Мемуары Дьявола - Фредерик Сулье

— Да-да. Видишь ли, госпожа Легале подумала, что если Эжени уйдет от нее, то и Альфред скорее всего потеряет интерес к своей учебе, и тогда можно смело сказать прощай всем столь прекрасным планам относительно молодого человека, имевшего добрых двенадцать сотен ливров собственной ренты, не говоря уж о немалом богатстве его папаши.

— Какой ты едкий, Сатана, — вздохнул Луицци.

— Да нет, я просто одержим дьявольским духом противоречия! — засмеялся Дьявол. — К тому же я считаю, что вы почти всегда так же глупо ненавидите, как и восхищаетесь.

— Время идет, однако, — заметил Луицци. И Дьявол продолжал:

— Эжени не только согласилась на условия госпожи Легале, она согласилась также проводить бесконечные вечера в присутствии Альфреда под пристальными испытующими взглядами; ей пришлось отвергать его ухаживания, теперь видимые всеми; над ней смеялись, если ей удавалось довести Альфреда до такого раздражения, что он говорил какой-либо из барышень слова, которые должны были заставить Эжени поверить: его чувства, приносившие ей столько счастья, не больше чем досадная и легко преодолимая неувязка. Ее оскорбляли, когда ей не удавалось раздосадовать ухажера и она, по общему мнению, не проявляла достаточной твердости. В постоянном страхе, что раскроется правда о ее прошлом, она меж тем жестоко страдала — ведь она любила, а нет ничего сильнее любви в укрощении самых необузданных характеров, и самую слабую натуру она заставит выпить до дна самую горькую чашу. Это, хозяин, как голод или жажда; когда эти две страсти владеют человеком, не важно — привычному к доброй пище или же только к хлебу из отрубей, он с жадностью поглощает даже то, что раньше вызвало бы у него лишь изжогу.

Возможность видеть Альфреда, слышать его голос, дышать одним с ним воздухом стала для нее волшебным напитком, и она не чувствовала себя в силах лишиться его, какую бы грязь ни подмешивали к нему.

Альфред, однако, сообразил, что столь резкие перемены в поведении Эжени и ее подруг должны иметь одну причину; здраво рассудив, что эта причина — его любовь, он догадался также о прожектах госпожи Легале. Однажды вечером, твердо решив не оставлять никому пустых надежд, а также придать сил той, которую так жестоко третировали конечно же из-за него, Альфред объявил во всеуслышанье, но как бы ни к кому не обращаясь, что он собирается вскоре жениться, поскольку через неделю ему уже исполнится двадцать пять;{298} он заметил при этом, что его мало заботит состояние невесты — ведь одно, и неплохое, у него уже есть, и он сможет сам обеспечить их совместную жизнь; он добавил наконец, что никакие происки и интриги не помешают ему взять в жены свою избранницу, будь она даже из самых низких и бедных слоев простонародья, будь она хоть служанкой, хоть нищенкой.

Госпожа Легале почувствовала, кому предназначается эта речь, и в полной готовности дать Альфреду понять, что ноги его больше не будет в ее доме, она решила заодно отомстить за утрату своих лучших надежд. Не успел Альфред окончить свой пылкий монолог, как она с видимым одобрением воскликнула:

«Благородные чувства, сударь, ничего не скажешь. Но осмелюсь предположить, что, кроме всех прочих качеств, которые вы хотели бы видеть в вашей избраннице, она должна обладать также хотя бы элементарной порядочностью…»

Услышав эти слова, Альфред привстал, а вслед за ним и Эжени. Он вскинул на нее глаза, и Эжени пронзила его взглядом, в котором сквозило вечное прощание; после чего она аккуратно отложила работу на стол и быстро вышла, чтобы не потерять сознание и не рухнуть от стыда тут же, при любимом. Она пробежала по всему магазину к лестнице и на одном дыхании взлетела к себе на пятый этаж. Какой у меня был прекрасный момент, хозяин! Открытое окно на вполне достаточной высоте… Эжени мчалась навстречу смерти, задыхаясь от безумия и бешенства, — еще парочку шагов, и она оказалась бы в моих когтях!

Альфред последовал за ней, погнался, забыв о всякой сдержанности, разорвав те слабые, но столь сильные для него узы, которые вы называете приличиями; он настиг и остановил ее на пороге комнаты.

«Вы поняли меня, — сказал он, — вы прекрасно меня поняли — я люблю вас, люблю; знаю, что вы бедны, знаю, что живете только на то, что можете заработать собственными руками, но это только заставляет меня еще сильнее любить вас! Вы можете теперь не бояться ничего и никого, я дам вам свое имя, вы будете богаты, и, клянусь вам, никто больше не посмеет оскорбить вас или оклеветать!»

