Три столицы - Шульгин Василий Витальевич

Но ведь это есть величайший скандал, какой можно только себе представить, для коммунизма и социализма. Это ведь есть именно то, чем сейчас на все фасоны орудует так называемая оппозиция. Ведь именно в этом оппозиция упрекает правящих социалистов, что они совершенно отошли от социализма, что они термидорианцы, что они обуржуазились. И это настолько сильное утверждение, что, при всей своей «прямолинейности», Сталин не знает, с какой стороны подойти к этой гидре оппозиции и как ее ликвидировать. Самое ужасное — крикнуть социалистической власти, что никакого социализма в социалистической стране нет. Ибо это обозначает, что все ужасные жертвы были напрасны, что социализм — ложь, мираж и неосуществим даже там, где вся власть в руках социалистов. Понятно поэтому, почему с такой яростью Сталин и Кº это отрицают и утверждают, что все это клевета оппозиции и социализм есть, развивается, грядет.

Но тогда остается совершенно непонятным, зачем же было ставить штемпель «разрешено к печатанью ГПУ» на «Трех столицах», которая голосом, исходящим из совершенно противоположного лагеря, всецело подтверждает ту мысль, которую враги Сталина сделали главным орудием против него?

Тут есть нечто непонятное, что, впрочем, как все тайное, когда-нибудь разъяснится».

Пока не разъяснилось.

У эмигрантов дела шли все хуже. Российский общевоинский союз (РОВС) прозябал. В 1927 году его председатель генерал Кутепов подумывал о том, чтобы устроиться рабочим в столярную мастерскую.

Еще в 1926 году генерал Врангель расформировал свой штаб в Сремских Карловцах, переехал в Бельгию и поступил на службу горным инженером. В апреле 1928 года он скончался в расцвете сил от скоротечной чахотки, привитой ему, по слухам, агентами ГПУ. Через два года бесследно исчез и генерал Кутепов…

А в Москве состоялся XV съезд ВКП(б). Было покончено с нэпом, началась коллективизация сельского хозяйства, новая волна массового террора…

Начал действовать сталинский каток. Расстреляно большинство членов «Треста». Расстреляны те, которые расстреливали, а потом и те и те… Многие поколения в органах безопасности перестали существовать за то, что много знали. Артузов-Фраучи Артур Христианович, непосредственно занимавшийся «Трестом» в ОГПУ, расстрелян в 1937-м. Якушев — в начале тридцатых. Что же касается Опперпута — поживем, узнаем что-нибудь?..

Уж больно задела Шульгина история с «Трестом». Он вновь и вновь возвращался к ней, сообщая так или иначе все новые подробности…

То он вспоминал, что Якушев будто бы сказал чекистам:

— Я готов работать, как русский националист, против иностранных штабов и против эмиграции, которая меня так подвела. Но я ни в коем случае не буду работать против советских русских, внутренних русских.

Одним из первых шагов Якушева было завязывание настолько тесных шагов с польской разведкой, что он обменялся с одним из руководителей ее револьверами с выгравированными на них серебряными инициалами.

А то вдруг сообщал, что Якушев работал и с английской разведкой «Интеллидженс сервис», но сомневался, делал ли он это по

заданию ГПУ или использовал англичан в собственных целях — ради их помощи в замышляемом им перевороте.

Когда Шульгина арестовали в Сремских Карловцах и переправили в Венгрию в начале 1945 года, там его допрашивал полковник Ким из органов безопасности, «умный и культурный», спросивший, почему Василий Витальевич отказался от участии в политической жизни с 1927 года.

Шульгин ответил:

— «Трест» был разъяснен как политическая провокация. Значит, меня обманули, как ребенка. Дети не должны заниматься политикой.

