Иерусалимский покер - Эдвард Уитмор

Бернини улыбнулся.

Ты не хочешь бросить камешек, папа? Ты не пустишь хотя бы один «блинчик»?

Хочу. Для этого я и пришел. Чтобы посмотреть на тебя в твой день рожденья и бросить в воду камешек. Хочешь узнать еще кое-что, пока я ищу камень?

Конечно.

У тебя в Иерусалиме есть брат или сестра.

Бернини улыбнулся.

Да ну.

Честное слово. Конечно, это только сводный братишка или сестренка.

А кто именно?

Я не знаю.

А сколько ему или ей лет?

Почти одиннадцать. Но ты не против иметь брата или сестренку?

Нет конечно. А почему такая таинственность?

А так иногда бывает. Кажется — некоторые вещи всегда таинственны.

А кто его мать?

Святая. Поэтому я и не могу с ней больше видеться, и я ничего не знаю о ребенке. Она святая и живет с Богом.

Бернини нахмурился и рассмеялся.

Кажется, не стоит верить всему, что ты говоришь.

Ах вот как? Не представляю, с чего бы это тебе пришла в голову мысль сказать мне это. Мир, конечно, полон фактов, но только мы выбираем, чему верить.

Бернини все еще смеялся.

Папа, ты все еще не нашел камень? Они здесь повсюду.

Я знаю, и я ищу. Я ищу. Вот одна возможность, а вот другая, но мне не жалко времени, я хочу найти камень, который будет в самый раз именно сейчас. Помни, это не всегда та возможность, какую ты хотел. Зависит от высоты волн, и от направления ветра, и от того, как падает свет, тоже. Иногда достаточно простой гальки, быстрой и легкой, а иногда подойдет та, в которой больше веса. Никогда не знаешь заранее. Просто надо мечтать.

Ты опять говоришь загадками, папа.

Ну да. Просто шутки, загадки и наброски стихов? Но, понимаешь ли, жизнь без мечты — и вовсе не жизнь, потеря, и жаль, что потеря. Или, как говаривал Хадж Гарун, время — это да. И всегда говорил это в самой изысканной манере.

Что это должно значить?

Ой, не знаю. Может быть, что вот они мы с тобой, вдвоем у моря? Что мы поделились друг с другом солнцем и морем и ищем камешки, чтобы они летали над водой? Это немного, то, что мы делаем. С другой стороны, это все. Пускать «блинчики» вот вся история.

Какая история?

История Хадж Гаруна, наверное. И священника-пекаря, и священника-гончара, и Каира, и Мунка, и Стерна, и твоей мамы, и моя, и твоя. Все эти истории подойдут к концу, когда я найду камень, который ищу.

Иногда ты так странно говоришь, папа.

Да, правда что так. Это еще с тех времен, когда я был мальчишкой и так жадно прислушивался, чтобы услышать шепот маленького народца, так пытался уловить звуки их пения и танцев, хотя я и знал, что никогда их не увижу. Шепот, вот оно. Шепот и все. Но когда ты услышишь этот шепот, дружок, ты никогда его не забудешь и никогда не станешь прежним. Потому что он напоминает о птицах, которые свободно парят под солнцем, о чайках, скользящих за тобой следом, и о прекрасном сильном приливе, который мчит тебя домой в твоей маленькой лодке после ночи в море, мчит тебя домой к новым цветам, которые улыбаются из зеленой-зеленой травы. И потом ты наконец дома на своем маленьком острове, и ты думаешь о пении и танцах и о том, как ты взлетишь в лучах солнца, и, может быть, потом, когда взойдет мягкая луна, захочешь не таясь сыграть в хоккей на берегу. И праздновать годы напролет, даже это. Ах да, об этом-то ты и думаешь. И ты так стараешься услышать этот шепот, а годы идут. Ты так хочешь услышать его снова, и ты пытаешься, все пытаешься и пытаешься, несмотря на то что в этом году шепот звучит глуше, дальше, чем в прошлом, а в прошлом — дальше, чем за год до того. Ах да, правда, хотя ты и знаешь, что чудеса их мира далеко от тебя — всегда были и всегда будут. Ты никогда их не увидишь, никогда-никогда, но ты все равно верь в них и пытайся услышать, как они танцуют и что за песни поют на своих празднествах, пытайся услышать загадочный шепот в сияющем солнечном свете, шепот, который ты слышал, когда был ребенком, давным-давно. Так давно.

Бернини снова увидел слезы в глазах Джо. Он хотел обнять его, но внезапно им опять стало хорошо. Джо уже подпрыгивал и смеялся, бегал по песку и смеялся — человек, о котором ему рассказала мама, волшебный ирландец, которого она однажды встретила в Иерусалиме.

Нет, не рассказала. Не этими словами. Но он все равно слышал.

Что, папа? Что ты нашел?

Джо ухнул. Он подскочил и поднял вверх камень.

Видишь, дружок? Плоский и тонкий, так и просится? Настоящая пластинка, и как она полетит! Ну а теперь угадай-ка, сколько раз она блеснет на солнце, прежде чем мы потеряем ее из виду? Прежде чем она скользнет в волны и помчится вдаль быстро, словно рыба, которая плывет с одного конца света на другой? Просто плывет себе и плывет за морем. Сколько раз, Бернини?

Девять?

Девять — легко. Одиннадцать и двенадцать — легко. И потом еще раз в честь этого особенного дня. Смотри и увидишь, что я прав, дружок, и так будет всегда, камешек будет сверкать в солнечном свете и плыть и плыть прочь отсюда, от нас, — ты ведь уже научился делать так, ты смотрел и слушал уже тринадцать раз — легко — в твой день рождения, как делал Хадж Гарун уже три тысячи лет в Иерусалиме, и как сказал священник-пекарь прямо там, в Священном городе, замешивая четыре радения своей жизни, четыре ветра и четыре угла своего святого царства. Да, нашего святого царства. Созданного для нас, если только в него верить. Так что смотри, как взмахнет моя рука. Смотри, Бернини, дружок. И смотри, как этот драгоценный камень заглянет для нас во все уголки мира в солнечном свете.

Он не может улететь так далеко, папа.

Да нет, может, и может гораздо больше. В два раза больше, если уж начистоту. На самом деле он помчится так далеко, что облетит землю и вернется к нам. Вот так, именно это он и сделает. И если завтра ты как следует поищешь, то найдешь этот драгоценный камень прямо здесь, на песке, у моря, там, где ты слушаешь и смотришь, — он вернется к тебе, облетев вокруг света, побывав в долгом странствии и увидев немало замечательных чудес, вот как. Так что смотри. Это в свете солнца летит наша мечта.

Примечания

1

Юнкер — прусский дворянин-землевладелец. Здесь и далее прим. переводчика

2

Пасхальное восстание — восстание 1916 г. в Ирландии, продолжение непрерывающейся на протяжении многих веков борьбы Ирландии за независимость от британской короны.

3

«Черно-рыжие» — прозвание подразделения (черная форма, широкие ремни светло-коричневой кожи), формировавшегося из бывших военных, которые помогали британской армии подавлять выступления ирландцев за независимость.