Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха - Франсуа Керсоди

Однако было бы несправедливо возлагать на Удета и Геринга всю ответственность за недостатки в работе немецкой авиационной промышленности в конце 1940 года. Гитлер, захваченный с головой идеей уничтожения большевизма, решил сменить приоритеты и сконцентрировать все усилия не на производстве самолетов, а на выпуске танков и других бронемашин, которые намеревался бросить в наступление против Красной армии весной 1941 года. Поэтому, в условиях хронической нехватки сырья, в частности меди, цинка, молибдена и хрома, Рейхсминистерству авиации пришлось оптимизировать использование имеющихся ресурсов для увеличения выпуска самолетов и делать выбор между самыми перспективными прототипами, которые предлагали конструкторские бюро таких самолетостроительных фирм, как «Хейнкель», «Мессершмитт», «Юнкерс», «Арадо», «Фокке-Вульф», «Дорнье», и ряда других. Однако у Удета были другие заботы, Мильх был отстранен от этой работы, конструкторы не получали поддержки… а Гитлер начал сомневаться в организаторских способностях своего рейхсмаршала.

По правде говоря, это недоверие имело причиной не столько недостатки немецкой авиационной промышленности, сколько нарастающую интенсивность налетов британской авиации. Дело было в том, что после чисто символических и неэффективных бомбардировок Берлина, предпринятых Королевскими ВВС в конце августа, с началом осени все стало намного серьезнее: начиная с 20 сентября «бленхеймы» и «веллингтоны» осуществляли постоянные бомбардировки военных объектов вблизи портов на французском побережье Ла-Манша. А налеты английской авиации на Берлин, Бремен, Кёльн и Эссен становились все более частыми и все более разрушительными. Уже в начале октября 1940 года стало очевидно, что Германии еще долго придется нести такой же ущерб, какой она сама хотела причинять противнику. Немцам пришлось организовывать более эффективную систему противовоздушной обороты, усиливать ночную истребительную авиацию генерала Каммхубера, эвакуировать детей из крупных городов и строить крупные бомбоубежища из железобетона – только в Берлине для строительства убежищ потребовалось привлечь 200 000 рабочих и 4000 грузовиков!

Как всегда, когда надо было принять конкретные меры в срочном порядке, Геринг обратился за помощью к Мильху, снова поставленному во главе Гражданской обороны[377]. Полномочия Мильха значительно расширились, потому что в его ведении оказались система ПВО, система предупреждений о воздушных налетах, ложные объекты и даже ночные истребители. Но сколько бы обязанностей ни взвалил на него Геринг, сам рейхсмаршал продолжал оставаться объектом критики: все помнили, как он хвастливо заявил: «Если хотя бы один самолет врага пролетит над немецкой землей, зовите меня Мейером!» И многие немцы вскоре начали называть его Мейером…

К несчастью для Геринга, среди них оказался и фюрер. А поскольку Гитлер не обладал развитым чувством юмора, это можно принять за косвенный, но едкий упрек в адрес его верного паладина. Это предположение подтверждается записью, которую сделал майор Энгель в своем дневнике 4 ноября: «Неприятное совещание в ставке фюрера с участием Геринга, Гальдера и Кейтеля. Впервые, основываясь на сообщениях английской и другой прессы, фюрер выразил сомнение в успехах и в победных реляциях люфтваффе». На самом деле подобные сомнения зародились у Гитлера уже давно, но во время этого совещания он действительно первый раз высказал их в присутствии своих главнокомандующих. И Геринг прекрасно понял намек, что, возможно, объясняет его выходку: он впервые потерял самообладание и яростно накинулся на Браухича, обвинив главнокомандующего сухопутными войсками в том, что тот «промедлил во время операции под Дюнкерком». Герингу явно не стоило вспоминать Дюнкерк, но ему требовалось отыграться на ком-то… В любом случае, он был достаточно реалистическим человеком, чтобы понимать: из-за неудач трех последних месяцев его авторитет в рейхсканцелярии резко снизился, а его советы быть осторожнее – или, по крайней мере, терпеливее – в отношениях с СССР игнорируются. Однако он всеми силами стремился быть услышанным, и это засвидетельствовал Боденшац. «Геринг яростно выступал против войны с Россией до того, как она началась, – вспоминал генерал. – Он едва не подал в отставку. Но такие люди не могли все бросить, поскольку стали зависимыми. У него был Каринхалл, и в этом была его беда. А вот у Гесса ничего не было – никакого замка – просто квартира. И он мог все бросить».

Так и есть: часто люди подчинены своему имуществу, и рейхсмаршалу как наследному принцу и первому проходимцу германского рейха оставалось лишь покорно ждать своего часа, наслаждаясь многочисленными приобретениями. Но когда возникла угроза потери престижа и влияния, он отреагировал весьма характерным способом – усилил заградительный пропагандистский огонь и переложил на Мильха всю ответственность за осуществление воздушных налетов на Великобританию. А сам… взял два месяца отпуска! Короче говоря, 14 ноября 1940 года Геринг вызвал в Каринхалл генерала-фельдмаршала Мильха и торжественно поручил ему командование люфтваффе, после чего уехал на свою охотничью дачу в Роминтене…

На самом деле Эрхард Мильх уже давно готовился принять на себя командование, и для начала он перебросил на французское побережье Ла-Манша «Боевую группу 100» – эскадру бомбардировщиков, оснащенных приборами новой системы радионаведения на цель «Х-аппарат». Эта система «слепого» бомбометания впервые была применена при налете на Ковентри: в ночь с 14 на 15 ноября 450 немецких бомбардировщиков, составлявшие две группы, взлетели с побережья оккупированной Франции и благодаря лучам наведения «Х-аппарат» достигли своей цели – центра города, на который сбросили 600 тонн фугасных бомб и 4000 тонн зажигательных бомб, фактически стерев его с лица земли и похоронив под руинами почти тысячу человек. С 19 по 22 ноября подобным бомбежкам подверглись Бирмингем, Бристоль, Ливерпуль и Саутгемптон, а 30 ноября 361 немецкий бомбардировщик осуществил налет на Лондон. Новая тактика нападения оказалась более эффективной, потери люфтваффе значительно снизились, но это не повлияло на моральный дух немецких летчиков: они по-прежнему не понимали смысла задач и не видели результатов их выполнения. К тому же вскоре британцы смогли приспособиться к новой тактике противника. Их авиационное производство почти не пострадало, а помощь со стороны американской промышленности значительно повысила их обороноспособность, как на море, так и в воздухе.

Но рейхсмаршал был очень далек от всего этого. В своем уютном охотничьем домике посреди Роминтенской пущи[378] он мирно проводил время вместе с женой Эммой, дочкой Эддой, сестрами Ольгой и Паулой, а также со старыми приятелями – Кёрнером, Удетом, Лёрцером и Рихтхофеном. Программа отдыха включала игры с Эддой, охоту на медведя с Ольгой, прогулки на лыжах с Паулой, осмотр чистокровных лошадей, шикарные банкеты, партии в бридж, просмотр фильмов. Иногда Геринг принимал иностранных послов и обсуждал с Ешоннеком и Боденшацем перспективы воздушной войны, и эти эпизодические всплески интереса рейхсмаршала к продолжавшимся операциям против Великобритании всегда вызывали опасения в Генеральном штабе люфтваффе в Ла-Буасьер: иной раз рейхсмаршал в самый последний момент распоряжался сменить цель нападения[379], а приказы отдавал через свою медсестру Кристу Горманс.[380]