысяч породистых лошадей, а сами конюшни были подобны хоромам. Список королевских дворцов, уже при Людовике XIV ставший непомерно длинным, все увеличивался.

Утверждали, что на свою дражайшую маркизу де Помпадур Людовик XV потратил 36 млн. золотых. Для наглядного представления: чтобы обеспечить кому-либо из придворных годовую пенсию в 6000 ливров, очень скромную по версальским меркам, надо было поставить налогами на грань разорения 6 больших деревень. Звучало уже: «Король при помощи своих чиновников отнимает хлеб у бедных, чтобы дарить экипажи богатым».

Принцы крови, собиравшие феодальную дань с целых областей, - и это при том, что все они занимали высокие придворные должности и получали огромное жалованье, - тоже, мягко говоря, ни в чем себе не отказывали. Штришок, характеризующий расточительность знати: маршал Ришелье (не путать с бережливым кардиналом) в гневе выбросил за окно кошелек с червонцами, когда его внук вернулся вечером домой, не сумев их потратить.

Крестьяне же постоянно нищали. Их положение образно сравнивали с человеком, идущим через реку вброд - причем вода доходит ему до рта. Чуть оступился - и ситуация просто гибельная. Засуха, град, сильные морозы - все то, что ведет к недороду, заставляло крестьянские семьи испытывать муки голода. Можно было прочитать такие строки смелого публициста: трудолюбивые французские крестьяне могут завидовать положению негров-невольников в колониях - те по крайней мере получают за свою работу гарантированную кормежку.

Особенно тяжко приходилось тем, кто не имел собственной земли или имел ее слишком мало, а потому вынужден был арендовать ее у господина.

Со времен Людовика XIV в среде дворянства появилось стремление иметь свой тесный, отстраненный от придворной суеты мирок. От решения государственных дел была отстранена даже верхушка благородного сословия, свои поместья господа забросили сами - так что множество знатных людей стали видеть свое врожденное предназначение в жизни ради удовольствий. 

 Нельзя отрицать, что французским аристократам было присуще непревзойденное изящество манер (неспроста же Париж стал в этом отношении эталоном и школой для светской молодежи России, Англии, Германии и прочей Европы), они были прекрасно образованы. Добавьте к этому генетически присущую французам потребность в общении и стремление к веселью - и вы получите аристократические салоны галантного века.

Там следили за всеми событиями при дворе и в столице, даже очень следили - но только для того, чтобы сделать их поводом для остроумной насмешки (хотя, с другой стороны, подобные насмешки становились «общественным мнением», а власть не могла с ним не считаться). В салонах сложилась особая манера общения: крайне учтивая, взаимоуважительная, элегантная, легкая. Подчеркнем - легкая. Живи мгновением, не надо идти вглубь - девиз аристократической элиты той эпохи. Цель: жизнь, подобная увлекательной игре. Все как бы играют роли, все под маской. Неспроста едва вступающих в нежный возраст юношей и девушек обучали искусству мимики.

Они и играли - по возможности, всю жизнь. Играли роль мужа, играли роль жены - чтобы как можно меньше зависеть друг от друга. Супруги общались на «вы». «Сударь», «сударыня» - они как бы посторонние. Обратись кто-то на людях к спутнику или спутнице «друг мой», да еще с теплыми интонациями - что вы, это же моветон… А детям надо нанять дорогих гувернеров, гувернанток, учителей - не самим же с ними возиться.

Все очень изящно, но в то же время в салонах давались небольшие театральные представления, которые, по словам остряков, «можно показывать только принцам и проституткам». Фривольности в театре, в поэзии, в живописи, в жизни - ее везде хватало. Ведь жить-то надо в свое удовольствие, так что соблюдайте светские приличия - и делайте за этой тонкой завесой все, что вам заблагорассудится. «Не только на интимных ужинах, не только с женщинами легкого поведения, но и с участием дам высшего общества часто царил кабацкий разгул». Неудержимый, разнузданный хохот - это тоже полумаска, вполне уместная в галантном мирке. Рассказывали такой анекдот. Считалось, что на одном парижском мосту всегда можно увидеть белую лошадь, солдата нищего и шлюху. Однажды ехавшие по нему в карете две молодые светские дамы пожелали убедиться в справедливости приметы. Глядя по сторонам, они фиксировали: «Вот солдат… Вот белая лошадь… Вот нищий… Ну, а уж шлюх-то нам с тобой искать не надо!» - красавицы переглянулись и радостно загоготали.

Художественный стиль какой выработался очаровательный - рококо. Изящество во всем: в любой зеркальной раме, дверной ручке, табакерке, не говоря уж о веере. Какие живописцы пришли на смену помпезным Лебрену или Миньяру: Ватто, Буше, Ланкре, Фрагонар. Что они оказались великими, что за сочиненными ими галантными сценками порою не только тончайшие нюансы чувств, но и мировоззренческие глубины - ну, это уж их трудности. В конце концов, они же не члены избранного кружка, а обслуга.

Дворянство теряло душевную силу. Мужчины были по-прежнему отважны, в случае необходимости они не страшились умереть - но на дуэли. Военная карьера уже мало кого привлекала, это дело казалось слишком серьезным.

Язык салонного общения во многом определил литературный стиль эпохи. Опять же, легкий, изящный, ясный, ироничный. Но этим стилем заговорили Вольтер, Монтескье, энциклопедисты - и оказалось, что он вполне подходит не только для эпохи рококо, но и для синхронного с ней века Просвещения.

На думающую Францию большое влияние оказывали достижения английской мысли. Именно туманный Альбион одарил мир идеями свободы совести, свободы исследования, народовластия, принципом разделения властей. Огромное мировоззренческое значение имела идея деизма, согласно которой Бог сотворил мир, разумно обустроил его - а дальше он развивается уже по богоданным физическим законам и по свободной воле людей. Деизм стал основой веры в разумную познаваемость мира и в возможность разумного обустройства его.

Деистом был Вольтер (1694 - 1778 гг.), великий мыслитель и писатель. Выученик иезуитов, он пришел к полному отрицанию их жизненных принципов, сводящихся не к поиску истины, а к достижению любыми средствами собственных целей, религиозных и политических. Вольтер не был проповедником новой веры - он просто хотел очистить людское сознание от предрассудков и заблуждений, с беспощадной иронией боролся с нетерпимостью и суевериями. Он не побоялся охарактеризовать католическую церковь как «старое, основанное семнадцать веков назад строение обмана, которое разорило своими когтями Францию, раздробило людей своими зубами и загубило в муках 10 миллионов человек» (оговоримся, что в эти миллионы он включил и индейцев, истребленных при испанской колонизации Америки).