— Нет, нет, —   сказал следователь, —   вас не обманули. В «Трест» вошли наши сотрудники, и его ликвидировали. Но сам по себе «Трест» был подлинной антисоветской организацией, и очень смелой. По некоторым приемам она напоминала Интеллидженс сервис. Несомненно, у Якушева были связи с англичанами…

Противоречий много…

Шульгин размышлял. О какой измене говорил Якушев? Не Ягода ли был замешан? Троцкий готовил заговор против Сталина… Якушев мог использовать Троцкого, хотя идеология у них была разная…

И надо бы еще сказать о последнем свидании В. В. с Анжелиной. Во время предыдущих она жаловалась, что другим помогает найти близких (когда-нибудь я расскажу об этом больше), а собственную дочь найти не может. Она потеряла ее, десятилетнюю, когда бежала из красного Петрограда. И, несмотря на свой дар, не могла увидеть ее…

Анжелина постилась, молилась. Значит, верила в Бога.

И в то же время она была председателем теософского общества в Париже. Теософию (науку о Боге) Шульгин считал видом религии. Он не был догматиком и уважал чужие верования. Например, философа Фауста Соция, переселившегося из Италии в Польшу в 16 веке. Польша была земля обетованная для всевозможных еретиков. Соций был арианец и жил в Кракове. Он отрицал догмат св. Троицы и был веротерпим. Бог един, Христос заповедал любовь к ближним — вот, что привлекало Шульгина в Соции. Близок ему был и индиец Рамачарака, переведенный в России в XX веке.

Потом Шульгин жалел, что не спросил Анжелину, видит ли она Бога. Но вопрос был бы глупый — Бога не увидит никакой ясновидящий. Он спрашивал себя, что такое Бог?

Само слово это создано человеческими устами. Бог — это мысль? Сначала испанцы тоже были для индейцев богами…

Бог — это мысль, которая таится в самом человеке. Высокая

мысль. Иногда она приходит от другого человека. С точки зрения православного догматика, Шульгин позволял себе мыслить суетно. Но он хоть сам дошел до вывода, что Божий промысел непостижим.

И все-таки Анжелина Васильевна нашла свою девочку, которая когда-то исчезла бесследно, убежав от людей, присматривавших за ней. И сумела выписать ее из СССР.

В 1927 году, когда Шульгин в последний раз посетил Анжелину Васильевну, он увидел ее дочь. На звонок дверь ему открыла девушка лет семнадцати. Она была похожа на мать, но ее отличала застенчивость и одновременно вызывающее поведение, что, как отметил он, характерно для всех, являющихся из СССР.

Положенные десять франков Шульгин отдал отчиму девушки, еще красивому, с холодными глазами. В. В. не мог не заметить, что падчерица смотрит на отчима влюбленными глазами, а тот ловит ее взгляды вожделенно… «Бог отказывал Анжелине в ее ясновидении, когда дело касалось дочери, ибо это причинило бы ей горе, —   подумал Шульгин. —   Но потом решил очистить ее страданием».

Он различал в человеке три начала: подсознательное (инстинкт) сознательное (разум), надсознательное (наитие). Анжелина умела вызывать в себе последнее.

— Вернусь ли я еще в Россию? — спросил Шульгин.

Она подумала и сказала, запинаясь:

— Конечно, да. Но… но я вижу вас в России только в небольшом обществе. Всего несколько человек… Ясно вижу.

Она долго молчала и добавила:

— Перед концом жизни вы вернетесь к большой политике, но она будет связана с Берлином. Нынешний период вашей жизни — не конец. Он длительный. Конец наступит тогда, когда около вас будет женщина, много-много вас моложе. Ее имя — Вера.

В 1967 году Шульгин говорил:

— Почему Берлин? Пока это для меня загадка. Политика коснулась меня… А Вера? Несколько Вер прошло мимо меня. О каждой я думал с некоторым ужасом — не она ли? Да минует меня Вера сия!..

Напомню, что жить ему оставалось еще добрый десяток лет.

И размышлять о Боге.

«Бог есть Жизнь и Смерть. Но смерти нет? Есть. Есть смерть для всего, что смертно. Всякая жизнь умрет. Она потому и называется жизнью, что ее ждет смерть. В минуту смерти ясно, что жизнь была… Живые спешат удалить ее труп из своей среды, потому что знают: он разложится и станет невыносимым для всего живого. Почему? Потому что хозяин тела, дух, ушел».

Он все-таки материалист, этот мистик. Дух у него «сохраняет свой образ в форме из материи более тонкой и даже тончайшей», хотя живет в мире невещественном…