Моя мадонна / сборник - Агния Александровна Кузнецова (Маркова)

Тургенев тоже любил салон Фикельмонов. Как-то он писал Булгакову:

«Два дня тому назад мы провели очаровательный вечер у австрийского посланника: этот вечер напомнил мне интимнейшие парижские салоны. Образовался маленький кружок, состоявший из Баранта, Пушкина, Вяземского, прусского посла и вашего покорного слуги… Разговор был разнообразный, блестящий и полный большого интереса, так как Барант нам рассказывал пикантные вещи о его (Талейрана) мемуарах, первые части которых он читал. Вяземский со своей стороны отпускал словечки, достойные его оригинального ума. Пушкин рассказывал нам анекдоты, черты из жизни Петра I, Екатерины II… Повесть Пушкина „Капитанская дочка“ так здесь понравилась, что Барант предлагал автору при мне перевести ее на французский язык с его помощью».

В салоне Фикельмонов были своими людьми Пушкин, Вяземский, Жуковский — все близкие друзья Тургенева. Особенно крепкой дружбой был он связан с Вяземским, а Пушкина любил нежной любовью, и судьба отметила эту его любовь трагическим, незабываемым даром.

Как Даль в последнюю ночь Пушкина находился рядом с ним, был в его прощальных грезах: «Ну подымай же меня, пойдем, да выше, выше…», «Мне было пригрезилось, что я с тобою лезу по этим книгам и полкам высоко — и голова закружилась», «Ну, пойдем же, пожалуйста, да вместе!» — так и Тургенев прошел с Пушкиным его последний путь по земле.

Никогда не забыть Александру Ивановичу вьюжную февральскую ночь, сани с гробом, обхватив который рыдал дядька Никита.

Мучительнее всего было чувствовать это страшное одиночество Пушкина в ночи под пляшущий снег и дикий вой вьюги. Его, гордость России, великого поэта современности, крадучись везли из Петербурга к вечному пристанищу. И тысячи людей, те, кто несколько дней окружал дом умирающего поэта, те, кто пошел бы на край света за его гробом, не ведали о том, что только один его друг да верный дядька окажутся в похоронной процессии. А небо прольет снегом замерзшие на морозе слезы, и вьюга, по русским обычаям, которые так были близки Пушкину, заголосит над умершим, заметая его последний след на земле.

В петербургской квартире лежит распластанная, убитая горем жена, то и дело теряющая сознание, и врачи боятся за ее разум. Дети — Маша, Саша, Гриша — недоуменно смотрят на мать, на беспорядок в доме, на растерянных знакомых и родных, беспомощно суетящихся возле их матери. Младшую, восьмимесячную Наташу, не спускает с рук потрясенная Александра Николаевна.

Никогда не забыть Александру Ивановичу, как он велел ямщикам остановиться в Тригорском, возле барского дома. И глаза Прасковьи Александровны Осиповой, ее вскрик, мгновенно остановившийся, не перешедший в вопль отчаяния.

Никогда не забыть, как долбили мужики мерзлую землю, горько сожалея о барине, вспоминая о нем были и небылицы. И как потом в могилу опускали гроб Пушкина на связанных полотенцах.

Жизнь закончилась. Закончилась слишком рано и слишком трагически.

Это он, Александр Иванович, устраивал маленького Пушкина в Лицей и всегда, встречаясь с ним, с интересом приглядывался к мальчику. Его поражало, какая сложная духовная жизнь охватывала это юное существо, с каким изумлением, интересом, желанием понять все смотрели на мир не по-детски серьезные голубые глаза.

Александр Иванович один из первых понял великое дарование Пушкина и следил за ним на протяжении всей мятежной жизни поэта.

Салон Карамзиных

Салон Карамзиных. Здесь, как и у Фикельмонов, Тургенев встречался со своими лучшими друзьями.

Вот Пушкин. Подле него все три его дамы. Наталья Николаевна в блеске своей удивительной красоты. Ее сестра, Александра Николаевна, — прямая и тонкая, резко подвижная, с умным взглядом чуть косящих, как у сестры, только не карих, а серых глаз, с волевым, как у тетушки Екатерины Ивановны Загряжской, подбородком, с гладкой, такой же серьезной, как ее внешность, прической. Екатерина Николаевна — миловидная, смешливая, кокетливая. Волосы в локонах. Вся напоказ. Обе сестры по- своему хороши. Но как же проигрывают они рядом с Натальей Николаевной!

Александр Иванович целует руку хозяйки. У Карамзиных говорят только по-русски. Екатерина Андреевна по-русски приветствует гостя. Лицо у нее не улыбчивое, строгое. Но кто не знает ее доброго сердца, расположения к друзьям дома?

Вот ее дочь, Екатерина Николаевна, большой друг Пушкиных. Она так напоминает Тургеневу ее отца и улыбкой, и движениями, и лицом, что ему и радостно становится вспомнить великого ученого друга, и немножко горько: как всегда, возникает это чувство при возвращении в прошлое.

К Тургеневу подходит Софья Николаевна Карамзина, падчерица Екатерины Андреевны. Она приветливо улыбается, как близкому знакомому, протягивает обе руки. Ее прозвище «Самовар-паша» за то, что она всегда разливает чай, сидя у самовара. Кажется, что хорошее настроение, доброе отношение к людям никогда не покидают Софью Николаевну. Ей незнакома грусть. Кажется, что всегда ее занимают самые высокие чувства и переживания. Но Тургенев знает, что это только кажется. Это всегда лишь великосветский лоск. И печаль ей знакома, и женские пересуды предпочитает она высоким чувствам и разбирается в них значительно лучше.

Грациозно протягивает ручку Тургеневу очаровательная Смирнова-Россет, по прозвищу «Донна Соль» — большая приятельница Пушкина. Это о ней он писал:

И можно с южными звездами Сравнить, особенно стихами, Ее черкесские глаза. Она владеет ими смело, Они горят огня живей…

Смирнова-Россет преклоняется перед гением Пушкина. И он часто читает ей свои новые стихи. Она любит русскую поэзию, сердцем понимает ее.

Однажды Пушкин прочел ей свои стихи «Подъезжая под Ижоры». Александра Осиповна сказала, что они ей очень понравились.

Пушкин спросил:

— Отчего они вам нравятся?

Она ответила, что ей кажется, что стихи эти как будто подбоченились, будто плясать хотят.

Пушкину очень понравился ее ответ, и он долго смеялся.

Александра Осиповна двигается по-восточному