Зороастр - Гюстав Флобер

Мирьям стояла и плакала; еще недавно так радостно билось ее сердце, когда возлюбленный сказал ей, что поведет народ в землю обетованную; тогда она, Мирьям, бросилась к нему на грудь, чтобы хотя одну минуту насладиться высшим счастьем; но как быстро наступило горькое разочарование!.. Как задул утренний ветерок и закачал вершину сикоморы, Иисус Навин рассказал ей о льготах, обещаемых фараоном народу и Мирьям казалось, что с вершины дерева слышится голос разгневанного Бога или она опять внимает грозной речи Нуна; над Ури разразился весь гнев старика, а какая разница между предложением сына Гура и требованиями Иисуса Навина?

Народ слышал из уст самого Моисея, что евреи погибнут, если не останутся верны Богу, а поверят льстивым обещаниям фараона. Заключить союз с таким человеком, уничтожить все, к чему стремились ее братья и его родной отец было ужасной изменой! Но все же она любила Иисуса Навина и, вместо того чтобы оттолкнуть его, она с удовольствием прижала бы его к своей Груди.

А на вершине дерева продолжали шелестеть листья и Мирьям показалось, что это Аарон предостерегает ее от соблазна; она решила остаться непоколебимою. Затем, не обращая внимания на Иисуса Навина и на просыпающийся лагерь, она с поднятыми кверху руками бросилась под сикоморой, подняв влажные, широко открытые глаза к небу, точно ожидая откровения. На верхушке дерева по-прежнему шелестела зелень; но вдруг Мирьям показалось, точно все озарилось кругом, как это бывало всегда, когда пророчице являлось какое-нибудь видение. И вот в этом свете она увидела образ человека и, взглянув на него, испугалась; но кроме того каждая ветка твердила имя человека, изображение которого ей явилось, но это не был Иисус Навин, к которому стремилось ее сердце. И стоял этот человек, вытянувшись во весь свой громадный рост, торжественно положив руку на сооруженный им самим же из камней монумент.

С затаенным страхом смотрела она на этот образ и охотно бы закрыла глаза и потеряла бы слух, чтобы ничего не видеть и не слышать голоса, выходящего из дерева. Но вдруг образ исчез, замолк голос и ей показалось, что в светлом пламени она видит его, первого человека, которому она подставила свои девственные уста для поцелуя; он скакал с поднятым мечом впереди костров ее народа, на встречу какому-то невидимому врагу.

Быстро, как блеск молнии, явилось и исчезло видение и она знала, что это означает, прежде чем оно совершенно скрылось из глаз.

Человек, которого она назвала «Иисусом Навином», чтобы он сделался вождем ее народа, не должен ради любви отказываться от высоких обязанностей, которые возложил на него Всевышний. О поручении, данном Осии фараоном, никто не должен знать из народа, чтобы не совратиться с истинного пути. Мирьям теперь ясно сознавала, что ей следует делать. И точно, она верно поняла, чего требовало от нее видение, потому что не успела она подняться, как раздался голос Гура близ сикоморы и приказал толпам, стекавшимся со всех сторон, собираться к выступлению.

Иисус Навин, однако, не решался беспокоить молящуюся. Он был оскорблен до глубины души отказом Мирьям, но когда он взглянул на нее, стоявшую неподвижно, с руками поднятыми к небу, то понял, что в таком состоянии благочестивого настроения ее не следует беспокоить; ему еще никогда не случалось видеть женщины, которая бы так близко стояла к Господу, как Мирьям. И какое счастье было назвать своею эту чудную девушку.

Между тем люди и стада уже приближались к сикоморе, готовясь в путь; тогда Осия решился позвать Мирьям, та встала, повернулась к нему и сказала:

— Я беседовала с Господом, Иисус Навин, и теперь знаю Его волю. Помнишь ли ты в точности те слова, которыми Господь призвал тебя?

Воин утвердительно кивнул головой, а она продолжала:

— Хорошо, но теперь ты должен знать, что еще открыл Всевышний твоему отцу, Моисею и мне. Господу Богу не угодно, чтобы наш народ оставался в Египте, и Он поведет его далеко, далеко в ту страну, где над ними уже не станет властвовать фараон или его наместник, а у нас царем будет Сам Бог. Это Его воля и Он требует, чтобы ты служил Ему. Ты должен за нами следовать и, если нужно будет сражаться, ты станешь предводительствовать над еврейскими воинами.

Осия ударил себя кулаком в грудь и воскликнул в сильном волнении:

— Я связан клятвою и должен вернуться в Танис, чтобы сообщить фараону, как приняли его предложение вожди народа, к которым я был послан. Чего бы не стоило мне это, но я не могу сделаться клятвопреступником.