Эжени взглянула на благородного юношу, который, стоя перед ней на коленях, нежно и ласково сжимал ее руки.

«Вы любите меня, — вздохнула она. — Ну что ж, я тоже люблю вас и, чтобы не обманывать вас, хочу представить доказательство своих чувств».

Она открыла выдвижной ящик, нашла там письмо и отдала его Альфреду. Письмо это состояло всего из нескольких строчек:

«Сударыня!

Прошу вас приехать в это воскресенье: ваша дочурка немного приболела, а ваша матушка только и делает, что обвиняет меня в неумении следить за ребенком».

Прочитав, Альфред неподвижно застыл перед Эжени. Она продолжала смотреть на него, так как сейчас от ответа юноши зависела ее жизнь. Она видела его возбуждение, дрожащие руки, растерянные, бегающие глаза. Наконец Альфред, чувствуя, как его разум теряется в потоке самых противоречивых мыслей, пробормотал:

«Завтра, завтра я вам отвечу».

После чего он быстро удалился, не желая больше ничего слышать, и Эжени осталась одна.

Хозяин, как бы я хотел, чтобы ты прочувствовал как следует, чего стоит день подобного ожидания и что такое неопределенность. Например, если я скажу тебе, что ты, может быть, вовсе и не на грани разорения, как тебе вдруг померещилось…

— Господи Боже мой! — возопил Луицци.

— Но, возможно, твое положение на самом деле еще хуже… Но, как бы то ни было, ответ на этот вопрос ты будешь знать только завтра вечером.

— Ты серьезно? О чем ты, дьявольское твое отродье? — заорал Луицци.

И, потеряв только что обретенное спокойствие, барон заметался по комнате, то вскрикивая исступленно, то бормоча под нос:

— О, если бы это было так! Если бы так все и было… — повторял он. — Но нет, ведь все ты врешь, нечистый, ты смеешься надо мной, ты манишь меня надеждой, чтобы ввергнуть в еще более ужасную нищету. Я и так уже согласился взвалить на себя ее ношу, но ты, аспид, увидел, что у меня хватит мужества перенести что угодно, и хочешь удвоить ее ношу! Однако… с чего вдруг ты сказал… и зачем ждать до завтра… Говори, Сатана! Не нужна мне эта неопределенность — она куда страшнее, чем все мои беды вместе взятые!

С презрением взглянув на Луицци, Дьявол проговорил сквозь зубы:

— Эжени проявила куда больше мужества и достоинства, между прочим… Она не кричала истерично, не буянила, рискуя разбудить весь дом, и не крушила мебель, как ты, а меж тем она ведь рисковала потерять далеко не жалкие гроши, чего так боишься ты, но первую и последнюю надежду.

— Но ей-то все-таки повезло, — буркнул Луицци. — Ведь она, насколько я знаю, стала в конце концов госпожой Пейроль.

— Да, — сказал Дьявол. — Утром она получила послание от Альфреда всего в несколько слов: «Будете ли вы моей женой?»

— И тогда она наконец-то обрела свое счастье. — Луицци потерял всякий интерес к рассказу Дьявола. — Она стала богатой и любимой, обрела семью, круг общения, и вся эта весьма грустная история пришла к счастливой развязке; впрочем, она оказалась куда менее грустной, чем я ожидал.

— И тогда, — продолжил Дьявол, — началась новая глава этой истории: «Бедная жена».

V

Бедная жена

— Не сомневаюсь, — поморщился Луицци, — эта глава смахивает на все давно набившие оскомину истории: влюбленный по уши муж через несколько месяцев остывает, а еще через некоторое время начинает упрекать жену за все, что он для нее сделал, а потом обрекает ее на презрение и одиночество…

— А вот и нет, мудрейший ты мой хозяин, — возразил Дьявол, — все было совсем не так; эта глава, если ты сможешь правильно ее понять, займет гораздо больше времени, чем все предыдущие; но, по правде говоря, навряд ли ты способен теперь внимательно выслушать меня. Сейчас, с надеждами на личное благополучие, в твою душу вернулось и черствое себялюбие, и ты, подобно новому окружению Эжени, боишься потерять время, занимаясь ее судьбой, ибо теперь она далеко не единственная соломинка, за которую ты можешь ухватиться.

— Опять хитришь, лукавый, — проворчал Луицци. — Я слушаю тебя, но поторопись — уже светает.

— Хорошо, — согласился Сатана, — но учти, как ты меня слушаешь, так я и рассказываю, не вдаваясь в детали и не призывая к утраченному тобой вниманию. Итак, вот вкратце основные причины превращения Эжени в бедную жену.