Шалопаи - Семён Александрович Данилюк

– Фотографии отдала? – выдохнул Клыш.

– Откуда, когда убили? Валяются где-то дома, если не выбросила. Такая работа – и впустую!

Меншутин с Клышем переглянулись.

Терпеть больше Меншутин не мог. Вскочил.

– Поехали! – крикнул громовым голосом.

– Куда ещё?! – Мари перепугалась.

– К тебе. И если фото не найдутся, ответишь как за пособничество!

Из подсобки выглянул растерянный Тимоша:

– Куда ж это Вы, Борис Ермолаевич! Уж почти всё готово! Как раз собрался накрывать.

– Отложи! Вечером вернёмся обмывать! – на ходу распорядился Меншутин.

Фотографии оказались целёхонькими. Лежали разложенные вместе с плёнками.

После этого работа по раскрытию закипела заново. На фотографиях была зафиксирована часть коллекции, что оставалась в доме на момент пожара. И обнаружение любой её детали означало выход на преступника. По всем антикварным магазинам, ломбардам, скупкам, по частным коллекционерам, по музеям были разосланы ориентировки. Сеть раскинута, готовая зазвенеть.

…К концу рабочего дня к Клышу заскочил Марик Забокрицкий. В поисках самоваров он окучивал Ярославскую область. Выглядел довольным – багажник и заднее сиденье «девятки» погромыхивали от самоварного лома.

– Ты мне Колдовской альбом не покажешь? – попросил он. Сел за свободный стол, принялся перелистывать.

– Ну она ж самая, ёж твою медь! – он всплеснул руками. – Я её уж второй раз вижу.

Клыш подскочил. Марик показал фотографию иконки.

– Ещё в прошлый раз показалось, что от Мещерского. Ну, показалось и показалось. Мало ли! Потом подумал, может, ещё сам, до пожара, выставил. А тут дай, думаю, перепроверю. И вот оно – свежее! – он прищёлкнул фото.

– Где?! – поторопил Клыш.

– В Угличе, в антикварной лавке. Я ещё спросил, кто выставил. Говорят – не положено. Так что дальше вы уж сами…

Подписал показания. Потянулся:

– Между прочим, насчёт Мещёрского: тоже наш человек был – почвенник.

Немедленно связались с Угличским угро. В ожидании ответа в коридоре сгрудился едва ли не весь личный состав. Даже те, кто не имел отношения ни к пожару, ни к убийству на пожаре. Раскрытие поджога Колдовского терема и убийства его создателя стало делом чести всего райотдела.

Через два часа прибежал помдеж, – звонят из Ярославского УВД. Требуют к телефону следователя Клыша.

Слышимость была скверная.

– Что есть?! Повторите, что есть?! – захваченный общим нетерпением, кричал в телефонную трубку Клыш. – Всё совпадает, – перевёл он для сыщиков. – …Да понял! – снова закричал он в трубку. – Диктуйте данные квитанции!..

Он принялся энергично записывать. Машинально дописал. Озадаченно огладил подбородок.

– Спасибо! – буркнул он. – Изымайте, конечно.

Ещё раз, будто на что-то надеясь, перечитал продиктованный текст. Огляделся. Дежурная часть наполнилась народом. Все с нетерпением смотрели на следователя.

– Пошли к тебе, – бросил Клыш Меншутину. В кабинете показал запись.

– Мать честная! – только и выдавил Боб.

…Валерий Гутенко не был в городе два дня, – ездил в отдалённый куст по уголовному делу – с истекшим сроком. Настолько намотался, что взял от вокзала такси. У подъезда вылез, предвкушая сладкий сон.

Сзади, напротив подъезда, вспыхнул свет фар. Из милицейского уазика вылез водитель – Кузьмич.

– Заждался, – упрекнул он. – Меня за тобой начальство послало.

– Какое… Причем ещё? – Гутенко зевнул во всю пасть. Усталость валила с ног. – Да меня ноги не держат… Знаешь хоть, откуда вернулся?… Скажи, с утра буду.

– Нельзя с утра. Сказано, чтоб срочно. Вроде как в Москве что-то новое всплыло по твоему громкому дорожному делу. Наши сидят, мозгуют. Без тебя, выходит, никак. После велено назад добросить.

– Ладно, если только туда-обратно, – смирился Гутенко. Известие о новостях по сфальсифицированному дорожному делу его встревожило.