Хорошо же, возразила Мирьям, — тогда пусть расторгнутые узы, связывающие меня с тобою.

Он подошел к ней и хотел было взять ее за руку, но она отстранила его умоляющим жестом, отвернулась и пошла навстречу толпе.

Взрослые и дети расступились перед Мирьям, когда она, гордая и величественная, шла вперед и приблизилась к Гуру, отдававшему приказания пастухам; он, завидя[пророчицу, сам направился к ней и, после того как она сказала ему несколько слов, он положил ей на голову руку и произнес:

— Да благословит Господь Бог наш союз!

Взяв за руку Гура, Мирьям подошла к Иисусу Навину; ничто не выражало в ней сильного внутреннего волнения, только грудь ее время от времени тихо подымалась и опускалась, но щеки, как и всегда, были бледны, глаза сухи, походка ровная.

Она предоставила Гуру рассказать все Осии, от которого она отказывалась навеки; но лишь только воин узнал об этом, как отступил назад, точно пропасть разверзлась у его ног.

С побледневшими от гнева губами, смотрел он на эту неравную пару. Ему хотелось ответить насмешливой улыбкой на подобную неожиданность; но Мирьям смотрела серьезно и строго и он подавил охватившее его волнение, сказав несколько незначительных слов, какие обыкновенно говорятся в подобных случаях.

Однако, он сознавал, что не в силах сохранить надолго внутреннее спокойствие и потому простился с Мирьям, сказав, что пойдет к отцу поздороваться с ним и попросить его созвать старейшин народа для совещания.

Но прежде чем Осия успел окончить свою речь, собрались вооруженные пастухи, созванные Гуром, и спрашивали последнего, какие места занять им в полчище. Гур отправился с ними, а Иисус Навин и Мирьям остались одни.

— То что нас соединяло, — сказала она, — теперь порвано, но все же мы связаны друг с другом высшими целями. Я отказалась от того, что было дорого моему сердцу, только бы остаться верной Богу и моему народу? принеси и ты также жертву. Этот час из счастливого превратился в тяжелый, полный скорби; пусть наше горе принесет радость нашим одноплеменникам. Останься истым сыном твоего народа, каким ты родился от отца и матери. Будь вождем евреев, как повелел тебе Господь!

Если ты захочешь исполнить твою клятву и объявить старейшинам предложение фараона, то я знаю, что большинство согласится с тобою. Немногие будут против тебя, но прежде всех восстанет твой отец. Мне кажется, что я даже слышу, как он возвышает гневный голос против своего собственного любимого сына; но если ты не послушаешься отца и останешься глух к его наставлениям, то, конечно, евреи последуют за тобою в Египет, вместо того чтобы повиноваться воле Бога отцов их. Фараон же, вероятно, скоро отречется от своих обещаний и опять начнет мучить наш народ, который, живя среди язычников, забудет истинного Бога и станет опять поклоняться идолам, тогда проклятие отца падет на твою голову. Всевышний избрал тебя защитником евреев, а ты поведешь их на погибель. И я, хотя и слабая женщина, но остаюсь верна Богу и потому предостерегаю тебя: бойся наказания Божия, страшись проклятия отца! Берегись смущать народ!

Но тут ее прервала невольница, пришедшая позвать Мирьям домой. Однако, пророчица продолжала речь, но только очень тихо:

— Еще скажу тебе одно! Если ты не хочешь быть слабее женщины, противоречие которой возбудило твое неудовольствие, то откажись и ты от твоих желаний для блага тысячей людей, которые одной с нами крови! Ты должен мне поклясться…

Но тут у ней замер голос. Она напрасно искала опоры, протянув вперед руки; но вот она вскрикнула и пошатнулась.

Иисус Навин сильною рукою предохранил ее от падения, а некоторые женщины, услышавшие ее крик, прибежали на помощь и скоро привели Мирьям в чувство.

Придя в себя, она как-то дико озиралась кругом, но, увидев выражение беспокойства на лице своего бывшего друга, она вспомнила все, что было. Затем выпила несколько глотков воды, принесенной ей женами пастухов, отерла струившиеся из глаз слезы и обратилась с грустною улыбкою к Иисусу Навину.

— Я ведь слабая женщина!

Затем она направилась к дому, но, отойдя немного, снова повернулась, сделала знак воину подойти к ней ближе и тихо сказала:

— Ты видишь, они собираются, скоро выступят; ты все еще настаиваешь? Еще есть время собрать старейшин.

Он отрицательно покачал головою и, поймав ее благодарный взгляд, тихо прибавил: