Обстановочка (сборник) - Саша Чёрный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Колумбово яйцо
Дворник, охапку поленьев обрушившис грохотом на́ пол,Шибко и тяжко дыша, пот растирал по лицу.Из мышеловки за дверь вытряхая мышонка длякошек,Груз этих дров квартирант нервной спиной ощутил.
«Этот чужой человек с неизвестной фамильейи жизньюМне не отец и не сын – что ж он принес мнедрова?Правда, мороз на дворе, но ведь я о Петрене подумалИ не принес ему дров в дворницкий затхлыйвертеп».
Из мышеловки за дверь вытряхая мышонкадля кошек,Смутно искал он в душе старых напетых цитат:«Дворник, мол, создан для дров, а жилец естьобъект для услуги.Взять его в комнату жить? Дать ему галстуки «Речь»?»
Вдруг осенило его и, гордынею кроткой сияя,Сунул он в руку Петра новеньких двадцать монет,Тронул ногою дрова, благодарность с достоинствомпринялИ в мышеловку кусок свежего сала вложил.
<1911>Человек в бумажном воротничке
Занимается письмоводством.
Отметка в паспортеПозвольте представиться: Васин.Несложен и ясен, как дрозд.В России подобных орясин —Как в небе полуночном звезд.
С лица я не очень приятен:Нос толстый, усы – как порей,Большое количество пятенИ также немало угрей…
Но если постричься, побритьсяИ спрыснуться майским амбре —Любая не прочь бы влюбитьсяИ вместе пойти в кабаре.
К политике я равнодушен.Кадеты, эсдеки – к чему-с?Бухгалтеру буду послушенИ к Пасхе прибавки добьюсь.
На службе у нас лотереи…Люблю, но, увы, не везет:Раз выиграл баночку клею,В другой – перебитый фагот.
Слежу иногда за культурой:Бальмонт, например, и Дюма,Андреев… с такой шевелюрой —Мужчины большого ума!..
Видали меня на Литейном?Пейзаж! Перед каждым стекломТорчу по часам ротозейно:Манишечки, пряничный лом…
Тут мятный, там вяземский пряник,Здесь выпуски «Ужас таверн»,Там дивный фраже-подстаканникС русалкою в стиле модерн.
Зайдешь и возьмешь полендвицыИ кетовой (четверть) икры,Привяжешься к толстой девице,Проводишь, предложишь дары.
Чаек. Заведешь на гитареЧарующий вальс «На волнах»И глазом скользишь по Тамаре…Невредно-с! Удастся иль швах?
Частенько уходишь без толку:С идеями или глупа.На Невском бобры, треуголки,Чиновники, шубы… Толпа!
Нырнешь и потонешь бесследно.Ах, черт, сослуживец… «Балда!»– «Гуляешь?» – «Гуляю» – «Не вредно!»– «Со мною?» – «С тобою». – «Айда!»
<1911>Стилисты
На последние полушкиПокупая безделушки,Чтоб свалить их в ПетербургеВ ящик старого стола, —
У поддельных ваз этрусскихЯ нашел двух бравых русских,Зычно спорящих друг с другом,Тыча в бронзу пятерней:
«Эти вазы, милый Филя,Ионического стиля!»– «Брось, Петруша! Стиль дорийскийСлишком явно в них сквозит…»
Я взглянул: лицо у ФилиБыло пробкового стиля,А из галстука ПетрушиБил в глаза армейский стиль.
Лето 1910ФлоренцияСеверные сумерки
В небе полоски дешевых чернилСо сняты́м молоком вперемежку,Пес завалился в пустую тележкуИ спит. Дай, Господи, сил!
Черви на темных березах висятИ колышут устало хвостами.Мошки и тени дрожат над кустами.Как живописен вечерний мой сад!
Серым верблюдом стала изба.Стекла – как очи тифозного сфинкса.С видом с Марса упавшего принцаПот неприятия злобно стираю со лба…
Кто-то порывисто дышит в сарайную щель,Больная корова, а может быть, леший?Лужи блестят, как старцев-покойников плеши.Апрель? Неужели же это апрель?!
Вкруг огорода пьяный, беззубый забор.Там, где закат, узкая ниточка жёлчи.Страх всё растет, гигантский, дикий и волчий…В темной душе запутанный темный узор.