В притихшем к ночи райотделе милиции Гутенко повернул к кабинету Окатова.

– Не туда. В розыск. Все там, – подсказал Кузьмич.

«Почему в розыске?» – успел подумать Вальдемар. Зашёл в хорошо знакомый обширный кабинет на десяток столов. Кабинет оказался пуст. По длинной стене от двери до окна была наклеена фотопанорама коллекции, похищенной из дома Мещерского. Вывесили её сразу после обнаружения – специально на всеобщее обозрение – для памяти. Всё виденное-перевиденное. Но ниже висела отдельно прикнопленная фотография иконки. Той самой, что выставил он в Угличе. Вальдемар сглотнул. Воровато оглянулся, прикидывая, успеет ли незаметно выскочить в коридор, а оттуда – на улицу. Он понятия не имел, что станет делать, оказавшись на улице. Лишь понял, что надо бежать.

Внутренняя дверь с покоцанной табличкой «Начальник уголовного розыска» распахнулась. Вышли Саша Фёдоров и Меншутин. Оба – с каменными лицами. Сзади, в проёме, остановился Клыш. За ним едва ли не весь состав угро.

Гутенко сбледнел.

– Вы чегой-то как шпионы? – пробормотал он.

– От оно как бывает! – сочувственно произнес Фёдоров и, не останавливаясь, впечатал кулачище в скулу Гутенко. Вальдемара швырнуло затылком о сейф. От оглушительной боли показалось, что вот-вот потеряет сознание. Но не дал Меншутин. Подхватив, тряхнул и от души всадил боковой по печени. Глотая воздух, Вальдемар осел на пол. Потрясённый. Никакой. Будто проколотый воздушный шарик.

Рядом вдруг оказался Клыш.

– Поговорим? – предложил он. Перевернув стул, придавил Вальдемара, сам уселся сверху. Только теперь, лёжа на полу, снизу, Гутенко разглядел, насколько опасны эти прищуренные, сволочные глаза. Уж лучше кулачищи дуболома Фёдорова.

– Рассказывай, – предложил Клыш.

Вальдемару хотелось соврать. Он даже тренировался на случай, если на него падёт подозрение. Продумал версии, отходы. Дома перед зеркалом репетировал самые внезапные ситуации. И вроде помнил, что и как надо говорить. Но ужас от сокрушительного нападения парализовал его. Он увидел, что пространство вокруг опасно сужается. Оперативники угро сбились вокруг него. Каждый старался протиснуться поближе, чтоб ударить первым. Удерживал приподнятый палец Меншутина. На губах Гутенко от страха выступил огромный пузырь. Вальдемар зарыдал, вскрикнул обиженно, что друзья так не поступают. Что-то залепетал про Муция Сцеволу, почему-то про Зою Космодемьянскую. Она не выдала, и я вам, палачуги, ничего не скажу.

– Будто бы? – усмехнулся Клыш.

Вальдемар зажмурился, стиснул зубы, готовясь страдать.

И тут проклятый Клыш протянул руку и щёлкнул по созревшему пузырю. Пузырь лопнул с утробным звуком.

Знаете, с чего начинается понос? Понятно – съел то, что не смог переварить. А вот когда начнётся – неизвестно. Но обязательно совершенно внезапно, когда меньше всего ждёшь. И тут главное – дотерпеть. Почему альпинисты чаще гибнут на спуске? Не дотерпели. Вот и при поносе – торопишься изо всех сил, удерживаешь в себе. Ещё чуть-чуть. Совсем вот-вот. Осталось дёрнуть спасительную ручку, рвануть ремень… Тут-то как раз и прорывает. А чуть прорвало – и уж не удержишь. Дристня льётся сплошным потоком. И ты ей больше не хозяин. Начинаешь испытывать наслаждение от тёплой жижи, заливающей твои брюки, трусы, стекающей на носки и ботинки. И даже брезгливое отвращение окружающих, торопящихся отодвинуться подальше от вонючки, не останавливает.

Гутенко прорвало. Он заговорил. Рыдая, взахлёб, отмахиваясь от наводящих вопросов.

Как и дворник Харис, Вальдемар Гутенко был мечтателем. Мечтал стать автовладельцем. Мечтание, в сущности, пустое, – в семье лишних денег не было. Просто смотрел на пролетающие легковушки и мечтал.

Но кто ищет, тот обрящет. Уже будучи в