Очаровательные. Оборотни. Двухтомник - Анастасия Максименко

— Это я, если что, Лен, о Димитрии Лирански, которому оказалось под силу обуздать такую дамочку, как моя мать. Его обуздание я видела собственными глазами. То еще зрелище, я скажу.

— Лара! — возмущенно воскликнула Лизавета.

А я, подавившись, закашлялась, чувствуя, как мерзкое вино застряла в горле. Его запах стал концентрированным. Меня замутило настолько сильно, что даже в глазах потемнело.

Покачнувшись, зажала рот рукой, взвилась с места, понимая: еще чуть-чуть ― и меня стошнит.

Метнувшись в коридор, на ощупь нашла дверь, открыла ее и оказалась в ванной. Плевать. Потом уберу. Склонившись, зажмурилась, исторгая в сияющую от белизны раковину все, что было у меня за сегодня в желудке. И, похоже, все, что было вчера.

М-да. Вывернуло меня знатно.

Чувствуя себя, словно выжатый через соковыжималку лимон, умылась прохладной водой и, утеревшись полотенцем, неодобрительно посмотрела на дело «рук» своего желудка. Похоже, здесь понадобится служба уборки.

— Лен, ты как? — поскреблась в двери Илария.

— Словно в мясорубке побывала, — отозвалась я, пытаясь хоть как-то убрать учиненный беспорядок. — Можешь принести ведро?

— Ага, сейчас.

Не прошло и пары минут, как Лара, гремя металлическим ведром, протиснулась в ванную. Засучив рукава и отпихивая меня в сторону, приказала:

— Иди, тебя мама звала. Я сама тут уберу.

Не найдя в себе сил возражать, благодарно кивнула, отправилась к Котиковой-старшей. Она меня ждала на кухне.

— Держи, — протянула знакомую коробочку. — Рот прикрой, а то муха залетит. Иди делай. А то уже есть такая, которая кричала, что не беременна. Давай.

Она подтолкнула ошарашенную меня к выходу, оставляя наедине с коробочкой и роем гудящих мыслей.

Млять!

Только не говорите мне… Не-е-ет!

А ехидный голосок в голове баритоном Бера протянул:

«О, да-а-а, моя дорогая».

Пребывая в прострации, я сходила в туалет, использовала тест по назначению и, захлопнув колпачок, уселась на крышку унитаза, гипнотизируя взглядом алеющее табло с одной яркой полосой.

А когда к первой быстренько и четко встала вторая, жирненькая такая, выругалась:

— Твою же задницу! Ну, Бернар!

А стоило мне выползти на подгибающихся ногах наружу, как сразу наткнулась на ехидненькие взгляды Лизаветы и Иларии. Последняя не побоялась ляпнуть, и это в моем «прекрасном» настроении:

— Ну, что, Лена. В моем полку прибыло. Я – с котятками, ты с – медвежатками, круто, да?

Застонав, под смешками Лары и Лизаветы Михайловны прикрыла глаза, привалилась спиной к прохладной стене. Сейчас прохладная стена была тем, что нужно. Особенно в сравнении с тем, какие совсем не холодные эмоции меня одолевали. И, походу, еще будут одолевать. В моем-то теперь положении.

У-у-у, забацал мне все-таки медвежат, чертов альфа-самец!

Стоп! Медвежат?!

Мой писк, а затем отчаянный стон были слышны наверняка и на другом конце вселенной. А вторил им прям-таки злодейский смех Лары. Засранка.

Из гостиной послышался переливчатый звонок телефона. Вскинув голову, хищно оскалилась, понимая, кто мне звонит. Папаша нарисовался. Вытерев кулаком сопли, закатала рукава кофты, настраиваясь на нужный лад.

«Ну, я ему сейчас покажу медвежат. Сволочь такая».

— Лена, ты его там только не убей, — весело крикнула в спину хохочущая Лара. — Помни о своих же словах, когда мы были у тебя дома.

— Засранка! Помню. Щас я так кому-то что-то вспомню! О защите, например!

Зло сопя, подхватила телефон, принимая звонок:

— Да, дорогой, — елейно пропела. — Надеюсь, ты звонишь, чтобы сказать мне о своем наверняка большом желании встретится?

— Эм, — глубокомысленно выдал Бер. В его голосе было слышно отчетливое недоумение. — Я за дверью квартиры Котиковых. Решил предварительно тебе набрать. А что такое? Постой, я не понял, ты что, ушла раньше?

— Нет. Я-то как раз-таки тут, милый! Щаз поймешь!

Подлетев к двери, щелкнула замком, распахивая ее и гневно сверкая глазами в сторону опешившего мужчины.

— Ну что, папаша, бить по яйцам будем? Они-то тебе больше уже не нужны.

Янтарные офигевшие глаза оборотня и гулкое сглатывание стали для меня наградой. Как и через минуту ― болезненный стон и даже звон яичек.

М-м-м, просто музыка для моих ушей.

Пускай радуется, что голой ногой. Ну, не считая носка. А не каблуком, как Лара.

По судорожному вздохну мужчины и рвущемуся из его сексуального рта ругательству, а затем, по быстро потемневшим круглым и полным щенячьей или медвежачьей радости глазам, явно поняла – он рад.

А я-то как. Мстя – она такая. Вкусная. Но зато потом, когда мы остались дома одни, он отомстил мне не меньше. Нежно, но в своей манере.

Гад такой. Зато прощенный гад.