"Волкодав". Компиляция. Книги 1-6 (СИ) - Семёнова Мария Васильевна

– Спи, дитятко. Всё хорошо.

Почему-то Оленюшка сразу поверила ей. Она потрогала пёсий нос: тот был по-прежнему сухой и горячий, но всё же вроде не так. Девочка тихонько поцеловала пса в страшную морду, свернулась рядом и тотчас заснула.

Ей казалось, она закрыла глаза всего на мгновение. Но когда она проснулась, солнце уже поднялось над лесными вершинами. А на поляне не было видно ни души. Ни жрицы, ни пса. И никаких следов ночного костра. Только корзинка по-прежнему стояла на своём месте. Девочка села, встревоженно озираясь, и обнаружила, что сжимает в кулаке нечто твёрдое, успевшее впечататься в руку. Она раскрыла ладонь. Это была маленькая серебряная лунница на тонком, но очень прочном волосяном шнурке.

Девочка поднялась на ноги и заметила совсем рядом с собой начало тропинки, уводившей куда-то сквозь густые кусты. На тропинке лежало бурое орлиное перо. Девочка задумчиво подобрала перо, подняла корзинку и пошла вперёд. Она всё искала глазами следы пса и сама не заметила, как вышла к знакомой берёзе. На вершине опять сидел и невозмутимо чистил клюв большущий орёл. Она могла бы поклясться – тот самый. Завидев Оленюшку, беркут выпрямился, бесстрастно разглядывая человеческое дитя.

Девочка запрокинула голову и с обидой обратилась к нему:

– Что ж ты, батюшка орёл…

Могучая птица промолчала. Девочка шмыгнула носом, захотела смахнуть подступившие слёзы и…

Вокруг стояли берёзы. Берёзы, родные ей до последней отметинки на белых стволах. А за ними видать было луг и за лугом – дом. И девочка со всех ног припустила в ту сторону, даже не помня о родительском гневе, что должен был неминуемо постигнуть её. Гнев родительский – правый, его ли бояться! Гроза летняя, после которой с удвоенной силой лезут из земли зелёные стебли…

К её удивлению, мать встретила дочку так, словно та вернулась точнёхонько в срок. И хлебная закваска в горшочке не засохла, была живая, дышала силой. Тогда девочка посмотрела на резную календарную доску, что висела под изваяниями в Божьем углу, и увидела, что зарубок на ней не прибавилось. Она вернулась домой в тот же день, когда уходила. Словно вовсе не было ночи, проведённой в чужом чёрном лесу.

Она устроила орлиное перо в божнице, за ликом Бога Грозы. А светлую лунницу вовсе никому не стала показывать. Это, конечно, было нехорошо. Её всегда учили, что подобные вещи должны принадлежать всему роду. Вернее, старшим сёстрам на выданье. Но лунница – она это чувствовала – принадлежала только ей, ей одной.

Волкодав приподнял веки и увидел над собой каменный потолок, а на его фоне – остренькую чёрную мордочку, два чутких уха и пару светящихся глаз. Мыш заглянул ему в лицо, тихо, ласково заворковал и стал тереться о шею. Венн прислушался к себе и не почувствовал боли. То есть совсем ничего, кроме потрясающей лёгкости. И приятного прикосновения меха к голому телу. Даже свет был тусклым, сумеречным и не резал глаза. Волкодав был заботливо укрыт тёплым меховым одеялом и лежал на широкой лавке в комнате большого дома. По всей видимости, здесь имелось окно, и его открыли ради свежести воздуха: он слышал, как снаружи шуршал дождь и журчала вода, стекавшая по каменным плитам.

– Ишь, ластится, – донёсся голос Аптахара. Было похоже, сегван лежал в этой же комнате, только на другой лавке. Венн понял, что Аптахар говорил о Мыше, и хотел повернуть голову, но раздумал, вовремя вспомнив, чем это кончилось для него в прошлый раз. А сегванский старшина продолжал: – Хорошо, кунс, что ты не отдал его Лучезару. Эх, видел бы ты его в деле!..

По полу неторопливо прошелестели кожаные подошвы сапог.

– Могу себе представить, – ровным голосом ответил Винитар. – Я же был у моста. Видел, что натворил твой венн.

– Мой!.. – захохотал Аптахар, но тут же болезненно охнул: знать, неловко сдвинул обрубок руки. – Да, – сказал он, отдышавшись. – Чтобы венн был моим!.. А, Винитар?

