Моё имя (СИ) - Соболева Анастасия

Вот только… Что делать сейчас? Если прикажу отменить суд и, в случае чего, даже пригрожу меткой — при наилучшем исходе это приведёт к катастрофе. Начнётся новая борьба за власть, и боюсь даже подумать о том, сколь много эксилей станут её невинными жертвами. Однако позволить всему идти своим чередом я тоже не могу! Если ничего не сделать — завтра Ада не доживёт и до полудня. Более того, Лудо не случайно выбрал «Клятву именем» как способ казни: известно, что этот ритуал дарует самую болезненную смерть из всех возможных. Нет, нет и ещё раз нет! Я должен (обязан!) что-то сделать вместо того, чтобы сидеть в апартаментах парисы и вдыхать остаточные запахи её любимого шампуня с экстрактом лаванды.

В комнате была просто идеальная чистота. Оно и не удивительно: девочка по имени Венди убирает апартаменты трижды на день, даже несмотря на то, что Ада уже два дня как в них не живёт. Каждая вещь здесь дышит воспоминаниями о моей любимой женщине, заставляя ощущать свою беспомощность лишь сильнее и чётче. Книги с закладками на самых интересных страницах, цветы на подоконнике, готовые вот-вот распуститься, кровать с мягким одеялком, в тепло которого Ада так сильно любила закутываться… Всё столь знакомое и одновременно с тем столь чужое. Почему? Очевидно же, что всем этим вещам не хватает самого главного — улыбки хозяйки по имени Ада Норин.

Пожалуй, мне было бы куда легче, если бы я всё-таки нашёл в себе силы и спустился в темницу поговорить с девушкой. Вот только я просто-напросто не мог решиться на такой подвиг. Глупо, конечно, однако виной всему было ничто иное, как паника. И, как бы странно это сейчас ни звучало, больше всего я боялся вовсе не того, что данная встреча может стать для нас с Адой последней. Изнутри меня съедал неописуемый страх найти в глазах девушки по отношению ко мне лишь ярую ненависть. Я боялся повстречать в подземелье совершенно другого, незнакомого мне человека. Боялся не того, что Ада могла предать меня, а того, что могла решить, будто это я предал её и, забыв обо всём, отказался.

Стук-стук.

Кто-то стучал в дверь и это меня весьма удивило, так как всем во дворце уже давно известно, что Аду взяли под стражу, а её маленькую служанку переселили в башню личной прислуги, дабы иметь возможность наблюдать круглосуточно (если бы я тогда не вмешался — непременно казнили бы). В общем, больше из интереса, чем вежливости, я крикнул «Да?» незваному гостью, приглашаятем самым войти.

— Так и думал, что смогу найти вас здесь, ваше величество.

На пороге стоял мой личный слуга и дорогой друг — Виктор Дван, что в связи с самочувствием уже какое-то время был вынужден оставаться в бессрочном и столь ненавистном отпуске. Поймав на себе мой удивлённый взгляд, Вик натянуто улыбнулся и пошкрябал дальше в глубь комнаты, придерживая при этом двумя руками место ранения из страха, что швы опять разойдутся. Самособой, я тотчас подбежал к Вику и, поставив возле него стул, предложил чуток передохнуть своему второму отцу. Тот с благодарностью кивнул и облегчённо потянулся к его мягкой сидушке.

— Что ты здесь делаешь, Вик? Разве тебе уже можно вставать? Я сейчас же вызову лекаря и прикажу сопроводить тебя в комнату.

— Не спешите, ваше величество. Во-первых, мне уже лучше, а, во-вторых, разве вы, также, как и я, не считаете, что сейчас есть проблема поважнее моего самочувствия?

— Ладно, — сдался я, отлично понимая, на что именно намекает мой собеседник. — Ты искал меня: зачем?

— Разумеется, для того чтобы узнать, что именно вы планируете со всем этим делать.

— Не знаю. Ничего не знаю. Думаю, единственный вариант — отменить ритуал, а всем недовольным просто пригрозить распр…

— Нельзя! — перебил Вик, видимо, не желая и думать о законченном варианте сей фразы. — Разве вы сами не понимаете, к чему приведут столь неосторожные действия? Уж простите за грубость, но я не хочу наблюдать за тем, как ещё один король умирает у меня на глазах.

— Да плевать на всё это! — длительное напряжение, наконец, дало о себе знать, и, неосознанно, я сорвался на крик. — Чем потерять эту девушку, я лучше сделаю своим врагом весь чёртов мир, отказывающийся её принимать!

