Eurocon 2008. Убить Чужого - Сергей Лукьяненко

Всеслав помрачнел и двинулся вперед.

Выйдя на центральную площадь, он ничуть не удивился той картине, которую обнаружил. Революции везде и всегда одинаковы. Начиная с лозунгов добра и справедливости, они быстро устанавливают виселицы и гильотины. В этом мире столь сложное техническое устройство, как гильотина, изобрести еще не успели…

Всеслав вздохнул, покачал головой и, сопровождаемый настороженными взглядами трех дюжих охранников, облаченных в кожаные куртки, стальные шлемы и держащих щиты, на которых красовался девиз новой власти: «Наносить пользу и причинять добро», проследовал в кабачок, как обычно притаившийся на углу.

– Чего изволите?

– Арчаты… – негромко бросил он. Служанка тут же поскучнела. Посетитель, начинающий с безалкогольного напитка, не слишком перспективен… Но серебряный, подброшенный и тут же пойманный ловкой рукой, заметно поднял ее настроение. Это были все деньги Всеслава, да и те вручил ему Убол. От общества. За помощь в заготовке леса. Раны Всеслава затянулись еще к исходу первой недели, породив подозрительность селян. Всех, кроме Убола. Тот и сам не мог понять, почему этот чужеземец вызывает у него такое доверие. А дело было лишь в том, что только он один действительно знал Всеслава. Всем остальным не удалось даже научиться правильно произносить его имя. Они его звали Эслау. Косые взгляды селян он отвел, объяснив, что еще в утробе матери получил благословение святой девы-непорочницы Идары, к которой его мать совершила паломничество будучи беременной. Это объяснение хоть и не развеяло недоверие, но градус настороженности снизило сильно. Ибо было привычно. Новая власть существовала еще слишком недолго. И пока не успела пропустить массы молодежи через идеологические машины типа всеобщего среднего образования, университетов Лиги плюща, молодежных или партийных организаций либо призывной армии… А после того как он славно поработал на лесоповале, в одиночку таская бревна, которые из всех деревенских были под силу разве что Уболу, недовольство так и вообще сошло на нет. Наоборот, некоторые «справные хозяева» начали исподтишка заводить с ним разговор о своим дочерях, явно лелея мысль заполучить в хозяйство столь могучего работника…

– А скажи-ка, милая девушка, – заговорил он, когда служанка поставила перед ним запотевший, только что с ледника, стакан, – кто это вон там, на площади?

– Это-то… – лицо служанки брезгливо скривилось, – Гуг-насильник да двое его дружков – Грам и Агорб. Раньше по подворотням кошельки отбирали да девок насильничали, а теперь гляньте – власть.

Всеслав понимающе кивнул. Все верно. Революции нужны слуги, отринувшие всю прежнюю мораль. Либо… никогда ее не принимавшие. Эти не станут думать и рассуждать, а будут лишь повиноваться и действовать. Особенно если им прикажут творить то, что и раньше они проделывали с удовольствием. Правда, тогда это считалось преступлением…

– Понятно. Но я спрашивал не об этих… А о том, кто висит на виселице.

– Да кто ж его знает, госп… то есть соратник, – едва не оговорилась она. И тут же бросила на Всеслава испуганный взгляд. Но он ничем не выдал, что заметил ее прокол. – Их, почитай, тут кажную неделю вешают, – слегка успокоившись, поведала она. – Вообще удивительно, что ноне один висит. А то – сразу по пятерке.

– А в чем была его вина-то? Неужто не огласили?

– Так это… знамо дело – рыцарь, – равнодушно бросила она и, окинув его вопрошающим взглядом, не нужно ли еще чего, повернулась и двинулась к другому столику.

Всеслав сделал глоток арчаты и задумчиво уставился на виселицу. Пожалуй… этому миру надо было немного помочь. Тем более что до того, как Всеслав окончательно восстановится и сможет его покинуть, у него еще было некоторое время. Ну и… он обещал старику разобраться с его проблемой. А ни в этом, ни в каком ином мире не было человека, который мог бы сказать, что Всеслав не сдержал своего слова. Ибо истинный человек не способен ни на какую ложь…

– Эй, ты чего это делаешь?

Рев, раздавшийся за его спиной, прозвучал на пару мгновений позже, чем он рассчитывал. Однако такое отступление от расчетов не имело для его планов никакого значения. Поэтому Всеслав не обернулся, продолжая упорно резать веревку, на которой висело уже начавшее вонять мертвое тело. А чего еще ожидать? Трупный запах – запах любой революции…

– Эй, тебе говорят!

В этот момент труп с жутким грохотом рухнул на помост.

– Это вы мне, уважаемый? – произнес Всеслав, опуская руки с тупым обломком кухонного ножа, который получасом ранее потребовал и получил в кабачке. Причем демонстративно. Показав всем, кто в тот момент там находился, что собирается есть свиную отбивную ножом и вилкой.

В технологических мирах многие, кто считает себя историками, любят описывать, как пировала в своих замках знать – обжираясь жареной дичью, разрываемой сальными пальцами, и бросая под стол обглоданные кости. Забывая при этом, что именно знать и создала то, что впоследствии назвали хорошими манерами. Каковые лишь заметно позже переняли и все остальные… Как, впрочем, и то, что пиры знати были делом не слишком частым. Ибо в те времена считалось недопустимым кормить гостей дичью, не добытой лично. И царские, королевские, княжеские охоты были не только развлечением, но и заготовкой продуктов для пира. А также проверкой и тренировкой воинского мастерства и умения управляться с лошадью. Самыми главными занятиями той знати, чьим долгом, зафиксированным и в обете, даваемом как при посвящении в рыцари, так и при вступлении в права владетеля домена или престола, было защищать и оберегать. И она вполне справлялась с этим. Не требуя для сего миллионных армий…

Но здесь пока еще не забыли об этом. И потому уставились на Всеслава со смешанными чувствами. Кто с ужасом. Кто с интересом. А кто и со злорадством. Ибо в то, что среди обслуги и посетителей кабачка не найдется ни одного, кто не бросится к новым хозяевам с доносом, что в таком-то месте появился очередной благородный, который к тому же ведет себя крайне вызывающе, не верил никто.

Но до того момента, как в кабачке должна была появиться стража, все еще оставалось некоторое время. И Всеслав употребил его со всей возможной пользой. Во-первых, съел отличную отбивную, а во-вторых, из непринужденного разговора выяснил кое-что об устройстве нынешней власти…

После революции городом заправлял так называемый Комитет общественного благоденствия. Во главе с бывшим епископом. Что, впрочем, было вполне объяснимо. Никогда революции не совершаются там, где церковь и знать достойно исполняют свое предназначение. А вот там, где люди, властвующие по праву или по духу, мельчают и превращаются в обывателей, просто обладающих большими возможностями потакать своим страстям и мелким желаниям, там жди бури… Вот только ее плодами, как правило, пользуются самые хищные, злобные и беспринципные представители рода человеческого, как раз и выплывающие наверх вот в такие мутные времена.