Умерли люди, скворцы и скоты.Воскреснут ли утром для криков и жвачки?Хочется стать у крыльца на карачкиИ завыть в глухонемые кусты…
Разбудишь деревню, молчи! ПрибегутС соломою в патлах из изб печенеги,Спросонья воткнут в тебя вилы с разбегаИ триста раз повернут…
Черным верблюдом стала изба.А в комнате пусто, а в комнате гулко.Но лампа разбудит все закоулки,И легче станет борьба.
Газетной бумагой закрою пропасть окна.Не буду смотреть на грязь небосвода!Извините меня, дорогая природа, —Сварю яиц, заварю толокна.
Апрель 1910ЗаозерьеРождение футуризма
Художник в парусиновых штанах,Однажды сев случайно на палитру,Вскочил и заметался впопыхах:«Где скипидар?! Давай – скорее вытру!»
Но, рассмотревши радужный каскад,Он в трансе творческой интуитивной дрожиИз парусины вырезал квадратИ… учредил салон «Ослиной кожи».
Весна 1912Трагедия
Я пришел к художнику Миноге —Он лежал на низенькой тахтеИ, задравши вверх босые ноги,Что-то мазал кистью на холсте.
Испугавшись, я спросил смущенно:«Что с тобой, maestro?[6] Болен? Пьян?»Но Минога гаркнул раздраженно,Гениально сплюнув на диван:
«Обыватель с заячьей душою!Я открыл в искусстве новый путь, —Я теперь пишу босой ногою…Всё, что было, – пошлость, ложь и муть.
Футуризм стал ясен всем прохожим.Дальше было некуда леветь…
Я нашел!» – и он, привстав над ложем,Ногу с кистью опустил, как плеть.
Подстеливши на пол покрывало,Я колено робко преклонилИ, косясь на лоб микрокефала,Умиленным шепотом спросил:
«О, Минога, друг мой, неужели? —Я себя ударил гулко в грудь. —Но, увы, чрез две иль три неделиНе состарится ль опять твой новый путь?»
И Минога тоном погребальнымПробурчал, вздыхая, как медведь:«Н-да-с… Извольте быть тут гениальным…Как же, к черту, дальше мне леветь?!»
Начало 1910-хСовременный Петрарка
Говорите ль вы о Шелли иль о ценах на дрова,У меня, как в карусели, томно никнет головаИ под смокингом налево жжет такой глухойтоской,Словно вы мне сжали сердце теплой матовойрукой…
Я застенчив, как мимоза, осторожен, как газель,И намека, в скромной позе, жду уж целых пятьнедель.Ошибиться так нетрудно – черт вас, женщин,разберет.И глаза невольно тухнут, стынут пальцы,вянет рот.
Но влачится час за часом, мутный голод всёострей, —Так сто лет еще без мяса настоишься у дверей.Я нашел такое средство – больше ждать я не хочу:Нынче в семь, звеня браслетом, эти строки вамвручу…
Ваши пальцы будут эхом, если вздрогнут,и листокЗабелеет в рысьем мехе у упругих ваших ног, —Я богат, как двадцать Крезов, я блажен, как царьДавид,Я прощу всем рецензентам сорок тысяч их обид!
Если ж с миною кассирши вы решитесь молчавстатьИ вернете эти вирши с равнодушным баллом «5»,Я шутил! Шутил – и только, отвергаю сладкийплен…Ведь фантазия поэта – как испанский гобелен!
Пафос мой мгновенно скиснет, а стихи… пошлюв журнал,Где наборщик их оттиснет под статьею«Наш развал»,Почтальон через неделю принесет мне гонорар,И напьюсь я, как под праздник напиваетсяшвейцар!..
<1922>«Безглазые глаза надменных дураков…»
Безглазые глаза надменных дураков,Куриный кодекс модных предрассудков.Рычание озлобленных ублюдковИ наглый лязг очередных оков…А рядом, словно окна в синий мир,Сверкают факелы безумного Искусства:Сияет правда, пламенеет чувство,И мысль справляет утонченный пир.
Любой пигмей, слепой, бескрылый крот,Вползает к Аполлону, как в пивную, —Нагнет, икая, голову тупуюИ сладостный нектар как пиво пьет.Изучен Дант до неоконченной строфы,Кишат концерты толпами прохожих,Бездарно и безрадостно похожих,Как несгораемые тусклые шкафы…
Вы, гении, живущие в веках,Чьи имена наборщик знает каждый,Заложники бессмертной вечной жажды,Скопившие всю боль в своих сердцах!Вы все – единой донкихотской расы,И ваши дерзкие, святые голосаВсё так же тщетно рвутся в небеса,И вновь, как встарь, вам рукоплещут папуасы…
<1921>Русское
«Руси есть веселие пити».