— Успокойтесь, ваше величество, и лучше скажите…, — через пять секунд Вик продолжил. — По вашему мнению, каким будет завтрашний результат? Ада… Она виновна?

— Не знаю, — соврал я, ведь в ответе на этот вопрос уже давно перестал сомневаться. — А ты что думаешь?

— По правде говоря, я не хочу вообще что-то думать. Я просто хочу верить в вечно улыбающуюся, лучащуюся солнечным теплом девушку, что принесла столь много счастья в нашу мрачную крепость. В любом случае, вам следует поговорить с Адой, ваше величество. Сейчас. Больше откладывать некуда. Узнайте у неё всю правду и после этого решайте, что вам дороже здесь и сейчас.

— Вик, в этом-то всё и дело! Я хочу поговорить с ней, но не могу — слишком боюсь этого разговора.

— Почему? — по приподнятым вверх бровям можно было понять, что мой друг явно не ожидал столь крутого поворота событий.

— Потому что… Всё тело трясёт от одной только мысли, что могу потерять её окончательно. Я до чёртиков боясь услышать, как она говорит: «Ненавижу и отныне даже видеть тебя не желаю». Боюсь найти в её глазах, обращённых ко мне, не заботу и теплоту, а лишь лёд и ненависть.

До конца выслушав моё откровение, Вик погрузился в долгое, красноречивое молчание. Его брови насупились, а по глазам было сложно определить, думает он во сне или же спит наяву. В конце концов, Вик улыбнулся старческой, доброй улыбкой и накрыл мои руки своими.

— Ты её любишь, не так ли? — слава всему, вопрос был риторическим, и Вик продолжил говорить, не заострив на нём большого внимания (думаю, для столь проницательного эксиля, как он, ответ был более чем очевиден). — Сирил, мне кажется, ты можешь идти к Аде, не забивая себе голову столь явными глупостями: она никогда и ни за что не скажет тебе нечто подобное. К тому же, думаю, Ада сейчас в точности также мучается от мыслей, что это именно ты её ненавидишь. А ведь она не может прийти к тебе и узнать правду. Не забывай, о какой девушке мы говорим. Она сильнее многих эксилей, и, уверен, её не сломить чем-то подобным. Так что, Сирил… ты, случаем, никуда не торопишься?

— Да, — я сжал руки Вика и улыбнулся. — Прости, Вик, но я оставлю тебя ненадолго. Ты абсолютно прав: хуже всего сейчас вовсе не мне и вместо того, чтобы предаваться самобичеванию, я должен сделать всё возможное, дабы спасти девушку, которую так сильно люблю.

— Тогда… чего же ты ждёшь?

Распахнув окно, я вдохнул свежий ночной воздух и посмотрел вниз — на ту часть замка, где должно было располагаться королевское подземелье. Материализовал позади себя два чёрных крыла, покрыл тело перьями и выпорхнул в непроглядную темноту, готовую от каждого моего взмаха покрыться трещинами и разлететься по миру сотней звенящих осколков. После этого обернулся и посмотрел прямо на Вика. Следующую фразу сказал довольно-таки тихо, и теперь могу лишь догадываться о том, что означала лёгкая улыбка, осветившая лицо мужчины, за последние пару дней, постаревшего на многие годы.

— Спасибо… отец.

***

Когда решётка от тюремной камеры отъехала в сторону, как-то неосознанноя прикусил нижнюю губы и даже не обратил внимания на стекающую по подбородку тёплую каплю крови. Ада сидела на холодном полу босиком, в одном лишь тоненьком светло-голубом, местами порванном и вымазанном в грязи, платьице. От её запястий вверх тянулись толстые цепи, пресекающие всякие попытки устроиться поудобнее. Однако вовсе не это вызвало во мне необузданную волну гнева и злобы. Побои, синяки, местами засохшая кровь — всё её тело было покрыто ими с ног до головы. Девушка слегка дрожала во сне, пока тёплый пар вырывался из окоченевших в страшном холоде губ. Дьявол тебя побери, Лудо Девериус! В том, что её побои — твоих рук дело, мне даже не приходится сомневаться. Только ты мог позволить себе ударить парису самого короля. Я же приказал хорошо обращаться с ней, несмотря ни на что! Опять идёшь против меня? Мстишь ей за волосы? Или за то, что она человек, которого твой младший брат любит так сильно? Ну, ничего — в этот раз, братец, ничто не сойдёт тебе с рук просто так. Клянусь памятью о Гарольде Девериусе — нашем почившем отце.