От легенды до легенды (сборник) - Алексей Мороз

— Глэкири!

Ждать пришлось недолго, запыхавшаяся Глэкири стрелой взлетела по ступенькам надвратной башни. Из-за чрезмерно быстрого подъема она не могла вымолвить ни слова — задыхалась, но я не стала ждать вопросов, а просто указала в сторону тарана.

Ее лицо побледнело, а глаза расширились.

— Таких заклятий не должно быть, — от ее тона я похолодела.

До сих пор я не видела, как Глэкири колдует «по-крупному». Зачет по Иллюзиям не в счет — она тогда наколдовала тьму, где не было видно ни зги.

Ее глаза, и прежде светло-серые, стали почти бесцветными, а зрачки расширились и вроде как вытянулись и приняли кошачью форму, хотя последнее вполне могло мне показаться. Быстро двигающиеся в пассах руки окружило фиалковое сияние.

Я инстинктивно шагнула назад. Не знаю почему, но к магии я всегда относилась с большой подозрительностью и даже боязнью.

Глэкири выкрикнула какое-то слово, что-то вроде «хааш'нэ», и простерла руки навстречу тарану. Я проследила взглядом за направлением Силы, но никакого видимого эффекта ворожба Глэкири не произвела. Лишь присмотревшись, я заметила, что свечение на грани видимости, окружавшее ранее таран, исчезло.

Глэкири ар-Эшшанг.

Ночь с 15 на 16 ноября 838 г.

Я хватала ртом воздух и смотрела на это… и чувствовала, что меня разбирает злость.

— Таких заклятий не должно быть.

Если обычным зрением можно было увидеть лишь слабое свечение, то я видела, что это — лишь грань, вход в пространство Арнэм-тьйях Ваэрт, только вот вход неправильный… Заклятие было чудовищно исковеркано; чего бы ни коснулся таран, камня, дерева, металла, он мгновенно старил предметы, изымая и калеча их душу при переходе в пустоту. Наивны те, кто думает, что не обладающие сознанием не имеют души; их так и называют — неодушевленные. А я уже почти чувствую, как страшно, как отчаянно будет кричать душа ворот Института, видевшая многие поколения благородных девиц, встречавшая нас, растерянных, скучающих по дому и родным, робеющих перед всем новым, ободрительным уютным скрипом створок.

Та часть меня, что гораздо мудрее и старше, ярится.

Как посмели эти недоучки извратить суть пустоты Арнэм-тьйях Ваэрт, куда приходят, чтобы испытать силу воли и испросить совета в потаенных уголках души?!!

Не знаю, откуда пришло это знание, но теперь я знаю-чувствую-помню, что «почувствуй-себя-мертвым» изначально создавалось не как боевое заклятие, но как средство познания себя, на грани смерти ведь врать не станешь даже себе. Смерть, она вообще не признает лжи…

Может, именно благодаря влиянию этой смертной пустоты мы с Аэ так быстро поняли друг друга и простили.

А эти уроды внизу, так называемые маги Оджхара, похоже, даже не догадываются, что неверно скопировали заклятие. Впрочем, какая разница…

Я простираю руки к тарану:

— Хааш'нэ[106]! — И заклятие послушно развеивается. Чувствую облегченный вздох жутко перекрученных линий Силы, они распрямляются, схлопывая проход.

Слышу голос Заэле, словно издалека:

— Ты как?

Странное состояние раздвоенности покинуло меня.

— Жива, — криво улыбаюсь.

Заэле ар-Олскрок.

Ночь с 15 на 16 ноября 838 г.

— Ты как?

— Жива. — Она улыбалась. — Теперь это просто стенобитное орудие, эта мерзость… — Глэкири поморщилась, — ушла.

Совсем вот так же, вспомнилось мне, ее собственную ворожбу на экзамене по Иллюзиям охарактеризовал профессор Гиате, чье определение Глэкири неосознанно скопировала.

Громко топая по ступенькам, в башню поднялась Верани ар-Режлеол, определенная в команду при лазарете.

— Аэтта просит тебя прийти, — сказала она Глэкири, — у профессора Гиате магическое истощение.

Мне захотелось заорать на Верани: она что, не видит, что сама Глэкири тоже вот-вот свалится?

Все мы, изучавшие азы Магии и Волшебства, знали, что магическое истощение лечится лишь одним способом: надо передать часть своей Силы истощенному.

К счастью, Глэкири трезво оценивала свое состояние — она велела Верани привести нескольких студенток; по именам я поняла, что это те, у кого сравнительно много магической энергии; названные девушки входили в группу отгоняющих ядовитые пары от стен Института и домов. За подругу я больше не волновалась. Я даже не обратила внимания, как они ушли. У меня было полколчана стрел и целое море врагов, наводнивших Ратушную площадь.

А на площади творилось страшное. Стелющийся туман от вскипающих на воздухе зелий укрывал булыжники мостовой. Даже если колбы не попадали в неприятеля, ядовитые едкие испарения делали свое дело. Враги в радиусе двух-трех шагов хватались за горло и терли глаза, даже не думая защищаться или нападать. Выцеливать таких не имело смысла — в ближайшее время им будет не до нас. Но те «счастливчики», что избежали попадания алхимической пакости, порой в замешательстве и ужасе таращились на менее удачливых. Вот они-то и были моей добычей.

«А нечего зевать!» — их счастье, что там, внизу, они не видят моего оскала.

Глэкири ар-Эшшанг.

Ночь с 15 на 16 ноября 838 г.

Аэтта сразу вышла мне навстречу — раненых, к счастью, было мало. Только сейчас я сообразила, что нападение длится не более часа.

Окьед был страшен — запавшие щеки, заострившийся нос, тени под глазами, бледно-синий цвет лица — краше в гроб кладут… и при этом в сознании.

— Красавец! — кажется, меня несло. — Вы хоть себя в зеркало-то видели? Не отвечайте: знаю, что не видели. Увидели бы, померли б… от страха! Вы о чем вообще думали?

Тут подошли девушки, которых я велела привести Верани, и я поспешила замолкнуть.

А он еще улыбается, зар-раза!

Как он вообще мог? Он ведь чуть себя не угробил, буквально последнюю искру Силы оставил… Нет, я его точно когда-нибудь убью! Единственный настоящий маг во всей Рамеде и такая бестолочь!

Спокойно, Глэкири, спокойно… И-и вдох… и-и выдох… и все, можешь больше не дышать… Гы-гы, черный юмор!

Придя немного в себя, я составила из пришедших девушек Цепь Маны, отобрала необходимое Окьеду количество и передала. Теперь он быстро восстановится… ну вот, уже как человек выглядит, а то был мертвяк мертвяком.

Три недели держать щит, это ж надо… Старые вопросы вернулись. Слишком уж он сильный маг, чтоб преподавать азы в Институте благородных девиц…

Аэтта ар-Гиссэ.

16 ноября, рассвет

Когда в лазарет внесли Грэгду, баронету Вэлморк, я внутренне захолодела именно от такого страха. Судя по тому, что ею сразу же занялась Атарна, самая опытная из нас врачевательница, северянке изрядно досталось.

Когда я подошла поближе, страх исчез — мне не придется участвовать в операции — и сменился ужасом, так как девушка была ранена смертельно. У нас в лазарете уже умирали люди, но никогда еще близкие мне… Она не была моей подругой, просто хорошей знакомой: жила за две двери от меня, как-то помогла с работой по минераловедению (она была родом с Северных гор и знала многое из горного дела не понаслышке). А теперь и не станет — ни подругой мне, ни близкой кому-либо еще…

Магия здесь тоже бессильна — исцелять, согласно Книге Единого, могли только ранние святые. Маги же Академии владеют школами Разрушения, Иллюзии, Призыва. С помощью волшебства можно выращивать лекарственные травы быстрее или слегка изменять их свойства, а также лечить простуду и отгонять легкую усталость. Но не больше.

Наверное, именно поэтому Церковь в конце концов приняла магов — исцеления и утешения они принести не могли, а значит, соперниками не являлись. Да и трудно, согласитесь, жечь огненного мага, к которому пламя костра ластится и вреда не причинит никогда.

Ну что за еретические мысли! Для меня не было секретом, что многие считают меня слишком верующей. Но почему? Я соблюдала посты, молилась, ходила на службы, но кто из нас этого не делал?

Хотя одно глубинное отличие было: я верила в Бога. Та же Глэкири, как и многие маги, верила в себя (что не удивительно — возможности магов в чем-то выходят далеко за рамки человеческих; но за подругу я не боялась — Глэкири была в этом смысле «правильным» магом и всегда помнила, что она человек, а не Высшее Существо); а вот Заэле верила в Единого, но не доверяла Ему, хотя винить ее в этом, зная историю ее рода, нельзя.

Как объяснить то, чему и слово подобрать трудно? Как писал кто-то из древних: «Вера либо есть, либо ее нет». У меня она была.

Почему «была»? Потому что она исчезала — разбивалась о взгляд Грэгды, мутный от боли и темный от страха смерти.

Смотрю в ее глаза — а там бездна, где нет жизни. За что, Господи, за что? Чем она это заслужила? Она же художница замечательная и ваяет потрясающей красоты фигурки сказочных зверей, крылатых людей — такие светлые, радостные… у нее талант — создавать красоту, покой, тепло… Ей нельзя умирать! После всего этого кошмара всем как никогда нужно будет это ее умение… Не за себя ведь прошу…