Тот усмехнулся:

– И чтобы тыходил под началом у венна, старый друг.

Старый друг, отметил про себя Волкодав. Вот как.

– Сначала он ходил у меня под началом, – сказал Аптахар. – Весной, когда Фитела нанял его в Большом Погосте. Купец сначала не хотел его брать, беспортошного. Как же он накостылял нам обоим, и мне, и Авдике…

– Надо быть очень хорошим бойцом, чтобы одолеть тебя, Аптахар, – проговорил кунс. – Надо будет поближе познакомиться с твоим венном, если он оживёт.

– Много нового узнаешь, – снова засмеялся старшина. – За тебя, кунс, не поручусь, но я бы с ним не связывался один на один!

Волкодав опять услышал шаги: Винитар прошёлся по комнате, постоял у раскрытого окна и вновь подсел к Аптахару.

– Иногда, – всё тем же ровным голосом проговорил он, – мне кажется, что мой отец был бы жив, если бы ты был по-прежнему с ним.

Потолок закружился над Волкодавом и начал медленно падать. А может, это небо падало наземь. Венн закрыл глаза.

Аптахару явно не хотелось говорить о том, что, по-видимому, стояло между ним и отцом молодого кунса.

– Я не мог остаться! – сказал он, помявшись. – Прости, Винитар, но моя честь и так пострадала. Ты не поверишь, но никто в войске не знает, что я у твоего батьки шесть лет пиво пил. Мне было стыдно рассказывать! Потому что тогда пришлось бы говорить и о том, чем всё кончилось!

Кунс снова заходил по комнате: ни дать ни взять какая-то сила гоняла его из угла в угол. Он ответил:

– Не мне осуждать тебя и тем более моего отца, но всё могло быть иначе.

– Тот сопляк убил моего брата! – запальчиво возразил Аптахар. – Я бы кишки ему выпустил!.. Что, несправедливо? Справедливо! Так нет же, твоему отцу непременно понадобилось оставить ублюдка в живых. На счастье, ха!.. Всё удачу испытывал! Собаки, видите ли, не бросались!..

Винитар задумчиво повторил:

– Всё могло быть иначе.

Аптахар наполовину устыдился собственной вспышки. Он проворчал:

– Ладно. Не сердись, кунс.

Тот невесело усмехнулся:

– Мне сердиться на тебя, дядька Аптахар! Ты же меня вырастил. Вот этой рукой, которую тебе отрубили, за ухо трепал.

Волкодав почувствовал, что Винитар остановился прямо над ним. Венн открыл глаза, кое-как разлепил губы и просипел:

– Нашли госпожу?..

Ему казалось, будто он выговорил это достаточно громко, но молодой кунс наклонился к самому его лицу, и он повторил:

– Нашли госпожу?..

На сей раз Винитар расслышал его. И ответил, покачав головой:

– Нет, пока не нашли.

Они опять посмотрели в глаза друг другу, и теперь у Волкодава не оставалось ни малейших сомнений: Винитар знал про него всё. В том числе и то, что Волкодав сразу догадался об этом его знании. Ещё Волкодав ни к селу ни к городу подумал о том, что кнесинка и Винитар, если бы поставить их рядом, вышли бы парой просто на заглядение.

– Она… жива, – кое-как выдавил венн. – Она… по мосту…

– Я знаю, – сказал Винитар.

– Во имя штанов Храмна, порвавшихся не скажу где!!.. – возликовал Аптахар, запоздало сообразивший, что венн, которому давно полагалось бы умереть, очнулся и даже заговорил. – Винитар, сынок, помоги встать!..

Винитар помог, и скоро венн увидел над собой сразу обоих. Человека, у которого были все причины убить его, Волкодава. И другого человека. Которого он сам должен был бы убить. Слишком много забот для одной души, ещё толком не водворившейся назад в тело. Волкодав закрыл глаза, и мир снова перестал существовать для него. Только теперь это было не забытьё, а обычный сон, приносящий исцеление если не духу, так плоти.

«Мама, беги! – Серый Пёс двенадцати лет от роду подхватил с земли кем-то брошенную сулицу и кинулся наперерез молодому комесу, выскочившему из-за амбара. – Мама, беги!..»

Бывалый воин не глядя, небрежно отмахнулся окровавленным мечом. Однако молокосос оказался увёртлив. Меч свистнул над русой головой, не причинив вреда, мальчишка метнулся под руку сегвана, и тонкое, острое жало сулицы воткнулось тому в лицо, как раз под бровь.